Наталья Ручей - К черту! Но если ты сделала все эти глупости…

— Здесь солнце всегда.

Вилла остановилась у закрытой двери, провела по ней ладонью, и ощутила, будто ее потянуло за собой, внутрь. Одернула руку. И снова к ней потянулась. Что там? В груди защемило, отчего-то подумалось: ну, вот, пришла… вернулась… Странные мысли, вернулась куда — если здесь она не была ни разу?

— Я помню, — сказала не оборачиваясь. — В Ристет ни ночи, ни вечера, только день.

— Нет, — пауза. — Здесь, именно в этом месте, солнце всегда.

Да, мелькнула еще одна странная мысль, точно: здесь всегда льется свет. Только здесь — это где? В Ристет? Нет, что-то не сходится, потому что в Ристет бывает и дождь, и ветер, и снег. А здесь — нет. Откуда-то она это знала. Такое чувство, будто уже стояла когда-то здесь, только по ту сторону двери. И так же ладонь гладила холодную резную поверхность, а сила, скрутившись маленьким кулачком, постучала, и притаилась, прислушиваясь к ответу.

— Лэйтон, — обернулась за помощью к брату. — Где я?

Он стал за ее спиной, так близко, что дыхание теплом овеяло шею, а ответ, ответ она знала еще до того, как он сказал холодно:

— Эта комната вне империи. Вне времени. Вне границ понимания.

Насчет понимания он прав, она уже запуталась окончательно. Никогда не была здесь, и в то же время…

— Мне кажется, я здесь была. Раньше. Но так не бывает?

— Ты думаешь, ты здесь была? — переспросил недоверчиво.

Вилла закрыла глаза, прислушалась к своим ощущениям, но та картинка, что ей нарисовалась, та, что мелькнула перед глазами, была нереальной. Она покачала головой.

— Мне просто так кажется.

— Кажется что?

Снова закрыла глаза, и почти четко увидела длинную светлую улицу, школу, невысокие гаражи. Вдохнула запах дорожной пыли, полетевшей за беспечным смехом двоих. Девочки с большими бантами-бабочками. И мальчика, в рубахе, пропитанной солнцем.

— Кажется… что я дома.

Лэйтон прищурился, показываясь из оболочки, в которой прятался рядом с матерью. Высокий, интересный, ему бы в глазах больше счастья, и можно назвать привлекательным, невзирая на чудаковатые наряды. Светло-серые брюки со стрелкой, сужающиеся к низу и явно короткие, показывающие яркие синие носки; тяжелые темно-коричневые ботинки с рыжими носами, под цвет шейного платка; синяя рубаха, поверх которой небрежно свисала цепочка с каким-то знаком.

Зигзаг?

Вилла машинально провела рукой по запястью, и Лэйтон увидел ее цепочку, зигзагообразный кулон и черную жемчужину, уютно спрятанную в оковах серебра. Он долго рассматривал браслет, так долго, что от цепкого взгляда начало жечь руку, и когда поднял глаза, в них читалась такая смесь несовместимого, что Вилла немного растерялась.

— Я вдова, — сказала с вызовом, не дожидаясь вопроса.

Лэйтон хранил молчание.

— Продолжим? — подтолкнула его. — Мне хочется войти в эту комнату.

— Кто был твоим мужем?

— Тебе какая разница? — фыркнула из упрямства, и тут же ответила. — Дон.

— Значит, ты замужем, — протянул задумчиво.

— Вторая попытка.

— Если Дон…

— Дон умер! — бросила со злостью, на него, на себя, на мир. — Прости, просто… о том, что я замужем, я узнала сегодня, если в подробностях — четыре часа назад. А два часа назад мне пояснили, что я вдова. Но это ведь не исповедальня, да? — попробовала свернуть на шутку. — Может, скажешь, зачем я здесь и разойдемся?

Но Лэйтон не торопился вбежать в смежную комнату, вытащить из нее заготовленную коробку с сюрпризом и закричать ядовитым голосом: «Поздравляю!» Он о чем-то усиленно думал, и лицо его становилось мрачнее уличной тучи.

— Ты все еще любишь его, — сказал удивленно. — Знаешь, кто он и все еще…

— Не твое дело!

Лэйтон кивнул, поспешно покачал головой.

— Нет, я просто задумался… — Он отошел от двери, измерил шагами комнату. — Если ты его любишь, и если тебе дать шанс… Не ему, а тебе… — остановился, задержал взгляд на Вилле, стремительно сократил разделявшее их расстояние. — Пойдем!

Толкнул дверь.

— Пойдем, ты сама все увидишь.

И Вилла зашла. Темно, гулко и первобытно страшно — первые ощущения, которые не развеял искусственный свет, рассекший огромную комнату. Вилла смотрела на выключатель, на строгое лицо Лэйтона, на дверь, которая теперь манила выйти обратно, а тянулась к зеркальной перегородке, в сердцевине комнаты.

Стрелка и три массивные кнопки. Черная, на которую нажал Лэйтон. Зеленая, на которую тянуло нажать Виллу. Красная, которую она боялась случайно задеть. Почему — не знала, возможно, на подсознательном уровне красный сигнализировал опасность, а возможно, потому что видела, как ее нажимали. Ладонь, ухоженная, широкая. Да, видела, вдруг вспомнила. А что дальше?

Зеркальная перегородка, мигнув, как старый телевизор с перегоревшим кинескопом, разъехалась в стороны. Гул в комнате стал громче, преобразовываясь в отдельные фразы, различимые голоса.

— Она так долго ждала этого, — чей-то всхлип.

— Да, с детства мечтала о крыльях, — второй голос, смутно знакомый.

— А свадьба когда? Сразу после церемонии?

— Через неделю. Приходите, обязательно, мы с дочерью будем рады.

И этот голос, и нотки нескрываемой радости, в нем прозвучавшие…

— Мама. — Рука Виллы наткнулась на невидимую преграду. Еще не видя, она узнала ее, потянулась навстречу. Но как? Почему она там?

Вдали замелькали размытые силуэты, картинка приблизилась, обернув силуэты в живых. Они говорили, смеялись, переминались нетерпеливо с ноги на ногу, обсуждали наряды друг друга, что-то высматривали, вытягивая шеи. Они жили.

Вилла, не веря, оторвала от них взгляд. Осмотрелась. Нет, она в замке отца, рядом Лэйтон. Только комната разделилась на две на части: ту, где стояла она и Лэйтон и ту, где находился город. Настоящий. Огромный. И такой узнаваемый, что стало больно дышать.

— Анидат…

Ладонь снова прошлась по холодной поверхности.

Казалось, дотронься сильнее, и свободно войдешь туда, оставив за плечами Ристет, Лэйтона, замок. Желание сделать это стало непреодолимым, она вдавила ладонь, но перегородка, не поддавшись, немедленно стерла с себя ее отпечаток.

Рука Лэйтона предостерегающе сжала плечо.

— Анидат, — повторила Вилла, и обернулась к нему. Разве он не видит? Не понимает? Это ее город. Ее! Город, с которым она простилась, и вдруг вот он, только сделай шаг и войди.

Шаг.

Она прижалась к прозрачной перегородке, смутно вспомнив, что может войти. Может. Зеленая кнопка? Или красная?

Ее руку перехватил Лэйтон, сжал, опустил вдоль тела.

Звонкие колокольчики заявили о радостной вести, жабы спешили к раториуму, шушукались корри в лучших нарядах, гордо шествовали легал за герцогиней в зеленом.

— Праздник, — взволнованно пояснила Вилла.

Взгляд ее снова метнулся к матери и суетливой соседке. Сквозь гомон теперь доносились только отдельный фразы. О чем они говорят? О какой свадьбе? И о какой дочери? Вилла вдова, и замуж, — по крайней мере, пока, — не собирается.