Айя Субботина - Сердце мертвого мира

- Что ты сделала, там, на поляне? - спросил Раш, пока девчонка стаскивала с него куртку. Карманник с сожалением посмотрел на широкие ленты кожи, которые выхватили зубы волкооборотня. Теперь одежда сгодилась бы разве что на ловлю рыбы.

- Взяла темной магии, - повторила она сказанное прежде. Осторожно помогла ему высвободить раненную руку из кольчужного рукава. Следом за кольчугой сняла рубашку, всю насквозь пропитанную кровью.

Морозный ночной воздух пробрал Раша до кости. Как ни силился карманник не выказывать слабости, почти сразу начал мелко дрожать. Девушка придвинулась ближе, откинула косы за спину. Рассматривая ее лицо, теперь привычно нахмуренное и недовольное, карманник вспомнил ее мертвой. Там, в Белом шпиле, она лежала бездыханная, но даже мертвый ее взгляд был куда теплее, чем тот, которым северянка встречала его каждый раз, когда их глаза встречались.

- Кость будто бы цела, - сказала она, задумчиво хмурясь.

- Крепко ты пса... - продолжил Раш. О том, что кость цела, он знал и без ее уверений.

Северянка как-то странно поглядела на него, но ничего не ответила. Взяла из мешочка какой-то травяной порошок, и густо присыпала им место укусов. Карманник поморщился от тысячи колючек, которыми впилась в него новая боль. Потом северянка достала из золы горшок с варевом, - разило от него до тошноты отвратно, - и прямо пальцами густо втерла все до последнего в искусанное плечо Раша. Не успела она закончить, а боль и вправду начала понемногу утихать. Но на смену ей пришел холод. Девчонка помогла ему придвинуться к огню, сняла с лошади шкуру и растлила на земле, предлагая Рашу лечь.

- Боишься меня? - отважился спросить он. Знал ответ загодя, но отчего-то важно было услыхать, что скажет сама северянка.

Хани не повернул головы. Она ссутулилась от холода, смотрела в огонь, будто читала в нем откровения мира.

- Спи, - только и сказала она. - Теперь мой черед тебя стеречь, чужестранец.

- Отчего ты не зовешь меня по имени? - успел спросил Раш прежде, чем провалиться в сон.

Ответа, если он и последовал, карманник уже не слышал.

Хани

На рассвете пришел снег. Белые тучи лениво сыпали колючей крупой, покрывая грязь дороги тонким белым покрывалом.

Чужестранца знобило все утро. Кожа Раша раскалилась, будто его целую ночь медленно поджаривали на вертеле. Он едва мог говорить. Хани пришлось даже помочь ему справить малую нужду: чужестранец с трудом держался на ногах, даже опираясь на ее плечо. Несмотря на все протесты, Хани все ж взялась ухаживать за ним. Она еще раз натерла его раны снадобьем, обернула в одежду, которую просушила над костром и кое-как залатала тем, что нашлось под рукой. Кольчугу сложила в суму, чтоб железо не студило тело чужестранца. После завернула его же в шкуру и помогла забраться на лошадь. Сама села впереди, получив, наконец, повод собственной кобылы. Раш прислонился к ней, и его горячее дыхание тут же раскалило Ханино ухо. На всякий случай девушка обвязала веревкой и себя, и его, чтоб ослабевший чужестранец не свалился с лошади. Нужно было спешить: если Раша не согреть, только богам известно, что с ним может статься. Лошадь, почуяв под ногами примерзшую за ночь землю, радостно заржала и перешла в галоп. Дорога до деревни была почти ровной, лишь изредка петляла в пихтовых кустарников.

Только ближе к закату Хани добралась до деревни. Знакомый частокол покосился за тот год, что она путешествовала в поисках своего благословения. Даже воздух здесь пах на диво знакомо: картофельными лепешками, запеченной в глине рыбой и сушеными древесными грибами. Хани улыбнулась, представляя, как высыплет на улицу малышня, когда увидит всадницу на рогатой лошади. Кем она была год назад? Файари, порченной колдуньей? И кем стала теперь?

Мечты рассеялись под натиском тяжких воспоминаний. Что сказать им всем? Рок погиб, она сама одной ногой была уж в гартисовом царстве, если б не чужестранец и странное существо, о котором Хани могла сказать лишь то, что проносила его в суме за плечами. Она сама - фергайра ли? Когда до частокола оставалось всего несколько десятков шагов, Хани решила не говорить им о том, что она стала колдуньей севера. Сестры Белого шпиля не приняли ее, только вертели так, как им было надобно. Радость источилась, пошла червоточинами злости на самое себя. Воротиться домой через год, только чтоб сказать, что осталась порченной, как и прежде, не получила благословения Снежного и потеряла единственного друга? Не о том ей мечталось прошлой весной.

Детвора, как и загадывала Хани, хором выбежала встречать всадницу. Девушка признала и двух рыжих близнецов мельника, и толстую дочку лесоруба, и троих погодков, вечно сопливых сыновей эрла. Но многих лиц Хани так и не отыскала в череде чумазых физиономий. Они загалдели, называя ее по имени, перекрикивали друг друга и норовили ухватить лошадь то за гриву, то за хвост. Кобылка недовольно фыркала, но не смела лягаться, послушная рукам хозяйки.

- Наша Хани привезла мужика! - пищала дочка лесоруба, стараясь проглотить только что надкушенный кусок ячменной лепешки. Про нее говорили, что она ест даже во сне, а пирожки прячет под сенник.

- Дура ты, Лорта! - Правый из близнецов смазал ей подзатыльником и ту же поспешил загородиться братовой спиной. - Это, видать, злодей какой, браконьер может. Видишь, веревицой его привязала, чтоб не убег.

Хани было жаль разочаровывать мальчишку, но она распустила концы веревки и попросила мылышню помочь ей спустить Раша с лошади. Чужестранец буквально горел, на лбу выступили крупные капли пота. Дети, увидав его шрамы, с визгом разбежались, и Хани пришлось самой снимать Раша. До ее дома оставалось несколько шагов, но дорогу загородили старшие деревенские. Во главе выступал эрл: он вытирал руки, перепачканные углем о широкий передник, такой же грязный, как и ладони эрла. За спиной мужчины шла Мудрая, еще более старая, чем казалось Хани. Будто время для старой женщины шагало вдесятеро быстрее.

- С возвращением, - заговорил первым эрл.

- Надеюсь, боги хранили тебя от всякой напасти, а Скальд послал свое благословение, - вторила ему Мудрая.

Хани не хотелось говорить обо всем сейчас, когда она вдвое прогибалась под тяжестью тела чужестранца. Но она знала, что пока не скажет то, что все они хотят услышать, никто не предложит ей ступить в дом и обогреться у огня. Даже названые родители, которых Хани, как ни старалась, не смогла разглядеть среди деревенских.

- Рок погиб, - перво-наперво сказала Хани. - Как герой, предупредил о шарашах и спас много жизней, но богам было угодно отдать его Гартису.

Она знала, что Рока некому будит оплакивать - его мать умерла родами, отца задрал медведь и Рок вырос на попечении всей деревни. Но сельчане все равно зашептали молитвы, хоть теперь от них проку было чуть.