О'Санчес - Пенталогия «Хвак»

Похоронная панихида по отцу прошла скромно, тело погибшего, поглощенное бездонной пропастью, даже и не пытались искать… Но мать все равно, почти целые дни напролет, проводит возле родовой усыпальницы маркизов, молится, плачет…

Когда он вернется из Океании — ему придется, согласно вековым обычаям, все перекраивать в быту и в управлении… Он и Тури вынуждены будут окончательно переехать жить в отцовский замок, в Гнездо, матушке же придется подыскивать другой. А куда денешься от этого? — Обе госпожи маркизы ни за что не сумеют, да и не захотят жить под одной крышей, тем более, что роли их поменялись: теперь Тури как бы главная, а матушка — всего лишь вдовствующая маркиза, хотя по ритуалам, внешне — старшая она… Матушку он не даст в обиду… Но и жену не позволит шпынять придирками. От бабушки осталось очень хорошее поместье, матушка наверняка не будет против там поселиться, тем более от Гнезда оно почти рядом, два десятка долгих локтей, и он всегда сможет ее навещать.

Тогда, в тот проклятый день, в день гибели отца, точнее, на следующий вечер, ибо раньше никак нельзя было отойти от матушкиной постели, чуть было не ставшей для нее одром, когда он наконец добрался до своих покоев, плачущая Тури выбежала к нему навстречу, обняла, взялась утешать как могла, гладила его, словно маленького, увела в спальню и покормила там, без слуг, наедине, и лишь потом призналась, положила его руку к себе на живот, чтобы он послушал, ощутил… То была великая весть, воистину радостная, и Хоггроги даже нашел в себе силы улыбнуться… Но удивления не было: еще в те мгновения, у скалы, молодой маркиз провидел, что так будет, он как бы знал все заранее. Таковы все маркизы Короны: будучи всего лишь воинами, а не магами, они многое чувствуют и предвидят.

Теперь молодому маркизу предстояло получить благословение государя и приехать за ним в столицу. Меч при нем, парадная секира при нем, однако теперь ему требовалась новая, боевая, не хуже отцовской, но ее необходимо было заказывать. Лучше всего это было сделать сейчас, перед отъездом, чтобы по возвращении все уже было сработано. Старую секиру можно будет в кузницу отправить, на гвозди… или подождать, пока сын подрастет… Нет, сыну он сам новую откует, а эту — в чулан, на вечное сбережение, для истории. Секира — не меч, однако он, Хоггроги, в честь отца подправит старый обычай, сохранит и свою секиру, отцом откованную.

— Приветствую вас, о гномы!..

Тишина в ответ. Хоггроги впервые размещал у гномов оружейный заказ, но что делать, как и с кем говорить, чего ждать — он знал хорошо и надежно, ибо в этом состояла одна из важных обязанностей маркизов Короны, повелителей и охранителей своих владений.

— Я пришел ради важного дела, один и не с пустыми руками. В сердце моем, в мыслях моих нет и тени коварства, но лишь радость от возможности встретиться с непревзойденными мастерами кузнечного ремесла, и надежда, что встреча состоится.

— А сам-то — кто таков? На вид — громила громилой, а больше ничего. Ты кто?

Хоггроги Солнышко и не подумал гневаться на дерзновенные речи невидимых собеседников, но лишь кивнул, в знак того, что услышал произнесенные слова, что готов продолжать беседу.

— Я Хоггроги Солнышко, повелитель этого края, маркиз Короны.

— Если ты собрался нам что-то повелеть, детина, ты ничего нам не повелишь, вот так-то. Ты нам повелишь, а мы даже слушать не станем, уши заткнем и слушать не станем. Вот как у нас!

Маркиз знал, крепче крепкого помнил, что ни в коем случае нельзя смеяться в голос при разговоре с гномами, даже и улыбаться раньше времени… ну не стоило… Нет, не стоило, и лучше сразу побольнее прикусить непослушные губы, чем потом годами задабривать обидчивых малышей.

— Да, о гномы, я знаю об этом. И посему не собираюсь повелевать там, где предпочитаю договориться на взаимовыгодных условиях. Чтобы, значит, вам было выгодно… и мне тоже.

На уровне примерно локтя над полом отворилась каменная дверь в стене, совершенно неразличимая среди каменных наростов на пещерных сводах, и оттуда, словно горох, посыпались маленькие, в полтора локтя ростом, существа, очень похожие на уродливых людей, и даже одетые, как люди. В руках у них молотки, лопаты, кирки, а настоящего оружия, вроде меча и секиры или хотя бы кинжала — ни у кого, ибо гномы могут ковать оружие, но не любят им пользоваться. Умеют, но не любят.

Два… четыре, пять… восемь… Двенадцать гномов выстроились в ряд вдоль стены, из которой они вышли, в трех полных шагах от маркиза, сидевшего, ноги калачиком, спиной к противоположной стене. Это были старшины местного гномьего поселения, издревле бытующего здесь, на землях удела.

— Ты не врешь, что маркиз? Прежний-то был вон какой, а ты — вон какой! И не похожи!

— Да, я маркиз, и я не вру. Вот корона, сами смотрите! — Хоггроги вынул из кожаного чехла маленький парадный щит и показал на нем изображение одной из двух корон.

Старший из гномов, седой и пузатый, переложил кирку в левую руку, а правою стал поочередно чесаться, начиная от задницы и зигзагами вверх, постепенно подбираясь к голове. И вдруг спросил с подозрением:

— А какая из этих двух корон твоя? А? Ну-ка отвечай? А? Что ты не отвечаешь?

— Та, что поменьше, вот, где мой указательный палец.

Главный кивнул и задумался. Первая проверка пройдена.

— Гномы! Все считаем, все смотрим и считаем! Все до единого из нас!..

Один за другим, медленными осторожными шажками подходили гномы к щиту, шевелили бровями, губами, бородами и пальцами, затем каждый отвешивал поклон седовласому бородачу и произносил:

— Четыре, о почтенный. Четыре жемчужины там. Все четыре.

Старший гном внушительно откашлялся.

— В малой золотой короне лежат на щите четыре жемчужины, переложенные золотыми же шишечками хвощей. Щит принес ты. Значит, ты и вправду маркиз. И вторую проверку ты прошел. Да, прошел. Нет, нас гномов не обманешь, на мякине не проведешь, мы сначала все проверим, все увидим. Мы сами кого хочешь обманем, вот мы какие хитрые! Правильно я говорю, гномы?

Гномы в ответ захихикали, загомонили. Одни просто смеялись, расправляя бороды маленькими толстенькими пальцами, а другие уже затеяли было играть в салки-догонялки, но старший топнул на них сердито, и гномы притихли.

— Чего хочешь от нас? Если драться с нами решил — то напрасно. Ох, напрасно! Мы знаешь какие боевые, как начнем, начнем… Нас все боятся! Даже драконы! Он такой, на нас, когти, зубы, а мы его как двинем по носу!

Хоггроги учтиво кивнул и наконец позволил себе улыбнуться.

— Я знаю, о гномы, о вашей беспримерной отваге отец мне рассказывал. Но я вас не боюсь, ибо не драться с вами пришел, а торговать.

Старший гном негодующе затряс бородой из стороны в сторону, и все остальные гномы дружно повторили за ним знаки бурного несогласия.