Лада Лузина - Выстрел в Опере

— Но ты никогда не обижал их при мне. Почему же сейчас? — спросила Маша без интереса. Просто чтобы расставить последние точки над «i».

— Потому что я люблю тебя.

Привычный ответ.

— Я тебя чувствую. И ты была готова убить ее в ту минуту.

— Я? Ну конечно… Это я! — странно улыбнулась экс-Киевица. — Это я, а не он, — сказала Ковалева подруге. — Я хотела убить тебя, знай это. Вы все — не виновны! Но я не могу никого убить, никого…

— Лучше бы ты могла, — скрипнул зубами Мир. — Лучше бы ты перемолола мою душу! И освободила меня. Я устал…

Маша подняла руку, щелкнула пальцами.

Картинка за окном не изменилась.

Та же Царская площадь, тот же фонтан, та же гостиница. Они ели там расстегайчиков с трюфелями, и ей было с ним так спокойно, так безопасно.

«Я виновна в его смерти. И в том, что он не может умереть».

«Я виновна во всем».

— Мир. — Маша прикрыла глаза. — Прости. Я не могу. У меня не хватит сил. Я — не Киевица.

— Я устал. Я устал ненавидеть! Я устал тебя любить! — крикнул он.

— Мир, не заставляй меня умирать, — попросила она. — Ты знаешь, другого способа нет. Если ты не можешь не убить Катю и Дашу… Если я не могу убить тебя. Остается одно.

«Думаешь, Бог тоже думает так? Пусть вот умрет Маша, но зато выживут Катя и Даша?»

«Да».

— Лучше бы ты убила меня. Лучше бы ты совершила зло! Лучше бы ты не была такой доброй!

— Я больше не буду, — сказала Маша. — Больше не буду.

Она вышла на улицу.

Мальчишка продавал газеты. Маша купила «Кiевлянинъ». Она не знала зачем.

А потом поняла.

На последней странице была статья.

Над ней поместилась:

Изящная новость! Всякая дама может иметь идеальный бюст. Наши пилюли и порошок «Белла Форма» дадут Вам полный бюст, красивую шею и полныя округленныя плечи.

Под ней:

Самокрасящия гребенки «ФОР» красят волоса в любой несмываемый цвет, после чего их можно гофрировать, завивать и пр.

Гребенки совершенно безвредны.

Статья посредине гласила:

Доктор Булгаков рекомендует!

Пришла зима. Дом накрыло шапкой белого генерала.

В эту пору года особая опасность для таких заболеваний, как…

Ей было незачем жить.

Горе похоже на опьянение. Ты смотришь на мир словно сквозь слой воды. И голова нездорова. И режет глаза (слезы тоже вода).

Жить неуютно, неправильно…

— Машин почерк дрожал. Буквы в отчаянии метались по строчкам.

А правильно не получается.

Добро и зло слишком слиты воедино. Независимость Украины — добро, но она была невозможна без зла — смерти 50 миллионов. Книги Булгакова — добро, но они стали невозможны без зла — революции. Жертва Христа — добро, но разве она была возможна без зла — предательства Иуды? По одной из легенд, князь Владимир изнасиловал дочь царя Корсуни и ослеп, в наказанье за грех. Раскаялся и принял христианство.

Причиняя добро, ты всегда причиняешь и зло, и невозможно совершить добра, не причиняя зла.

И людей спасает лишь их слепота. То, что этот выбор не зависит от нас. Ибо ни один из нас не в силах выбрать между изнасилованием и христианством, не сойдя с ума…

А нам пришлось сделать такой выбор. И он оказался слишком тяжелым.

Для меня.

Я его не потянула.

P. S. То, что я совершаю, — зло. Но я не вижу другого способа сделать добро.

Маша положила записку на стол. Вышла за дверь.

Горе похоже на сон, когда каждый твой жест, каждая мелочь приобретает значение.

И протягивая руку к механическому звонку с надписью «Прошу повернуть», Маша ощущала величие и смысл своего поступка.

— Ждала, — приветствовала ее Наследница Ольга. — Я предсказывала вам: очень скоро вы закончите, как моя сестра.

— А что случилось с вашей сестрой? — спросила гостья.

— Она нашла формулу Бога. И воспользовалась ею. И ощутила себя в его шкуре… Но до чего же вы слабы.

— Слаба? — эхом откликнулась Маша.

— Что вы потеряли? Малость. Родителей. Мужчину, с которым вы могли бы еще повстречаться. Ребенка. Подруг… — Слова слетали с ее губ, как легкий и невесомый пух. — Ах да, я запамятовала. Любимого писателя.

— Слепоту, — сказала экс-Киевица. — Я признаю: зло — это добро.

— Признайте: воистину это была самая бескровная из всех революций, — усмехнулась Наследница. — Моей сестре пришлось куда тяжелей. Ей пришлось принять, что добро — это зло. Я сказала вам, она не желала крови, не желала женских свобод. Это так. И все же я вам солгала. Она знала, что подарит свободу слепым и зальет Землю кровью… Иначе нельзя. Но, совершив это, она не нашла в себе сил принять цену такого добра.

— В чем же добро? — уныло спросила Маша.

— В том, что вы Трое родитесь на свет. И, примирив два непримиримых числа, остановите войну между Землею и Небом, длящуюся со времен грехопаденья Земли.

— Это утопия, — с горечью произнесла гостья. — Я не представляю, как такое возможно.

— Я тоже, — кивнула Наследница. — Проходите. Чего ж мы стоим на пороге.

Маша зашла в просторную квартиру.

— Подождите немного…

Ольга Сил овна скрылась за занавесью, отделявшей гостиную от смежной комнаты.

На занавеске был вышит древнерусский орнамент. Но и орнамент, и каменный жернов в углу, и деревянный трон, и прялка с куделью внезапно показались пришедшей декорациями.

На скамье лежал растрепанный журнал. Альманах «Земля». 1917 год.

Маша открыла его. Внутри прописались две повести — «Записки курносого Мефистофеля» Винниченко и «Каждое желание» Куприна. Позже писатель переименовал «желанья» в «Звезду Соломона».

Она никогда не читала повесть.

Но с первых страниц повествование показалось странно знакомым. Похожим…

Не на «Мастера и Маргариту». На жизнь!

«Я хочу, чтобы добро было без зла. Чтобы люди не убивали друг друга. И животных. И дети не были злыми», — сказала она.

«В общем, рай», — сказал Демон.

Очень похоже…

К глупому герою, единственное желанье которого — чтобы все-все-все были счастливы:

«И чтобы мы с вами все там жили… в простоте, дружбе и веселости… Никто бы не ссорился… Детей чтобы был полон весь сад… и чтобы все мы очень хорошо пели. И труд был наслаждением…»

«Словом — рай, — сказал Световидов».

К до глупости положительному герою приходит черт или дьявол — Мефодий Исаевич Тоффель.

Он объявляет ему, что тот получил наследство, и тот получает книгу с непонятными формулами.