Айя Субботина - Шаманы крови и костей

- Думаю, шакалу не повредит, если его пару раз хорошенько погладят против шерсти, - добавила она.

- Шиалистан ищет наследников Гирама, - сказал отец.

- И ты что - веришь в эти сказки? - Миэ позволила себе злой смех. - Он время тянет. Меня не было в Серединных землях больше месяца, но даже я понимаю, что Шиалистану меньше всего нужно находить тех, ради кого ему придется подвинуть задницу с золотого трона. И не говори мне, что все лорды-магнаты отупели и не понимают очевидных вещей.

- Некоторые члены Совета... считают, что пока не ясно, какой политики держаться с Рхелем, не стоит пускать кровь племяннику рхельского царя.

- Ты в их числе? - Миэ молила богов, чтобы они вложили в седую голову родителя каплю благоразумия, хоть и понимала, что теперь ее молитвы ничего не отменят.

- Я считаю, что пришло время налаживать отношения со всеми соседями. - Отец нарочно уклонялся от прямого ответа. - Если поветрие опустошит Дасирийскую землю, некому станет прикрывать Тарем. Иногда нужно понимать, что не у бога за пазухой сидим, и рано или поздно, Рхель нас достанет. Ракел не дурак, он - расчетливая сволочь, и я не стану дивиться, если окажется, что все слухи о том, откуда взялось поветрие - правда.

- Я слышала разговоры, будто оно вышло из императорского замка.

Лорд Эйрат кивнул.

- Каждый дохлый дасириец рхельцам на руку. Хохотунья забрала уже трех военачальников первой руки и четырех - второй. Остатки их войск расползаются во все стороны, крестьяне обворовывают всякого, у кого есть чем поживиться. Часть западных границ некому защищать. А наши шпионы доносят, что дшиверци множатся, как кроли. Еще немного - и варваров некому будет сдерживать. Знаешь, что станет, если им дать дорогу? Для каждого дшиверца Дасирия мила, как голодному - жареный гусь. Пусти только, покажи брешь, где проехать верхом можно - все! - Он затрясся от злости, пальцы скрючила агония. - Дасирия всегда служила Тарему щитом. Мы забыли, как обороняться, строили корабли вместо катапульт. А теперь этот щит трескается, и нам нечем прикрываться.

- Никогда такого не было, чтобы кто-то взял стены Тарема! - Миэ поддалась злости отца. Ее кинуло в жар, к щекам прилила кровь.

- Так было много лет назад, Миэль. И пока мы тешелись тем, что пристроились в тылу у надежного охранника, Рхель копил войско и золото. Мы и глазом моргнуть не успели, как у трона императора оказался Шиалистан. И что? Где наши хвалены всевидящие соглядатаи, которые нюхом чуют подвох? Ракел надавал пинков Совету девяти, утер нос каждому мешку с деньгами. И мне, старому дуралею, тоже. И теперь Тарем не в том положении, чтоб кочевряжиться. Еще не поздно пойти на переговоры. Пока еще мы не растеряли все доводы, и можем торговаться на равных. Но рхельский царь не простит погибели своего племянника. Если бестолковый вояка пришибет шакаленка, Ракел объявит Дасирии войну. И Тарем окажется меж двух огней. Мы не в том положении, чтоб прикрывать срам нейтралитетом. И либо пристанем на строну Дасирии, и тогда Тарем падет, либо станем перед Рхелем на колени и будем проситься к нему в союзники.

- Дасирия выкарабкается, - стояла на своем волшебница. Слова отца больно прожгли ее до самого нутра, но какая-то часть таремки продолжала верить, что сказаны они от отчаяния и невзгод, и оттого преувеличены. - Еще не дело в ноги Рхелю кланяться. Да я лучше коровий зад поцелую, чем позволю тебе совершить еще одну глупость.

- Мала еще, отцу указывать! - Он грохнул кулаком по столу, но не рассчитал сил и тут же ухватился за ушибленную ладонь.

- Может, и мала, да только ухитрилась две битвы пережить, - огрызнулась Миэ.

И вышла, чтоб не наговорить глупостей сверх сказанного.

Катарина

- Я не стану тебе пособником, сукина дочь! - Фиранд схватил со стола чернильницу слоновой кости и, что есть силы, зашвырнул ею в сестру.

Катарина едва успела отскочить. Чернильница встретилась со стеной, и разлетелась, оставив по себе черное пятно. Таремке стоило немалых усилий сдержаться. Сейчас, когда ей во что бы то ни стало нужно получить свое, с братом нельзя спорить. Нужно притвориться сытой гадюкой и ждать. Но свое получить обязательно, пока все не пошло насмарку.

- Тебе нудно успокоиться, братец, - убеждала она. Главное - ступать осторожно, словно идешь под дождем из стрел. Каждый неверный шаг станет последним, а сегодня Катарина уже имела неосторожность оступиться.

"И дернул меня харст за язык торопить его!" - ругала себя таремка, пока Фиранд метался по залу, словно голодный лев, почуявший кровь. Утром прибыл гонец с посланием от Эйрата, где тот просил встречи с человеком, которому хватило смелости назваться его братом. Эйрат умело пенял на то, что такое непочтение к костям его родича недопустимо. В придачу поведал о том, как тяжко он и его предки работал, чтобы получить каждый грош, и ему, как самому старшему мужчине рода, следует защитить не только золото, но и честь.

Смотритель птичьей башни передал туб с письмом рабыне, но Многоликий вовремя сцапал девчонку и приволок к Катарине. Таремка открыла туб без труда - охранные глифы были настроены на личную печать Ластриков, а у Катарины было кольцо с гербом. Фиранд заказал его на случай отъезда - если появятся неотлагательные дела или письма, Катарина вольна была прочесть их и рассудить по своему уму.

Брат застал ее с письмом в руках и страшно разозлился. Силой затолкал в малый зал и спустил всех собак. А напоследок отобрал кольцо с печатью. О кольце Катарина не беспокоилась - она предвидела такой исход еще, когда Фиранд узнал про смерть Яфы. Нашла ювелира, который отлил точно такой же перстень, а после Многоликий устроил в его доме поджог. Бедняга сгорел со всем семейством. Таремка следила, чтобы следов ее интриг не оставалось.

- Я не могу отказать ему, как ты не понимаешь! - продолжал свирепствовать лорд Ластрик. - Ты даже не сказала мне, где отыскала этого проходимца, и я должен верить ему больше, чем Четвертому лорду совета?! Ты не в себе, Катарина...

- Никогда прежде, брат мой, я не была так уверена в своих словах, - наставила она. - Этот человек пришел ко мне и потребовал заступничества. Все в Тареме знают о щедрости моей души, спроси любого бродягу или прокаженного, отчего он еще не сдох, и он ответит: милостью леди Ластрик.

- Меня не интересует мнение сброда, который предается безделью под городскими стенами, и только то и делает, что ждет, когда им подадут миску со жратвой. И раз уж ты сама завела о том речь - ты щедра сыпать монетами, да только гребешь их из моего кармана.

- Не думала, что доживу до таких попреков.

- А я не думал, что моя любимая сестра забудет о том, на чьем горбу сидит, и станет воровать у меня леденцы, когда я сую ей бочку щербета. Нет, молчи! - Фиранд властным жестом перебил ее попытки оправдаться, и помахал перед ее носом клочками письма, которое в сердцах разорвал. - Я дам Эйрату то, о чем он просит, и если ты хоть словом поперек заикнешься, сейчас или потом, клянусь костями наших предков - я вышвырну тебя из дома, и ты присоединишься к тем, кого облагодетельствовала моим золотом. Поглядим, в котором месте окажутся их похвалы.