Денис Шулепов - Кошмарный принц

Див был зол, но он был и истощен. Ему нужны были эмоции, а самые сильные по энергетике эмоции вызывал страх и выброс адреналина. Это-то и нужно, нужна пища. И в сложившейся ситуации Див мог довольствоваться только теми людьми, с кем мальчишка вступит в контакт более чем на пять минут. Однако лучше, чем ничего.

Мальчишка намеревался встретиться с одним из его лучших друзей.

— Ты где пропадал? — спросил друг.

— Лёша, где я был, там меня уже нет! — ответил Егор.

— В школе класснуха уже заколебала спрашивать: «Где Егор, где Егор?». Как будто если мы друзья, то я обязан знать, где ты пропал. Кстати, она домой тебе звонила…

— Фиг с ней.

— Завтра появишься?

— Ага. — И на этом тема была исчерпана.

Див почуял, как мальчишка умышленно, но неосознанно подавлял любопытство приятеля и справился довольно-таки неплохо, хотя мог вообще избавить себя от вопросов. Возможно, подсознательно ему хотелось рассказать. Скорее всего. Див нацелился на приятеля и без труда настроился на его энергетическое поле… как радиоприёмник на частоту волны (побывав в теле мальчишки, Див перенял всю информацию, которой тот владел и теперь старался ассоциировать себя в новом времени, идти в ногу с ним). Приятель мальчишки легко поддался влиянию, и Див уже знал, как напугать его. Подсознание друга Егора было заражено. «Я — вирус в совершенном компьютере, называемым человеческий мозг», — продумал на современный лад Див и остался доволен: сравнение звучало комплементом.

Див не спешил, он набирался сил, но и бездействовать не желал.

Дети расстались по меркам детского времени поздним вечером.

Лёше нужно было пройти пару дворов, прежде чем оказаться дома. Дворы обезлюдели. Фонари и свет из окон освещали улицу.

Мальчик зашёл в арку, соединяющую дворы. Арка являлась самым тёмным местом, и, когда на выходе появилась фигура, мальчик испугался. И испуг стал первой порцией инфернального голода Дива. Мальчик шестым чувством узнал человека. Старшеклассник с дурацкой кличкой Кирпич — потому как физиономией не вышел — шёл к мальчику. Мальчик собрался наутёк, но на плечи его упали две здоровые ладони. Он заорал. А Кирпич подбежал и со всего маху врезал ему по диафрагме. Трое били мальчика, пока тот не лишился чувств.

Крик ребёнка не остался незамеченным, его услышал мужчина, выгуливающий овчарку с парализованными задними лапами. Он выводил питомца всегда позднее остальных собачников, оберегая, как сам утверждал, психику своего Джульбарса, чтобы Джульбарс не пытался бежать за палкой или резвиться в веселой игре других собак. Мужчина оставил свою овчарку и поспешил к арке. Там он увидел мальчика, корчившегося в странных конвульсиях на асфальте. Мужчина подумал, что у ребёнка эпилептический припадок и вызвал по мобильнику «Скорую помощь», потом склонился над мальчиком, но стоило ему протянуть руки, как мальчик затих. Мужчина сообразил, что тот без сознания и расстегнул ворот его рубашки, потом отвесил ребёнку несколько оплеух, только эффекта оплеухи не возымели. Обморок был глубоким. Мужчина поднял мальчика на руки и отнёс на ближайшую скамейку.

Приехала «Скорая», мальчика увезли. Врачи не смогли привести ребенка в чувство и глубокий обморок перерос в кому, причины которой были совершенно не понятны. Врачи развели руками, пытаясь размытыми фразами специальной терминологии успокоить истерику несчастных родителей.

Див ликовал. Он надеялся, что завтра, узнав о случившемся, мальчишка Егор не заподозрит неладное. Мальчишка не осведомлён в тонкостях магии, чтобы в его голове так сразу зародились первые подозрения, но и не глуп, чтобы не догадаться вскоре. Потому придётся набираться сил с постоянной оглядкой на мальчишку-хозяина. Дива бесило это. Он, могущественный демон тьмы, ограничен властью ничтожного человечка! Как постыдно! Единожды попавшись в магическую закрепь, нелегко обрести свободу. И уже не кажется утешением, что чернокнижник Иван в конечном итоге лишился рассудка и попал под силу мрачных снов, посылаемых ему Дивом. Сны царю представлялись вещими, они внушали ему всевозможные заговоры и предательства среди своих придворных и челяди.

Завтра мальчишка идёт в школу…

Всё тело окостенело. Особенно ныли ноги и шея. О скрюченных артритом пальцах вообще речь не велась. Если раньше Виктор Ильич и задумывался над выражением «как разбитое корыто», пытаясь представить ощущения, то отныне знал, что значит быть разбитым корытом. Увидев себя сейчас в зеркале, он не ручался, что не испугался бы отражения. А ещё жажда, от которой кряхтел и не мог откашляться, будто слузгал кило пережаренных семечек. Виктор Ильич сомневался, что эту жажду можно утолить водой. Чем угодно, но не водой. И не квасом, и не кока-колой… Почему, почему мысль о выпивке преследует? Почему не оставит в покое? Ужели так хочется выпить? Нет, ведь. Одна мысль вызывает тошноту. Тогда что? Что с ним? Он же никогда так не тяготел к спиртному! Словно запретный плод, о котором наперёд знаешь, что он червив, а то и отравлен, но тянешься, тянешься, как полный болван, чтобы хапнуть и вгрызться в гнилую червоточину. Жуть… И ведь знаешь, что придёт момент, когда не сможешь устоять и бросишься сломя голову за бутылкой. Знаешь… поделать вот только ничего не можешь, ничегошеньки! Виктор Ильич нутром чувствовал: сдаются позиции. Он никогда не думал, что способен быть таким мягкотелым и беспомощно-бесхребетным.

Порицание себя толку не дало.

Смотритель поскорее схватился за ручку, чтобы пусть ненадолго, но отсрочить безумие возникшей (извне или исподволь?) алкогольной зависимости. Становилось страшно.

Теперь «отключка» представлялась благом.

Возможно, этого стол и добивался. Только Виктору Ильичу было плевать, он забыл про ноющие конечности, про «кроличьи» глаза и про окостенелость всего тела. Он постарался забыться, и «отключка» стала подмогой.

У Егора были школьные враги, и главным среди них считался Кирпич. Этот тринадцатилетний бугай-пятиклассник терроризировал не один младший класс. Огромным плюсом после «перепрыгивания» из третьего класса в пятый и перетасовки учеников согласно общим оценкам по классам «а», «б», «в» и «г» Егору казалось то, что он попал в класс «а», а не в класс «в», в котором коротал время второгодник со стажем Кирпич. Огромный же минус — это то, что как раз большинство его лучших друзей оказалось в класс «в». И часть их попала под пагубное влияние Кирпича, став его «шестерками». Егор с детского сада умел вокруг себя собирать ватагу ребят, которые, независимо от вида игры всегда стремились быть на стороне Егора. Егор был лидером, но влияние Кирпича крепко подрывало лидерство: легче переметнуться на сторону сильного, чем оставаться в стане лохов и подвергаться издевательствам, насмешкам, унижениям. Кирпич со своими «блатными пацанами» отбирал у лохов деньги и называл это «платой неприкасания», то бишь, заплатил — и можешь пару дней сидеть спокойно и не бояться, что на твою голову во время урока географии обрушится со всей силы книга по этому предмету ради лучшей усвояемости материала. Все пинки-подзатыльники доставались тем, у кого денег тю-тю. Остальным же классам не везло с Кирпичом и его дружками на переменах, в столовой, после уроков и во время физкультуры, если к несчастью попадали смежные уроки. Кирпич так же якшался и с одногодками, получая от них добро на беспредел за точно такую же «плату неприкасания», которую Кирпич с дружками отстёгивал им. Всё и вся в мире повязано. Егор помнил, как однажды на крыльце школы Кирпич на глазах у всех схлопотал в челюсть от одного крутого старшеклассника. Вот уж была радость! Тут же прокатился слушок, что Кирпич не отдал недельную мзду. И Егор понял тогда, что Кирпич — та же «шестерка», только выше его на голову.