Вадим Волобуев - Сага о Гильгамеше

-- Прости меня, Бирхутурре, что я послал тебя на верную смерть. Страх обуял меня, ненависть затмила разум. Твои раны - это мои раны. Они терзают мою душу, как терзают твою плоть. Что сделать мне, чтобы облегчить твои страдания?

-- Не укоряй себя, господин, - слабым голосом ответил Бирхутурре. - Ты победил Акку, и тем отомстил за меня. Утешённым я предстану перед Эрешкигаль. Святилище Инанны уцелело. Теперь прощай. Позволь мне в последний раз насладиться покоем.

Гильгамеш покорно отступил на несколько шагов. Понурив голову, он стоял и смотрел, как Бирхутурре бросает последний взор на небесных овец [25] Небесные овцы - звёзды. . Лицо ратника постепенно каменело, глаза превращались в янтарные капли. Наконец, он испустил дух. Вождь приказал вырыть для него глубокую яму, положить туда оружие, фаянсовую посуду, несколько корзин ячменя, пару кувшинов с водой и драгоценную медную подставку. Когда всё это было выполнено, рабы опустили в могилу завёрнутое в циновку тело почившего военачальника. На месте погребения Гильгамеш заколол десять быков и устроил поминальный пир, на который пригласил всех военачальников и старейшин Больших домов, выпущенных по случаю победы из заточения. Каждый воин получил от него по невольнику, а командиры - богатые земельные угодья. Празднества продолжались три дня.

Полутёмная прихожая клубилась духотой, источала въевшийся запах потных тел и известковой пыли. Красноватый зигзагообразный узор тускло поблёскивал на стенах, в дальних углах виднелись тростниковые корзины, на полу лежали истрёпанные циновки. Возле входа скорчилась девочка-служка. Она дремала, прислонившись щекой к рельефному изображению Инанны на стене. Нарахи приблизился к ней, тронул за плечо.

-- Я пришёл к Шамхат, - сказал он. - Может ли несравненная дочь Звезды Восхода принять меня?

Девчушка хлопнула огромными глазищами, вскочила с тростникового табурета и умчалась в коридор. Нарахи остался ждать. Он побродил по прихожей, выглянул на улицу, покачал головой. В городе ему не нравилось. Слишком пыльно, слишком шумно, слишком много странных людей. Даже на постоялом дворе, где он снял каморку, всюду шныряли какие-то непонятные типы, прятавшие что-то под одеждой и вполголоса разговаривавшие с хозяином. Оставлять там онагров было, пожалуй, небезопасно. Нарахи хотел побыстрее уладить все дела и с первой зарёй вернуться домой.

К нему вышла женщина, очень красивая, в туго перетянутой льняной тунике и кожаных сандалиях. Молочная чистота её лица, густо натёртого белилами, подчёркивалась мерцающей чернотой выкрашенных углём зубов. Изящно подведённые глаза переливались сине-фиолетовым светом. В ушах покачивались тяжёлые золотые серьги с самоцветами, короткие чёрные волосы, уложенные в пышное каре, переплетались жёлтыми, красными и голубыми ленточками. Каждое её движение сопровождалось лёгким перезвоном многочисленных браслетов на запястьях и лодыжках, на выступающей груди покоилось изумительное жемчужное ожерелье. Тело её распространяло чудный запах, ударявший в голову и заставлявший сердце биться гулко и призывно. Ошарашенный красотой вошедшей, Нарахи стоял, не в силах вымолвить ни слова. Видя его растерянность, женщина улыбнулась, сказала:

-- Мир тебе, гость святилища Инанны! Ты звал Шамхат?

-- Да, прекраснейшая из смертных, - ответил Нарахи. - Я звал тебя.

-- О нет, я не Шамхат. Моё имя - Геме-Тирари. Как и Шамхат, я посвятила душу и тело нашей владычице Инанне. Могу ли я заменить тебе предмет твоих желаний?

-- Увы, - ответил селянин, чуть поколебавшись. - Мне нужна только Шамхат.

-- Что ж, - непринуждённо ответила женщина. - Тогда тебе придётся подождать. Посиди здесь, рабы вынесут фиников и сикеры. Впрочем, ты можешь попросить Шамхат о дне и часе встречи, когда она будет свободна только для тебя. Что выбираешь?

-- Я не могу ждать другого дня, восхитительная Геме-Тирари. Передай Шамхат, что я отдам трёх волов и десять мешков ячменя за встречу с ней. Передай ей это, о прелестница, угодная Инанне, и пусть печень её растопится для Нарахи, земледельца из Дома Орла.

-- Хорошо, я передам ей это, - женщина ещё раз улыбнулась чернозубой улыбкой и ушла, позвякивая браслетами.

Нарахи как зачарованный смотрел ей вслед, потом тихо выдохнул и опустился на циновку. Две маленькие рабыни вынесли ему кувшин сикеры и блюдо фиников, но селянин даже не притронулся к ним. Предстоящая встреча тревожила его. Мысль, подсказанная ему стариками и выглядевшая поначалу столь соблазнительной, теперь казалась всё более странной и нелепой. Возможно, на него так подействовал город с его диковинными обычаями и незнакомыми людьми. Он тосковал по деревне, по тому миру, где всё было просто и незатейливо. Дом неба подавлял его своей громадой. Ему казалось, что каждый камешек здесь, каждая пылинка дышат присутствием Инанны. Это был отголосок давней детской мечты о чуде, той мечты, что живёт в нас всю жизнь, являясь во снах, приходя в моменты любви и одиночества. Поглощённый этими переживаниями, селянин не заметил, как заснул. Тело его, утомлённое дневными заботами, незаметно расслабилось в прохладе храма, руки безвольно упали, отяжелевшие веки опустились вниз. Спал он без сновидений, целиком растворённый в пучине беспамятства. Спустя некоторое время его разбудил весёлый женский голос. Нарахи очнулся и испуганно заморгал. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, где он находится.

-- Ты - Нарахи? - спрашивала его высокая стройная девушка, сверкая ослепительной улыбкой. У неё были неряшливо распущенные русые волосы, маленький нос и большие голубые глаза. По всей видимости, она была не местной. Сглаженность скул и светлые волосы указывали, что родина её находится далеко на севере, среди бескрайних лесов и снежных гор. Красота её показалась Нарахи какой-то блеклой, особенно в сравнении с точёным великолепием Геме-Тирари. Выгоревшая на солнце кожа пергаментом обтягивала тощее тело, нечёсаные волосы спутанными космами низвергались на плечи. Если это и была пресловутая Шамхат, облик её глубоко разочаровал Нарахи. Поистине, странны и непонятны были вкусы горожан, восторгавшихся столь неприглядным товаром.

-- Я - Нарахи, - подтвердил селянин, поднимаясь.

-- А я - Шамхат, - весело откликнулась девушка. - Пойдём, - она резво схватила его за руку и потянула в коридор. Нарахи устремился за ней, онемев от изумления. Служительница Инанны скакала подобно горной козе, она мчалась вперёд словно молодая антилопа, упиваясь быстротой своих ног и совершенством тела. Движения её были порывисты и резки, голос - звенящий и радостный, словно трели весенних птиц. Крепко держась своей мягкой теплой ладонью за огромную мозолистую лапу Нарахи, девушка как будто передавала ему своё настроение. Селянин почувствовал, что его тоже захлёстывает волна необыкновенного счастья, ему захотелось плясать и петь, прославляя очарование жизни. Но вскоре он начал задыхаться. В боку его закололо, перед глазами пошли круги.