Веда Корнилова - Перстень Сварга

- Для чего?

- Видишь ли, тут считается чем-то вроде правила хорошего тона, если кому-то из идущих на похороны или к тяжело больному человеку удастся по дороге присоединяется к такой вот цепочке. Плакальщицы к таким вещам относятся спокойно, тем более, что за подобное присоединение в дороге надо заплатить, пусть и немного, старшей из этих женщин. А что касается тех, кто присоединился в дороге к плакальщицам - считается, что таким образом они как бы заранее начинают горевать о ком-либо… В общем, хватит болтать!

- Но…

- Ты, главное, помалкивай, и не говори ни слова - я скажу, что ты, узнав о смерти горячо любимого родственника, уже который день не хочешь ни с кем разговаривать.

- А ты пойдешь рядом?

- Я буду неподалеку. Мужчинам не положено идти среди плакальщиц.

Женщин догнали быстро, и Олея молча пристроилась в хвост цепочки, а Бел, в свою очередь, догнал пожилую женщину, которая возглавляла эту небольшую процессию, почтительно поклонился, что-то сказал и протянул серебряную монету, а после отошел в сторону. Одетая во все черное женщина, мельком взглянув в сторону Олеи, кивнула головой, и пошла дальше. После этого никто из плакальщиц не обращал внимания на только что присоединившуюся к ним женщину: все по правилам, новенькая имеет право идти с ними, и за их будущие слезы уже заплачено. Правда, идти последней Олее тоже было несколько не по себе, но, по счастью, не прошло и четверти часа, как к цепочке плакальщиц присоединились еще две женщины, так что среди той скорбной группы Олея уже нисколько не выделялась. Бел шел неподалеку, вместе с мужьями тех женщин, что недавно присоединились к Олее, и даже сумел завести с ними разговор. Те люди тоже были одеты небогато, и шли налегке - все же когда направляешься в путь по столь печальному поводу, как болезнь или смерть родственника или знакомого, то вряд ли потащишь с собой что-то на рынок или на продажу - не до того… Теперь даже Олея признала - вряд ли кто из стражников придерется к людям, идущим на похороны.

Архо, и верно, оказалось довольно большим селением с широкой площадью на окраине, отданной под базар. Конечно, того шума и гомона, что так удивил Олею в Иорнале, тут не было, однако громких криков хватало и тут. Народу на базаре тоже было немало, но понятно, что после полудня тут никого не останется: именно тогда наступает самое жаркое время, которое лучше пересидеть в тени, да и у каждого человека есть свои дела.

Конечно, неплохо бы приобрести пару лошадей, да вот только их никто не продавал на этом провинциальном базаре: для местных жителей лошадь - это огромное богатство, которое вряд ли может позволить себе хоть кто-то из них. Да что там лошадь! Тут даже ослика было невозможно купить. О таких значимых покупках продавец и покупатель договаривались заранее, тогда же и в цене сходились. А если же кто-то вздумает купить ослика прямо на этом базаре, то ему следует знать: в здешних местах такую дорогую и значительную покупку за четверть часа не совершишь - хозяин животного будет торговаться долго и упорно, да и подобное приобретение сразу привлечет к себе внимание всего базара. В общем, беглецам и дальше придется полагаться только на свои ноги.

Бел не стал терять даром время. Не прошло и четверти часа, как он приобрел себе и Олее нечто вроде длинных накидок, в которых ходили местные крестьяне, а еще чуть позже поставил перед женщиной пару новых сапог.

- Переобувайся.

- Зачем?

- Без разговоров. Переобувайся.

Вторую пару сапог он приобрел для себя, и уже успел сменить свои старые сапоги на новые, правда, Олея никак не могла понять, для чего Белу все это понадобилось. Их прежняя обувь была удобной, крепкой, выглядела хорошо, да и ходить в ней было удобно - все разношено по ноге. Пусть новые сапоги пришлись Олее почти что впору, только вот подошва у них была уж очень жесткая, и ходить в них было непривычно и не совсем удобно, да и выглядели они не очень красиво, а уж если быть говорить прямо - то сапоги смотрелись просто грубо. Никак не скажешь, что эту обувь тачал мастер - скорее, неаккуратно сляпал подмастерье. Да и пахли они не хорошо выделанной кожей, а чем-то неприятным.

- Знаешь, - вздохнула Олея. - Эти сапоги… Они не очень удобные. И великоваты…

- Переживешь! - отрезал Бел. - Привыкнешь.

- Извини, но от них пахнет как-то не очень…

- Это далеко не самое страшное.

- В старых ходить легче.

- Нашу старую обувь заберем с собой. Потом спалим.

- Зачем?!

- Значит, надо. Тут не следует ничего оставлять.

В Архо беглецы пробыли, самое большее, полчаса, после чего покинули поселок. Накидки, надетые прямо поверх старой одежды, грубые сапоги, головные уборы, почти полностью прикрывающие лица от палящего солнца… Олея не могла не признать, что сейчас они с Белом внешне ничем не отличаются от местных жителей. В этот раз из селения вышли двое крестьян, муж с женой, которые несли за плечами почти пустые корзины на лямках. Обычная картина: кто-то из окрестных жителей уже продал свой товар, и теперь возвращается домой, прикупив всякие мелочи на базаре. Поклажи в корзинах было немного, но этого и не требовалось - все же считается, что небогатые люди приобретают себе лишь самое необходимое. Даже стражники, дежурившие на выезде из поселка, лишь покосились на идущих крестьян, но ни один из стражей порядка не сдвинулся с места: кто-то приходит, кто-то уходит, а через пару-тройку часов по своим домам разойдутся все, кто с утра пораньше заявился на базар… Пока что народу на дороге совсем немного, но через несколько часов людей на ней заметно прибавится.

Отойдя от селения подальше, беглецы прибавили шаг. Шли быстро. Но Олея заметила, что Бел то и дело оглядывается назад. Ну, его можно понять - когда идешь с таким грузом, как у них, то поневоле начнешь беспокоиться.

- Куда дальше? - повернулся Бел к Олее.

- Прямо. Кварг шел дальше именно по этой дороге.

Вместо ответа мужчина только прибавил шагу. Да уж, интересным собеседником его не назовешь при всем желании.

С того самого времени как Бел стал опекать ее по приказу Хозяина, молодая женщина успела привыкнуть как к замкнутому характеру Бела, так и к его неразговорчивости, постепенно научилась различать, когда этот внешне невозмутимый человек спокоен, а когда нервничает. Возможно, этому способствовала и прежняя жизнь Олеи, когда она была вынуждена подлаживаться под непростой характер своего мужа, терпеть его недовольство и раздражение, а иногда с полуслова, жеста или движению бровей понимать и то, что Серио не знает, как извиниться перед женой за свою грубую вспышку или обидно брошенное слово. Так что сейчас Олея, исходя из своего горького опыта, догадывалась, какие чувства скрываются у Бела под вечной маской спокойствия и равнодушия.