Дэннис Фун - Вольный странник

— Она обо всех нас заботится, — проговорила женщина. — Наша Стоув — наш ангел-хранитель.

Стоув нечего было ей сказать. Девочка покорно села на красный детский стульчик, который предложила ей женщина.

— Ты, наверное, голодна. — Женщина вынула из ящика небольшую коробочку и достала из нее что-то, обернутое в тряпочку. Развернув ее, она протянула Стоув кусочек печенья с шоколадом. — Я хранила это для тебя.

Стоув, не говоря ни слова, уставилась на лакомство в ее руке.

— Ешь, это очень вкусно.

Девочка откусила маленький кусочек. Печенье было старым и черствым. Она вытерла с языка его крошки.

— Если ты останешься со мной, я каждый день буду тебе давать такое лакомство. Ты можешь стать моей маленькой девочкой. Обещаю тебе, я не буду тебя продавать.

Стоув уронила печенье на пол и встала со стула. Женщина подняла его и стряхнула с него пыль.

— Моя маленькая девочка всегда съедала все печенье, она вообще все доедала. Она так много ела, что мы потеряли жилье. Я очень рада, что ты много не ешь. — На глаза ее навернулись слезы, и она протянула руки к Стоув. — Обещаю, я буду любить тебя лучше.

Девочка оттолкнула от себя безумную женщину, которая свалилась на коврик с куклами, и выбежала за дверь. Снова очутившись на улице, она увидела, что ее там поджидали другие нищие бездомные с таким видом, будто каждому хотелось урвать себе от нее кусочек.

— Девочка, — кричали они. — Девочка!

Каждый из них мечтал ее продать, чтобы ее разрезали на части и скормили ненасытной утробе Города. Всего несколько часов назад ей достаточно было только пожелать, чтобы это место расчистили, и тогда всех этих бродяг стерли бы с лица земли. Это было бы так просто — стоило ей захотеть, и от них не осталось бы следа. Но это было раньше. А теперь она хотела лишь одного — как можно скорее исчезнуть отсюда.

В этот момент Стоув почувствовала знакомый запах автомобильного масла. В следующее мгновение она определила, откуда он исходит. Запах привел ее к забранному металлической сеткой забору, за которым стояло несколько официальных легковых машин и грузовиков, принадлежащих Мегаполису, причем их всех, как ей показалось, должны были ремонтировать. На вывеске было написано: «ТЕХНИЧЕСКОЕ ОБСЛУЖИВАНИЕ АВТОМОБИЛЕЙ». По верху забора проходила острая как бритва проволока, а широкие ворота были заперты на тяжелый висячий замок. Вдали слышался нараставший вой сирен. У нее оставалось совсем мало времени. Стараясь дышать глубже, она шла вдоль забора, пока не заметила то, что искала, — небольшое углубление под оградой, достаточное, чтобы сквозь него проползти на территорию. Не ощущая присутствия там людей, девочка легла на землю и благополучно проползла под забором в гараж.

Она подумала, что сможет провести ночь в кузове какого-нибудь фургона. Сирены выли все сильнее. Девочка внимательно осматривала одну машину за другой и тут увидела — белый фургон с гигантским языком, лизавшим мороженое в стаканчике. Она нажала на ручку двери крытого кузова. Дверь оказалась незапертой.

Закрыв за собой дверь, она оглядела свое новое убежище. Его вид пробудил в ней воспоминания, которые нельзя было назвать совсем уж неприятными. Ближе к кабине располагались сиденья, а напротив стоял длинный невысокий шкафчик, полный подушек, одеял, всяких закусок и лакомств. А еще там стоял небольшой холодильник.

Неужели и он был полон? Стоув открыла его, заглянула внутрь и широко улыбнулась — там было полно мороженого. Она взяла одно, развернула обертку и откусила кусочек. Мороженое оказалось клубничным.

В тусклом желтоватом свете Гюнтер Номер Шесть, казалось, был окружен зыбким ореолом. Он катил перед собой тележку по старым туннелям городских водостоков, проходивших в гигантских бетонных трубах, достаточно просторных, чтобы по ним свободно могла двигаться их небольшая процессия. Эти подземные артерии были давным-давно заброшены, о них уже все позабыли, кроме гюнтеров, которые ими пользовались. Правда, первые несколько сотен шагов по древней канализационной системе дались им нелегко — они испытывали невыразимое омерзение от зловонных испарений сточных вод. Некоторых от этого смрада даже вырвало. Но довольно скоро их провели через скрытый от посторонних взглядов проход, и всем стало гораздо легче, потому что шли они уже по сухому подземелью, где вони не чувствовалось.

— Почему мы все-таки не вступили в схватку? — удрученно спросила Талия.

— Там не свара кухонная заварилась, моя лапушка, — ответил ей Камьяр.

— Да уж, заварушка приключилась в самом центре Города, и очень обидно, что обошлись без нас.

Межан вздохнула, явно пытаясь выразить несогласие с подругой.

— Тебе любой предлог сгодится, лишь бы хоть нескольких клириков замочить.

— Да, и если она не возьмет себя в руки, рано или поздно кто-то из них и сам ее на тот свет отправит, — поддержал Камьяр.

— Тихо, Шана, не нервничай, — успокаивал Доббс тянувшую повозку лошадку. Громкие голоса и замкнутое пространство выбили ее из колеи.

Вдруг Доббс настороженно взглянул на остальных, и все смолкли.

Роун, слегка расслабившись, шел между Лампи и Мабатан, погрузившись в невеселые размышления. Он постоянно возвращался мысленно к каждому мгновению встречи со Стоув, и его, как в вязкую трясину, затягивали печаль и раскаяние. Его очень насторожил и напугал ее маниакальный, до смерти испуганный взгляд, явственная боль в голосе, когда она шептала его имя, и то, как сильно от нее разило снадобьем. Сколько она его, интересно, принимала? Не должен он был отдавать ей куклу, она все перевернула в ее душе, напомнила тот жуткий день, навсегда поломавший их жизнь. Он все время возвращался в памяти к тому моменту, когда передавал ей игрушку, вспоминая каждую деталь реакции Стоув. На личике ее в тот момент отразилась целая гамма противоречивых чувств — ненависть, испуг, печаль. Еще он почувствовал любовь и томление, но эти чувства, как он понял, сестра тут же попыталась подавить. Она ненавидела его так же сильно, как любила, думая, что он предал, бросил ее. А в чем-то она, возможно, ему даже завидовала. Но в чем? Он вновь и вновь прокручивал в памяти и подробно анализировал каждый миг встречи, каждый оттенок окативших его волной чувств сестры. Она могла завидовать тому, каким он стал, потому что ненавидела себя за то, во что превратилась сама. В чудовище.

— Они повредили твоей сестре рассудок, — сказала Мабатан.

Роун будто стряхнул с себя оцепенение.