Айя Субботина - Шаманы крови и костей

- Приглядывай, чтоб за нами никто следом не шел, - приказала таремка мальчишке. - И испарись, чтоб никто не видел, будто мы вместе.

Катарина нарочно не пошла в комнату, а сразу двинулась в сторону найденного лаза. Она не видела мальчишку, но чувствовала его присутствие. Так он будто нарочно говорил ей, что рядом. Катарина побродила по замку, сорвала злость на рабынях. Когда на пути встала сенешаль, засомневалась - а не приставлена ли та следить за ней? Может, давно уже плешивая баба по указке Фиранда ходила за ней невидимым надзирателем? Катарина не стала ее слушать: злая от слов брата, она отослала сенешаль к нему, велев больше никогда не тревожить ее. Ели брату охота над всем быть главным - пусть. Заодно, может, на своей шкуре почувствует, как оно - заниматься хозяйственной дребеденью. Катарина не сомневалась, что через десяток-другой дней он взвоет.

Вход в лаз давно сгнивший мастер-строитель умело спрятал меж двух выступов. На виду и в тоже время - неприметно, если не знать, где искать. Катарина прижала ногой плиту-рычаг и та осторожно щелкнула. Часть стены вошла внутрь, высвобождая сбоку узкий проем. Таремка вошла в него и подождала, пока Многоликий пойдет следом. Мальчишка не заставил себя ждать.

- Зажги факел, - скомандовала Катарина, сама тем временем нащупывая ногой внутреннюю плиту. Найдя ее, прижала - проход в лаз закрылся, погружая их с Многоликим в темноту.

Мальчишка несколько раз чиркнул кремнем, высек искру, и та живо перескочила на просмоленный факел.

- Тайное убежище Ластриков? - Многоликий осмотрелся, поднимая факел.

- Тайное убежище Катарины, - поправила она, и указала на стоящий тут же мешок. - Возьми немного серебра из кошеля и накидки.

Чтобы не заблудиться, она предусмотрительно нанесла на стены отметины. Идя по их следу, они с мальчишкой скоро оказались у выхода. В нос ударился запах дождя и моря. Катарина поежилась, завернулась в полы накидки, точно летучая мышь в свои крылья. Тарем заливал дождь, и Катарина не рискнула высовывать нос из грота, в который вывел их каменный лаз.

- Фиранд хочет, чтобы ты сегодня же покинул Замок на Пике, - сказала она, как только студеный ветер охладил голову. И дальше пересказала весь разговор. Не Многоликому, а себе самой, вслух повторила каждое слово. И снова разозлилась.

- И нет никаких способов заставить его передумать? - Мальчишка сложил ладони ковшом и выставил их наружу, дожидаясь, пока в них соберется дождь. А потом плеснул водой в лицо.

- Он и меня выкинет, если стану спорить, - покачала головой таремка. - Видал бы ты его рожу, понял бы, что спорить нет резона - все равно будет так, как его заду угодно, лишь бы мне назло.

Катарина присела на округлый камень, будто специально для того приспособленный, и потерла лицо, словно на коже осталась невидимая грязь.

- Когда Фиранду было почти два десятка лет, отец высек его за вранье. Как ребенка, а меня глядеть заставил, в назидание. Я попыталась вступиться - так и мне перепало поперек спины. Только меня родитель хлестал сильнее него, приговаривая: "Никогда не иди против воли хозяина этого замка, Катарина, не смей перечить тому, кто принимает решения. Два господина - все равно, что ни одного". У меня с тех пор так шрамы на спине и остались, а Фирандовы, будто бы, зажили без следа.

- Ты не говорила, что отец бил тебя.

- Так и не бил. То в первый и последний раз случилось, и после мы с ним не разговаривали.

- Кажется, госпожа моя, твой брат давно позабыл о том заступничестве. - Многоликий повернулся к ней, и кончик его мокрого носа зашевелился, словно у пытливой крысы.

- А, может, никогда и не помнил.

Воспоминания пришли не случайно. Катарина всегда старалась избавиться именно от этих. Рука отца с розгой, всей бурой от крови, его остервенелый взгляд и губы в пене, и слова. Все навалилось разом, лишая сил отмахиваться от позорных мгновений прошлого. Но почему сегодня?

Таремка смахнула морок прошлого. Не для того она тащилась сырыми пещерами, чтоб теперь предаваться воспоминаниям, словно столетняя старуха.

- Ты должен хорошенько запомнить эту дорогу, - начала она. Многоликий кивнул и присел у ее ног, прямо на холодные камни. Ирония - дикий волк, который с радостью отхватит хозяйскую руку, но в тоже время - самое близкое существо на этом свете. Катарина подумала, что в черные дни, когда пути вперед не останется, она попросит мальчишку убить ее - быстро и безболезненно, как он - она знала - умел. - Сегодня я, на потеху Фиранду, выставлю тебя из замка. Ты ступай к Ларо и пережди у него несколько дней - не для того я сняла ему комнат в самом дорогом борделе Тарема, чтоб он там жировал. Присмотри заодно, что щебечет наш соловей. Я дала блудливой мамаше столько золота, что ее шлюхам давным-давно пора ужу споить та-хирца и выведать у него все, что мне нужно. Только мамаша краты взяла, а толку - кошачьи слезы. Видать, девки ее не знают, каким местом работать, чтоб мужика разговорить.

- Прикажи - и он расскажет все, что нужно. - Многоликий незаметно для нее ловко достал кинжал, и повертел его на ладони, словно жонглер.

- Прибери от моего носа эту дрянь, - покривилась Катарина. - Он нужен мне живым. Мертвецы разговаривать не умеют.

- Я смогу его разговорить, - настаивали Многоликий.

Катарина видела, как он весь завелся от нетерпения. Слишком долго она испытывала терпением волка этого. Ему хотелось крови, хотелось заняться тем, что милее всего сердцу - убивать. Только Катарина не первый день на свет родилась, и кое-что понимала в людях. Особенно в мерзавцах вроде Ларо - пират лучше сдохнет, чем расскажет, где искать купца, которому продал принцессу. Если бы Катарина видела иную лазейку - стала бы тащиться с ним в Тарем, да еще так подставляться под гнев брата?

- Смотри, чтоб этого проходимца никто не пришиб раньше срока, - Катарина выразительно посмотрела на мальчишку.

- А после - дашь с ним позабавиться?

- После он станет лордом Эйратом, и тебе к нему не подступиться будет. - Сказала - и тут же напоролась на самодовольную ухмылку на бледном лице. Что и говорить - до рхельской царевны добраться было в разы сложнее, а еще сложнее - не попасться потом. - Фиранд снова все на меня свалит, ни к чему оно сейчас. Пусть живет поганец, сколько боги ему отведут.

"А сколько они отведут мне?" - подумала вдруг и невольно задрожала, словно позади уже стояли прислужники Гартиса с ржавыми косами.

- Не понимаю, госпожа моя, отчего ты его слушаешься, - пожал печами Многоликий.

- Кого? - не сразу поняла таремка.

- Фиранда. Бог он, что ли над тобой? Без тебя - так мигом все развалится, тут даже малоумному ясно. А если ему какая холера завтра засвербит и он тебя вышвырнет из дому просто так - на кого пенять станешь? Ты вон сколько для Ластриков сделала, не боялась рук замарать, а он только слюни горазд пускать и гневаться.