Евгений Щепетнов - Нищий

— Приветствую вас! Вы матушка Мараса?

— Я вроде как, — улыбнулась она и внимательно осмотрела меня с ног до головы. — А ты кто, парень? Насчет комнаты, наверное, — догадалась она. — А тебя как звать?

— Да, точно. Ищу комнатку недорогую. Не поможете? Меня звать… Викор, — ответил я, на сей раз уже сознательно изменив свое имя, чтобы не возникло ассоциаций со словом «седой».

— Ну чего же не помочь, — усмехнулась она, — сдаю я комнатку. И недорого. Правда, что ты понимаешь под «недорого»? Знаешь что, давай вначале посмотрим жилье, а потом будем разговаривать. А то как-то глупо получается. Пошли, пошли… — Она мягко взяла меня за плечо и подтолкнула к калитке, открытой в оплетенном виноградом заборе. Потом с жалостью посмотрела на мою волочащуюся прямую ногу и трость, на которую я опирался, и покачала головой: — И-эх-хх… все вы, молодые, попадаете в мясорубки… Вот и мой — ушел служить на границу с Аранией и не вернулся. Говорила ему: не ходи, не ходи! А он: мир погляжу, вырвусь из этого болота, стану важным человеком, офицером, куплю тебе новый дом — разбогатеем на трофеях! Вот и разбогател… И не знаю теперь, где его косточки лежат. Я бы рада сейчас его хоть инвалидом, хоть безногим увидеть — а нету теперь моего сынка. Это его ведь комнатка. Отца у нас давно нет — в море пропал, сгинул, так и жили вдвоем, пока сын не завербовался в армию… Да ну что я на тебя все это вываливаю… тебе и так несладко, вижу. Просто, глядя на тебя, вспомнила сына и расстроилась — не обращай внимания на старуху.

— Ну не такая уж вы и старуха, — усмехнулся я, — а в молодости, похоже, красотка были.

— А как догадался? — Она усмехнулась и с интересом посмотрела на меня: — Да-а-а… парни сохли по мне. Потом мой Айван меня сосватал — классный парень был, капитаном должен был стать, старшим помощником ходил в море. Статный такой, высокий, красивый! Только полгода с ним прожили… так и сгинул на дне морском. Вот теперь одна я… Решила комнатку сдать — вроде и не скучно одной будет, и деньги тоже нужны. Ну что я могу заработать на лечебных травках — не стану же я с соседей брать помногу за лечение, они сами не богатеи, а богатые клиенты сюда не ходят.

— Так вы лекарка? И магией умеете? — заинтересовался я.

— Ну так… не больно-то магией. Могу травку прорастить хорошо, чтобы выросла в огороде, отвар травяной приготовить — ну вот и все, в общем-то. Рук-ног отрастить не могу, если ты об этом, — понимающе взглянула она на меня.

Я кивнул и прошел за ней в коридорчик, завешанный пучками трав и мешочками — похоже, с истолченной травой.

— Как пахнет хорошо! — Я повел ноздрями и втянул воздух. — Люблю запах травы!

— Я тоже, — усмехнулась Мараса, — может, потому и стала лекаркой.

— А вы где учились? Почему вас маги не взяли в академию?

— Да слабый у меня дар… может, не заметили, пропустили, а потом уже поздно было. Сейчас бы все по-другому сложилось. Пошли за мной.

Я стал подниматься по лесенке на второй этаж, помогая себе руками, перебирая ими по деревянным перилам, она виновато оглянулась:

— Комнатка на втором этаже, в мансарде, ты сможешь туда подниматься?

— Матушка, я еще не совсем доходяга, — усмехнулся я, — хоть и инвалид. Главное, что стоить это будет? У меня на первое время есть деньжонки, но надо подумать, как жить дальше. Я работу ищу.

— Ну сейчас посмотришь комнатку, и мы с тобой поговорим дальше.

Комната мне понравилась: довольно большая, со светлым окном, оплетенным по ставням виноградом. Оно выходило в палисадник, засаженный георгинами, астрами и какими-то еще цветами, издающими сладкий запах, будивший во мне воспоминания о покойной бабушке и ее домике в деревне, где я отдыхал летом.

— Ну вот такая комната! Особых изысков нет, но есть кровать, шкаф, стол, стулья. Кровать большая — вдруг ты надумаешь девушку привести. Ладно, ладно, не стесняйся — дело-то молодое. Ты мужчина в расцвете сил, несмотря на то что инвалид. Многие бы из девушек загляделись на тебя.

— Я как-то об этом не задумывался, матушка Мараса… все проблемы и проблемы, а девушкам нужен здоровый, богатый мужчина — кому нужен бедный инвалид? — Я с горечью опустил глаза, рассмотрел свои ногти, требовавшие стрижки, и спросил: — Ну так сколько вы за комнату хотите?

Она помолчала, подумала.

— Десять серебряников. — И тотчас спохватилась: — Ты не думай, это недорого! В гостинице берут серебряник за ночь, а то и пять! А если еще добавишь пять серебряников, я буду тебя обедом кормить. В огороде душ есть, сынок делал, сейчас тепло, лето, можно до поздней осени купаться, у нас вода из колодца — туда только надо натаскать воды, и под лучами она согреется. А зимой купаемся или в банях, или в корыте, а воду нагреваем на печке. Ну что, как ты?

— Хорошо. Если за пятнадцать серебряников еще и подкармливать будете, я согласен. Только я много лопаю! — усмехнулся я и положил свои котомки на пол, потом достал из пояса золотой и отдал его матушке Марасе: — Возьмите вот в счет оплаты за месяц. А на сдачу купите мне мыла, бритву, расческу — хотя и расчесывать пока нечего, — провел я ладонью по голове, — ну все равно. Зеркальце бы еще, если есть.

Женщина довольно кивнула:

— Располагайся, отдыхай. Сейчас я что-нибудь на стол соберу. Белье я меняю раз в десять дней, если хочешь, чтобы почаще, скажи.

Я лежал на широкой кровати, раскинув ноги, и смотрел в потолок — впервые за много дней мне было как-то спокойно на душе. Я знал свою цель, знал, что мне делать, и на ближайшие месяцы распланировал все шаги. Сейчас нужно найти работу — самое главное. А затем… затем то, что я задумал. Незаметно для себя я задремал и сквозь сон вдруг услышал, что кто-то меня зовет. Я вздрогнул — показалось, что это моя мама.

— Спускайся! Иди похлебай супчику, я утром варила!

Я очнулся, это была матушка Мараса.

Через пятнадцать минут мы сидели с ней за столом в кухне — я уплетал суп, а она, подперев голову рукой, смотрела, как я ем. Потом спохватилась, отвернулась от меня и вынула соринку из глаза — а может, это была и не соринка…

— А где думаешь устроиться работать? Ты что умеешь делать?

— Матушка, все, что я умею, это убивать, — с горечью сказал я. — Не научили меня ничему больше. Еще, как обнаружил на днях, немножко я умею заниматься волшбой. Уж не знаю насколько — тоже не учили, но лампу зажечь могу. Учил меня один друг, бывший боевой маг. Но опять же — те заклинания только для боя, так что лечить я не могу — только калечить. Да и калечить не смогу устроиться, с моей-то ногой.

Я отложил кусок лепешки — он в горло не лез, опустил руки на стол и, наклонившись, стал рассматривать изрезанную ножом толстую деревянную доску.

— Мне хотя бы серебряник в день — на прокорм, за квартиру…