Оливер Боуден - Возрождение

– Тамплиеры утратили христианство, когда занялись банковским делом, – спокойно произнес он. – Разве ты не слышал собственных проповедей? «Вы не можете служить одновременно Богу и Маммоне!» Но у тебя есть шанс искупить свои грехи. Скажи – где Якопо?

Сальвиати посмотрел на Эцио с пренебрежением.

– Тебе никогда не найти его!

Эцио осторожно, но твердо провел клинком по шее противника, выпуская немного крови.

– Ты еще можешь сделать правильный выбор, архиепископ.

– Мы встречаемся по ночам, а теперь делай то, зачем пришел!

– Значит, вы крадетесь, как убийцы, под покровом темноты. Спасибо за это. Я спрошиваю еще раз. Где?

– Отец Понимания знает, то, что я делаю сейчас, послужит великому благу, – холодно отозвался Сальвиати, а потом внезапно обхватил рукоять клинка Эцио обеими руками и вонзил в свое горло.

– Скажи! – закричал Эцио.

Но архиепископ, захлебываясь, упал, его великолепная желто-белая мантия окрасилась кровью.

Прошло несколько месяцев, прежде чем Эцио получил известия о заговорщиках, которых так ждал. Все это время он вместе с Марио разрабатывал план по захвату Сан-Джиминьяно и освобождению народа от жестокого гнета тамплиеров, которые помнили прошлую ошибку и теперь держали город железной хваткой. Зная, что тамплиеры тоже разыскивают пропавшие страницы Кодекса, Эцио пытался отыскать их самостоятельно, но безрезультатно. Страницы, уже добытые ассасинами, оставались спрятаны под надежной защитой Марио, ибо без них секрет Кредо оставался недосягаемым для тамплиеров.

Потом, в один прекрасный день, в Монтериджони прибыл курьер из Флоренции с письмом от Леонардо для Эцио. Зная привычки своего друга, который будучи левшой писал задом наперед, Эцио потянулся за зеркалом. Хотя для большинства талантливых читателей, незнакомых с Леонардо, его паучьи закорючки были слишком сложны, чтобы расшифровать их. Эцио сломал печать и с нетерпением прочитал послание, чувствуя, как с каждой строчкой в сердце поднимается радость.

Благородный Эцио,

Герцог Лоренцо попросил меня отправить тебе известия о Бернардо Барончелли! Оказывается, что он взял корабль до Венеции, и оттуда тайно проделал путь, инкогнито, ко двору оттоманского султана в Константинополе, планируя найти там убежище. Но он ни разу не был в Венеции, и не мог знать, что венецианцы подписали мирный договор с турками – они даже послали своего второго лучшего художника, Джентиле Беллини, нарисовать портрет Султана Мехмеда. Так что когда Барончелли прибыл туда, и его личность была установлена, он был немедленно арестован.

Конечно, ты уже представил письма, что летают между Блистательной Портой и Венецией. Но венецианцы так же и наши союзники, – по крайней мере, сейчас, – а Герцог Лоренцо весьма искусен в дипломатии. Барончелли в цепях отправили обратно во Флоренцию, и здесь его ждал допрос. Но он оказался слишком упрямым, глупым или храбрым, я уж не знаю, и стойко выдержал пытку и раскаленные добела щипцы, и порки, и даже крыс, грызших его ноги, сообщив нам только то, что заговорщики встречаются по ночам в старой подземной часовне под Санта Мария Новелла. Поиски, конечно, велись, но они ничего не дали. Барончелли был повешен. Я сделал довольно хороший набросок его казни, который покажу тебе, когда мы снова встретимся. Я думаю, что он, анатомически говоря, довольно точен.

Твой верный друг

Леонардо да Винчи.

– Хорошо, что этот человек мертв, – проговорил Марио, когда Эцио показал ему письмо. – Он был из тех, кто спокойно продаст родную мать. Но, увы, это нисколько не приближает нас ни к раскрытию дальнейших планов тамплиеров, ни к выяснению местонахождения Якопо.

Эцио нашел время, чтобы навестить мать и сестру, которые по-прежнему находились в спокойствии монастыря под заботливым присмотром аббатисы. Как он с грустью увидел, Мария сумела восстановиться на столько, на сколько вообще могла. Ее волосы преждевременно поседели, а в уголках глаз появились тонкие линии морщинок, но она достигла внутреннего покоя. И о мертвых муже и сыновьях она говорила с нежностью и гордостью. Но небольшая коробка из грушевого дерева Петруччо, наполненная орлиными перьями, которую она хранила на столике возле кровати, все еще заставляла ее глаза наполняться слезами. Что же до Клаудии – она стала послушницей. И хотя Эцио выразил сожаление о том, что ее красота и дух пропадают зря, он признал, что в лице сестры появился свет, который и заставил его примириться с её решением. И он был счастлив за неё. Он приехал к ним еще раз на Рождество, а с Нового Года заново начал тренировки, хотя внутренне кипел от нетерпения. Чтобы сдержать племянника, Марио назначил его командующим замка, и Эцио неустанно рассылал шпионов и разведчиков по всем уголкам страны в поисках сведений, которые были ему необходимы.

В конце концов, известия были получены. Однажды утром в конце весны Гамбальто появился в дверях кабинета, где разговаривали Эцио и Марио. Глаза его сверкали.

– Синьоры! Мы нашли Стефано де Баньоне! Он укрылся в аббатстве Асмодео, всего в нескольких лигах к югу. Всё это время он был у нас под носом!

– Они держатся стаей, как псы! – огрызнулся Марио. Его грубые мозолистые пальцы быстро проложили маршрут по карте, лежащей перед ним. Он взглянул на Эцио. – Но Баньоне – цепной пес. Он секретарь Якопо! Если мы ничего не выбьем из него..!

Но Эцио уже не слушал, отдавая приказ седлать лошадей и готовиться к выезду. Не теряя времени, он пошел в свои комнаты и вооружился, выбрав на этот раз отравленный клинок. По совету доктора Монтериджони, он заменил яд Леонардо на перегонку болиголова с беленой, и теперь сосуд для яда в рукояти был полон. Он решил с осторожностью использовать отравленный клинок, так как всегда был риск самому получить смертельную дозу. Именно по этой причине, – и потому, что его пальцы были покрыты мелкими шрамами, – теперь при использовании любого из клинков он надевал мягкие, но толстые кожаные перчатки.

Аббатство находилось близ Монтичиано, чей древний замок возвышался над небольшим городом на холме. Оно было построено в солнечной низине пологого склона, заросшего кипарисами. Здание было довольно новым, возможно, не старше сотни лет, и возведено из дорогого желтого привозного песчаника вокруг огромного внутреннего двора с церковью в центре. Врата были широко распахнуты, и монахи аббатства, по давно заведенной традиции, работали в полях и садах, разбитых вокруг, или на виноградниках, растущих выше по склону. Монастырское вино, производимое в аббатстве, было широко известно, и поставлялось даже в Париж.

Часть подготовки Эцио заключалась в том, чтобы узнать привычки монахов как свои собственные. Поэтому, оставив лошадь на попечение конюха в гостинице, где он взял комнату под видом курьера, он переоделся, прежде чем отправиться в аббатство.