Анна Овчинникова - Лунная девушка

Я отпраздновал свою первую крошечную победу над Владыками Ночи, очистив половину котелка; потом выложил оставшуюся кашу в миску и отнес ее лаэтянину.

Но Скрэк все еще был таким дохлым, что мне пришлось посадить его и кормить с ложки, не обращая внимания на свирепые взгляды вора и его злобное ворчание. Скин щерил зубы, как собака, но все же не отказывался глотать, — и горячая пища на глазах возвращала его к жизни.

— Да, добавка не помешала бы, — согласился я, ставя на пол пустую миску под жадным взглядом Скрэка. — Ладно, сначала вздремнем, а потом я приготовлю еще что-нибудь…

Я никак не ожидал, что эти простые слова заставят лаэтянина вскинуться так, как будто его ткнули ножом.

— Ну что тебе от меня нужно?! — с отчаянием взвизгнул Скрэк.

— Хочу откормить тебя и съесть. Голубые глаза унита широко распахнулись, и я устало засмеялся.

— Я пошутил, успокойся! Похоже, у тебя совсем нет чувства юмора…

Скрэк выпростал из-под одеяла дрожащую руку.

— Ты что, сумасшедший?! — крикнул он. — Или слепой?! Ты что, не заметил этого?!

Откинув волосы со лба, он показал мне клеймо, напоминающее распахнутый глаз, перечеркнутый наискосок извилистой линией.

— Я тан-скин, ты понял наконец, придурок?!

Я так вымотался, что мне было нетрудно ответить спокойно и ровно, на эмоции у меня просто не осталось сил:

— Понятия не имею, кто такие тан-скины. И не особо этим интересуюсь.

— Нет, ты и вправду ненормальный…

Скрэк набрал воздуху в грудь — и начал объяснять, кто такие тан-скины, то и дело срываясь на визгливый крик.

Я слушал, ничем стараясь не выдать своего удивления.

Раньше я полагал, что в во-наа самой низкой кастой является каста скинов: унит, на чьем лбу стоял знак «глаза», был обречен всю жизнь барахтаться на дне городских трущоб. Скины поставляли половину воров и грабителей как Старых, так и Новых Городов; при любых волнениях гнев представителей прочих классов обрушивался прежде всего на этих ненавистных голодранцев, во многих отношениях стоявших ниже рабов. В отличие от рабов скинов не защищали ни хозяева, ни законы, и если раб мог надеяться когда-нибудь получить вольную, то заклейменных знаком «глаза» освобождала от никчемного существования только смерть…

Но я даже не подозревал, что в во-наа встречались униты, рядом с которым любой скин мог считатъ себя Высочайшим. То были незаконнорожденные дети женщин скинов — тан-скины. Вскоре после рождения такого ублюдка клеймили знаком глаза, перечеркнутым наискосок, после чего тан-скин и его мать становились изгоями даже среди своих собратьев, бесприютными изгнанниками в городских джунглях…

— Ну, теперь ты наконец понял?! — провизжал Скрэк, продолжая демонстрировать свое клеймо.

Я взял его руку и сунул под одеяло.

— Понял, понял, ты — тан-скин. А теперь напряги остатки своих мозгов и тоже постарайся понять: там, откуда я родом, это не имеет ровно никакого значения!

Взгляд, которым вонзился в меня лаэтянин, вновь почему-то напомнил мне взгляд больной Наа-ее-лаа.

— И откуда же ты родом? — кривя губы, осведомился Скрэк.

— Я бы тебе рассказал, да ты все равно не поверишь…

Но тут за дверью вновь раздалось шипение змее-ногих хозяев ринтского леса — куда было злобе, звучащей в голосе Скрэка, до злобы в голосах ночных чудовищ! Страх окатил меня ледяным водопадом, и, чтобы не обращать внимания на повелительные фразы, вспыхивающие в моем мозгу, я начал громко рассказывать лаэтскому вору историю своего появления в во-наа.

Наверное, унит тоже готов был слушать что угодно, только не шипение ночных монстров; во всяком случае, он не перебил меня ни единым словом, пока я не закончил свой рассказ.

Владыки Ночи и я замолчали почти одновременно, и Скрэк тихо спросил:

— Значит, ты видел Небесную Твердь с той стороны?

— Да.

— И видел обитающих там богов?

— Нет. Чего нет — того нет!

— Тогда я тебе верю, — с ухмылкой заявил лаэтский вор. — Я давно подозревал, что никаких богов не существует! Послушай, раб…

— Нет, это ты меня послушай! — гаркнул я. — Мне все равно, тан-скин ты, кархан или итон, — но если ты еще раз назовешь меня рабом, я переломаю тебе все кости, запомни это!

Я не стал дожидаться ответных угроз Скрэка; встал, доплелся до другой кровати, рухнул на нее прямо в одежде и уснул мертвым сном.

Меня разбудила слабая ноющая боль в плече.

Пока я спал, действие бессмертника закончилось, значит, я продрых никак не меньше земных суток. Пора было встать и затопить камин, но сначала следовало проверить ставни…

Шум в соседней комнате в мгновение ока сбросил меня с кровати.

С тяжелым табуретом в руках я прыгнул через порог, приготовившись к худшему, — и у меня вырвался глубокий вздох облегчения: причиной грохота были вовсе не змееногие твари, а ла-этянин.

Облаченный в длинную мешковатую рубашку, Скрэк сидел на полу в окружении раскатившихся бутылок, и когда я увидел, чем он занимается, с меня мигом слетели остатки сна.

— Не смей, кретин! — я бросился к нему, но скин, стремительно обернувшись, швырнул в меня пустой бутылкой:

— Проваливай в бездну, раб!

Увернувшись от просвистевшей мимо второй бутылки, я все-таки подскочил к униту, вырвал из его руки склянку с растолченным бессмертником, но тут же понял, что уже поздно. Оранжевая масса, которой скин намазал свою ногу, успела впитаться и почти не светилась.

— Ну все, приятель, тебе крышка! — устало сказал я, швырнув склянку в угол.

Мне стоило бы сразу выкинуть это зелье в нужник, но кто мог предугадать, что вернувшаяся боль выгонит лаэтского вора из кровати и что тот отыщет в шкафу лекарство, однажды уже избавившее его от страданий? Обнаружив склянку со знакомым оранжевым снадобьем, Скрэк, не задумываясь, пустил его в ход, — но он не прошел выучки у Наа-ее-лаа и не мог знать, что тем самым не лечит, а убивает себя.

Бессмертник можно было употреблять не чаще одного раза в шесть ол, иначе он превращался в смертельный яд, не менее сильный, чем яд тор-хо.

Скрэк с ухмылкой выслушал мои объяснения, но вскоре презрительная гримаса сбежала с его лица.

Целительные свойства растения Ликса успели вступить в силу, скин больше не чувствовал боли; но, кажется, он начал улавливать признаки другого, разрушительного действия оранжевых ягод…

Я поставил табурет у двери и сел, безнадежно махнув рукой.

— Значит, я скоро должен буду отбросить копыта? — Скрэк отер крупные капли пота, выступившие на лбу.

— Интар не хотел, чтобы бессмертник дал уни-там слишком большую силу, — мрачно припомнил я слова Наа-ее-лаа. — Поэтому верховный бог наложил на дар бога Ликса заклятье: тот, кто пользуется этим растением один раз, избавляется от страданий, но тот, кто в течение короткого времени прибегает к нему дважды, — умирает.