Патрик Ротфусс - Страхи мудреца. Книга 1

— Вам приглянулась какая-нибудь безделушка? — вкрадчиво спросил ювелир.

Я указал на ожерелье в центре витрины.

— У вас отменный вкус, — заметил ювелир, доставая ключ и отпирая панель в задней части прилавка. — Совершенно исключительная вещь. Мало того что оправа весьма элегантна, так еще и сам камень на редкость хорош. Нечасто встретишь изумруд такого качества и при этом каплевидной огранки.

— Ваша работа? — спросил я.

Ювелир испустил тяжкий вздох.

— Увы, не могу похвастаться таким успехом. Его принесла молодая дама несколько оборотов тому назад. Похоже, деньги ей были нужнее украшения, и мы с ней договорились.

— А сколько бы вы за него хотели? — спросил я так небрежно, как только мог.

Он назвал сумму. Это были безумные деньги. Больше, чем я когда-либо видел одновременно. На такую сумму женщина спокойно могла бы прожить в Имре в течение нескольких лет. Достаточно, чтобы купить хорошую новую арфу. Достаточно, чтобы купить лютню из чистого серебра. Или, скажем, футляр для такой лютни.

Ювелир снова вздохнул и покачал головой, скорбя о несовершенстве мира.

— Жаль, жаль, — сказал он. — Кто знает, что побуждает юных дам идти на такие жертвы?

Потом он поднял голову, улыбнулся, вытащил каплевидный изумруд на свет и посмотрел на меня выжидающе.

— И тем не менее ее убыток — ваша прибыль!

Поскольку Денна упоминала в записке «Быка и бочонок», я решил начать поиски именно оттуда. Футляр с лютней казался мне куда тяжелее теперь, когда я знал, чем она пожертвовала, чтобы за него заплатить. И тем не менее за добро платят добром, и я надеялся, что, вернув кольцо, хотя бы отчасти с ней расквитаюсь.

Но «Бык и бочонок» оказался не трактиром, а рестораном. Ни на что особо не надеясь, я все же спросил у хозяина, не оставляли ли мне записку. Нет, записки никто не оставлял. Я спросил, не припоминает ли он женщину, которая была тут накануне. Такую темноволосую, очень красивую.

Он кивнул.

— Да, она долго сидела, ждала, — сказал он. — Я, помнится, еще подумал: кого может ждать такая женщина?

Вы себе просто не представляете, как много в городе трактиров и постоялых дворов, даже в таком небольшом городе, как Имре.

Два дня спустя я направлялся в артную, надеясь, что немного честной работы поможет мне прочистить мозги и выдержать еще два часа бреда Элодина. Не дойдя трех шагов до дверей, я вдруг увидел девушку в синем плаще, бегущую через двор мне навстречу. Лицо ее, полускрытое капюшоном, являло собой странную смесь возбуждения и тревоги.

Наши глаза встретились, и девушка остановилась. А потом, не сводя с меня глаз, она сделала жест, такой незаметный, но настойчивый, что я не мог понять, чего она хочет, пока она не повторила жест. Девушка звала меня за собой.

Я был озадачен, однако кивнул. Она повернулась и пошла прочь с неуклюжей напряженностью человека, который изо всех сил старается держаться непринужденно.

Я пошел следом. В других обстоятельствах я бы подумал, что это подсадная девка, которая заманит меня в темный проулок, где громилы вышибут мне зубы и вытащат у меня кошелек. Однако в окрестностях Университета не было ни единого по-настоящему опасного закоулка, и к тому же стоял ясный солнечный день.

Наконец девушка остановилась на пустынной улочке между стеклодувной мастерской и лавкой часовщика. Она нервно огляделась по сторонам, потом обернулась и расплылась в улыбке.

— Наконец-то я вас нашла! — выпалила она, запыхавшись.

Она была моложе, чем я подумал сначала, никак не старше четырнадцати. Локоны мышино-русых волос обрамляли бледное личико и норовили выбиться из-под капюшона. Но все равно я никак не мог вспомнить, где ее видел…

— Сколько же я времени вас разыскивала-то! — сказала она. — Я тут уже так давно торчу, мамка небось думает, у меня в Университете друг сердечный завелся.

Последние слова она произнесла несколько застенчиво, и ее губы растянулись в робкой улыбке.

Я открыл было рот, чтобы признаться, что понятия не имею, кто она такая. Но я не успел сказать ни слова, потому что она заговорила снова.

— Вы не бойтесь, — сказала она, — я уж никому не сказала, что пошла вас повидать.

Ее блестящие глаза потемнели от тревоги, как озеро, которое накрыла тень тучи.

— Так безопаснее, я ж понимаю.

И только теперь, когда ее лицо тревожно помрачнело, я ее узнал. Это была та девочка, с которой я разговаривал в Требоне, когда ездил расследовать слухи о чандрианах.

— Нина! — воскликнул я. — Что ты тут делаешь?

— Вас ищу! — она гордо выпятила подбородок. — Я же знала, что вы тутошний, потому как вы во всякой магии смыслите!

Она огляделась по сторонам.

— Но тут все такое большое, я даже и не думала, что тут все так. Я знаю, что в Требоне вы никому своего имени не называли, потому что тогда бы они обрели над вами власть, но, по правде говоря, из-за этого отыскать вас было ужасно трудно.

Что, я действительно никому в Требоне не назвал своего имени? Воспоминания о тамошних событиях остались довольно смутными, как будто я перенес легкое сотрясение мозга. Наверно, оно и к лучшему, что я сохранил инкогнито, учитывая, что по моей вине сгорела изрядная часть города.

— Ты извини, что я доставил тебе столько хлопот, — сказал я, по-прежнему не понимая, к чему все это.

Нина подступила ко мне ближе.

— Когда вы уехали, мне начали сниться сны, — сказала она тихо и доверительно. — Дурные сны. Мне казалось, будто они вот-вот явятся за мной из-за того, что я вам рассказала.

Она многозначительно взглянула на меня.

— Но потом я стала ложиться спать с амулетом, что вы мне дали. И молиться каждый вечер. И сны прошли.

Ее рука рассеянно играла кусочком блестящего металла, который висел у нее на шее на кожаном шнурке.

Я внезапно почувствовал раскаяние, осознав, что непреднамеренно солгал магистру Килвину. Конечно, никаких амулетов я никому не продавал и никогда не делал ничего похожего на амулеты. Но я действительно дал Нине кусочек металла, исчерченного рунами, и убедил ее, что это амулет, чтобы ей было спокойнее. До того она была на грани нервного срыва, потому что боялась, что демоны явятся и убьют ее.

— Так, значит, он помогает? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос не звучал виновато.

Она кивнула.

— Стоило мне сунуть его под подушку и помолиться, я тут же засыпала, как младенец у титьки. А потом мне начал сниться совсем другой, особенный сон, — сказала она и улыбнулась мне. — Мне снился тот большой горшок, который Джимми мне показывал перед тем, как их всех убили на Маутеновой ферме.

В душе у меня зашевелилась надежда. Нина была единственным оставшимся в живых человеком, который видел ту древнюю вазу. На вазе были изображены чандрианы, а чандрианы очень ревниво хранят свои тайны.