Александр Данковсеий - Папа волшебницы

А Сайни посидел-посидел - и вдруг плавным змеиным движением потянул из ножен на бедре клинок. И сам подобрался, как кот перед прыжком.

"Опять какая-то дрянь намечается", успел подумать я, бестолково крутя головой по сторонам в поисках неведомой опасности. Знать бы еще, чего искать. Топорик-то у меня после приснопамятной встречи с разбойниками был за поясом. Точнее, на поясе, в импровизированной кобуре из веревочной петли (благо, чехол на лезвие соорудили еще в городе). Только кого рубить, от чего прятаться?

А Сайни с места прянул вперед, в заросли нежно-зеленой травки высотой по колено. И вынырнул из нее, сжимая в руках... гриб. Классический боровичок, как из детского мультика. Здоровенный, шляпка с ладонь. Охотник улыбался во все 32 зуба, борода встопорщилась вымпелом.

- Что, страшно? - по-моему, он радовался, как мальчишка, что сумел меня напугать. - Думал, небось, что в здешних лесах только всякая смертоносная гадость растет? Их там целая семейка. И смотри, не червивые, -- Сайни продемонстрировал мне срез ножки, беленький, с едва заметной желтизной, как у плавленого сырка. -- На ужин у нас грибная похлебка. А то твой концентрат уже в глотку не лезет.

Возражать по поводу притяжательного местоимения я не стал. Возможно, оно было вызвано тем, что стряпал по вечерам все больше я - как-то так сложилось, хотя никогда не считал себя любителем кулинарии. Но в этот раз готовкой занялся Лелек - видать, стих на него нашел. Тем более, что на прошлой стоянке он накопал в болотистой почве клубней какого-то растения вроде нашего стрелолиста, только листья фиолетовые и больше похожие на подорожник, набрал душистых травок, в одной из которых я не без удивления опознал мяту. А с дерева, под которым мы пристроили велосипеды, надергал то ли стручков, то ли свернувшихся в трубочку листьев. Мне почему-то пришла в голову мысль, что это могут быть гнезда каких-нибудь муравьев или гусениц, и я предпочел до истины не докапываться. Сказано - в котел, значит - в котел.

Ладно, не дают покуховарить, схожу хоть за дровами.

Сходил. Ради разнообразия - без приключений. Нашел сухую лесину, завалил и притащил в лагерь. Сайни одобрил - мол, горит жарко, а дыму почти не дает. Можно подумать, я по этому признаку отбирал. Для меня сухое - значит, дрова. Это только у Купера индейцы дереву чуть ли не генетический анализ делают, прежде чем в костер пустить. Чтоб дыма не было.

Впрочем, Бержи, дай ему местный бог здоровья, снабдил нас чудо-печуркой, которая и дров кушала куда меньше обычного костра, и воду кипятила быстрее, и в небо выпускала, кажется, только нагретый воздух. Во всяком случае, дымила так мало, что в сумерках и не видать. А ясным днем мы и не готовили - от греха подалее. В общем, видели бы эту печечку фирмы по производству снаряжения - обзавидовались бы.

И хотя стали на ужин раньше обычного, я не возражал. Натаскался, нанервничался...Можно и отдохнуть. Правда, ручейка поблизости не было. Воды во фляжки мы набрали загодя, еще утречком, из озерца в овраге. По моему настоянию, вскипятили, прежде чем заливать в емкости. Но часть ее выпили во время обеденного перекуса. Так что для похлебки Сайни снова принялся цедить сок из лиан. Муторная, между прочим, процедура оказалось - сок то бежал тонкой струйкой, то вовсе капал, как ни старался Лелек ускорить процесс, ковыряя ножом куски растения.

Я было думал пойти поискать воду, но мой спутник вполне резонно заметил, что вверх она не течет, а мы сейчас как раз между двух оврагов, которые, правда, разошлись в стороны. Далековато идти придется. А дождей в последние три-пять дней не было, поэтому шанс найти лужу невелик. Печально, учитывая то, что вымыться нам после глиняных ванн так толком и не удалось.

Впрочем, грибной отвар и прочие травки-листики напрочь перебили мерзкий привкус лиан, и хлебово вышло знатное. Жаль, хлеба к нему не было.

Незаметно сумерки сгустились до полной темноты. Тихо, тепло, комарье - и то не жужжит над ухом. В животе приятная тяжесть съеденных грибов. Ну чисто курорт или матрасный поход.

-- Сайни, а мы их найдем? - вдруг глупо и совсем по-детски спросил я. Честное слово, не обиделся бы, если бы в ответ прозвучало "А я почем знаю?".

-- Найдем, -- очень уверенно и без паузы ответил Лелек.

-- А ты почем знаешь?

-- Знаю. Если угодно, чувствую. Я бы тебе мог сказать, что сомнения отпугивают удачу, что надо твердо идти к цели... Это все правда. Но я действительно уверен, что мы найдем детей, что с ними все будет хорошо. Иначе бы не предложил столь безумный план - идти вдвоем по этим бескрайним лесам, на одних догадках, даже не имея возможности поднять след...

-- Сайни, а ты кто?

-- Не понял? - он повернулся ко мне всем корпусом, и в свете угасающих угольков из печки его лицо казалось напряженным и каким-то... обиженным, что ли. Словно я, сам того не желая, задел больное.

-- Не похож ты на обычного вояку. Знаешь много. Говоришь... как ученый или колдун. Да и другие воины тебя слушались не так, как прочих командиров, -- я и объяснить толком свои ощущения не мог, тем более, на чужом языке, и не рад уже был, что вообще этот разговор завел. Атмосфера, видать, навеяла...

-- Да-а, -- протянул он. -- Вам, пришельцам из другого мира, в проницательности не откажешь. По-моему, твоя дочь тоже что-то такое учуяла. Только, извини, не отвечу я тебе. Врать не хочу - хотя мог бы сказать, что ты и не знаешь, какими должны быть настоящие разведчики. Но не хочу - нам еще с тобой вместе идти и идти. А правда не сделает тебя счастливее. Может быть, потом как-нибудь. А пока спать пора. Извини, с этими грибами я вымотался, так что тебе первому дежурить. Как луна до той ветки дойдет, разбудишь меня. Тогда, может, "сторожок" поставлю.

Мы вечерами ставили "сторожок" -- некий аналог сигнализации, которая охраняла палатку и небольшую зону вокруг нее (аккурат выйти ночью пописать). Точнее, ставил Сайни, потому что я напрочь не понимал принципа действия этой штуки. Равно как не знал, что должно произойти, если в охраняемый контур кто-то попытается вломиться. Пару раз Лелек охранную систему не задействовал вовсе (и тогда приходилось ночью дежурить, а днем зевать). Чем руководствовался мой спутник, принимая такое решение - не знаю. А такого, чтоб сперва дежурить, а потом "сторожок" ставить, и вовсе не было. Может, он какие-то силы своего организма использует, чтобы задействовать магический "звоночек", а сегодня вымотался?

Печку пришлось загасить, дабы не демаскировать лагерь. И остался я с топором в руке тупо пялиться в темноту и вслушиваться в тишину.

**

Мы вылетели на них лоб в лоб. Просто вывернули из-за кустов - и наткнулись. Я, следуя традиции, не успел ничего сообразить, а Сайни уже ринулся на первого. (Как он успел соскочить с велосипеда и отцепить свою протыкалку - не знаю). Второй, стало быть, пришелся на мою долю. И мне жутко не понравилось, как он поднимал руку. Причем в строну Сайни - возможно, меня просто не заметил, ведь ехали-то в колонну по одному. Настолько не понравилось, что я на супостата кинулся вместе с великом. Этот трюк я видел когда-то в американском сериале про полицейских на велосипедах. Удалось повторить. То есть уложить движущийся вел так, чтобы, проехав по земле, лежа на боку, сбить противника с ног колесом. Сбил. И услышав грохот над ухом, даже не удивился. Зато вцепился в вооруженную руку, как стая бультерьеров. Потому что в руке этой был зажат револьвер. Не наган и не смит-и-вессон, -- все, что могу сказать. Я принялся его выворачивать, успев ногой придержать вторую руку противника. Фиг бы мне хоть что-то удалось в обычном партере: враг -- а я почему-то нисколько не сомневался, что он враг -- был и сильнее, и тяжелее меня.