Робин Хобб - Драконья гавань

Они сверкали медью и серебром, лежа бок о бок на песчаном берегу. Оба отдыхали, вытянувшись и полностью расслабившись. У Седрика ныла спина и саднили руки от усилий, зато Релпда сияла, словно новенькая медная монета. Она снова начала расти, он был уверен. И шея, и хвост вытянулись и сделались изящнее, а крылья становились все сильнее. Рядом с нею крепко спал Плевок, только ребра мерно вздымались и опадали. Седрик взглянул на Хеби, выписывавшую круги в поднебесье, и тут же драконица сложила крылья, плотно прижав к телу, и нырнула вниз. На миг Седрика охватила острая зависть. Затем он посмотрел на Релпду, и зависть отступила. Всему свое время. Уже скоро солнечный свет заиграет и на раскинутых в полете медных крыльях. Ну а пока что с него довольно и того, что она крепко спит.

— Никогда не видел ничего столь же прекрасного, как чистая Релпда. Ее блеск ни с чем не сравнится.

Седрик сидел на берегу. В паре шагов от него, у кромки воды, Карсон медленно выпрямился, стряхивая воду с рук. Они оба большую часть дня ухаживали за драконами. На заре Карсон сходил на охоту и вернулся с оленем. Драконы были не в восторге от того, что добычей придется делиться, но он настоял. Пока они ели, оба умудрились перепачкаться кровью с головы до пят, и тогда уже Седрик настоял на хорошем купании для обоих. Закончив работу, Карсон сбросил рубаху и пошел отмывать в реке руки.

Он подошел к Седрику, на ходу вытираясь снятой одеждой. Теперь чешуйки на его руках поблескивали серебром, а на темных волосах на груди и предплечьях сверкали капли воды. Охотник улыбался.

— Ну, вообще-то, я видал кое-что не менее прекрасное, мой медный друг.

Он швырнул рубашку наземь и присел на песок рядом с Седриком. Провел пальцем вдоль полоски чешуи на обнаженной спине юноши. Седрик вздрогнул от восторга, а Карсон обнял его и привлек к себе.

— Давай поспим, пока они тоже спят, — предложил Карсон, положив подбородок на макушку любовника. — А когда проснемся, я возьму тебя на охоту.

— Но я не умею охотиться, — признался Седрик.

— Потому я и буду тебя учить, — пояснил охотник.

Он говорил, а юноша ощущал, как слова гулкой дрожью отдаются у него в груди.

— Звучит похоже на работу, — пожаловался Седрик. — Грязную, кровавую работу. А что, если я не хочу этому учиться?

— Ох уж эти ленивые удачнинские мальчишки! — посетовал Карсон.

Он откинулся на нагретый песок, увлекая за собой Седрика. Одной рукой он прикрыл от солнца глаза, а свободную ладонь подложил под затылок Седрика, нежно запустив пальцы ему в волосы. Охотник вздохнул.

— Наверное, тогда придется придумать, чему еще я могу тебя научить.

Седрик вздохнул в ответ. Он перехватил руку Карсона, поднес к губам и поцеловал ладонь.

— Вот это может и сработать, — согласился он.

Тимара сидела на краю лужайки, где уже начинался береговой обрыв. Место было удивительное. У нее за спиной раскинулся слегка покатый, просторный и сухой луг, поросший высокой зеленой травой. А затем он вдруг резко обрывался, земля круто уходила вниз, и уже там начинался песчаный, каменистый берег. Прежде Тимара подобного места не могла даже вообразить. Было так приятно сидеть на краю луга, болтая ногами над обрывом. Солнце согревало кожу, облегчая ноющую боль в спине. Девушка закрыла глаза и подставила лицо лучам. Тепло. Свет и тепло теперь особенно ее радовали. Она знала, что они ускоряют ее перемены. Теперь она чувствовала их так же отчетливо, как некогда ощущала режущиеся зубы. Не лишенная приятности боль. Тимара повела плечами, и ее сложенные крылья задели накинутую поверх рубаху. Сильве помогла сделать и обметать прорези в ткани, но Тимаре было неловко выставлять крылья на всеобщее обозрение. Чаще всего она держала их под одеждой. Все вокруг, твердила она себе, знают о том, что у нее есть крылья. Порой ей казалось глупым их скрывать.

С другой стороны, думала она, все знают и о том, что у нее есть грудь. Но она же ее прикрывает. Тимара чуть улыбнулась такому сравнению. Мальчишек, похоже, крайне занимало и то, и другое.

Тимара услышала шорох шагов по траве за миг до того, как он присел рядом с нею.

— Чему это ты улыбаешься?

— Да так, ничему, — отмахнулась Тимара, открыла глаза и повернулась к Татсу лицом. — Чем занимался?

— Учил Дэвви ухаживать за Кало. Ну и здоровенный у него дракон.

— А Фенте не возражает, что ты чистишь Кало?

Татс печально усмехнулся.

— Куда меньше, чем Лектер. В итоге мне пришлось отвести его в сторонку и прямо объяснить, что у него нет поводов для ревности. Я просто помогаю Дэвви с драконом. Сам Дэвви в этом смысле меня ничуть не интересует.

Тимара невольно заулыбалась в ответ. В последнее время общаться с Татсом стало чуточку проще. Ей даже казалось, что они снова стали друзьями, какими были в Трехоге. И сейчас она беззастенчиво рассматривала его, оценивая, сколько прибавилось чешуи.

— Фенте быстро тебя перерождает, — заметила она.

Драконица не стала воспроизводить в хранителе собственный зеленый цвет, вместо того выбрав бронзовый с черным. Чешуйки на Татсе были мелкие, едва заметные. Фенте подвела глаза Татса черным и придала коже бронзовый оттенок. Волосы и брови она сохранила. Тимара поймала себя на том, что одобрительно кивает решению Фенте. Большинство драконов, похоже, меняло хранителей по собственному образу и подобию. Фенте же предпочла оставить Татса почти таким же, каким он был, вплоть до того, что вернула цвет бледнеющим рабским татуировкам на лице.

— Она говорит, это все тепло здешнего солнца и свет. А как насчет тебя? Синтара продолжает тебя менять?

— Я продолжаю меняться, — просто ответила Тимара.

Несмотря на ту стычку на реке, между ними так ничего и не решилось. Иногда это казалось ей самым удивительным из всего происходящего. Другие хранители никогда не ссорились со своими драконами. Драконы редко повышали на них голос — у них просто не было повода. Хранители понимали, что находятся под воздействием чар, но это их не беспокоило. У них с Синтарой все было иначе. Они прямо высказывали друг другу все, что думают, и Тимару это вовсе не огорчало. С той последней бурной ссоры их отношения никак не переменились. Тимара ухаживала за драконицей, приносила ей добычу, если охота оказывалась удачной. Она восхищалась красотой Синтары точно так же, как наслаждалась бы жизнью в прекрасном доме или как некогда радовалась картинам и музыке соседей по Сверчковым Домикам. Но она не путала прекрасный облик с самой драконицей.

— Ты что-то притихла, — осторожно заметил Татс.

— Задумалась. Вот и все.

— Ты в последнее время много думаешь.

— Верно. Но мне не кажется, что это так уж плохо.

— Я вовсе не имел этого в виду.