Марина Дяченко - Маг дороги (сборник)

Впрочем, я уже знала, что скажу королю. Пусть только он придет наконец. Он так и сказал: подожди у меня, я скоро приду. И вот уже рассвет…

Скрипнула дверь. Я подскочила. Вошел Гарольд. Я хотела соскочить с подоконника, но Гарольд не дал: молча подошел и обнял меня. И я обхватила его непривычно широкие плечи, и так мы замерли минуты на две.

– Только трое, Гарольд.

Он молчал.

– Ты победил кочевников?

Он кивнул, по-прежнему не раскрывая рта.

– Гарольд, я знаю, что делать. Мы быстренько сыграем три свадьбы, и я вернусь за Печать. Если только Уйма… Уйма!

Людоед вошел, бесшумно ступая мягкими кожаными сапогами. На нем была чистая широкая рубаха, такая длинная, что из-под нее едва виднелись пришитые к голенищам штанины. Из расстегнутого ворота выглядывала здоровенная шея в ожерелье синяков – отпечатков пальцев Принца-деспота.

Я высвободилась из рук Гарольда:

– Как ты, Уйма?

– Да что мне сделается? – он ухмыльнулся во всю широкую зубастую пасть. Подошел, покосился на мой посох, который я прислонила к подлокотнику кресла. Вдруг навалился на меня, обхватил медвежьей хваткой, я готова была запищать, как резиновая игрушка.

– Гарольд. Это девчонка меня вытащила. Меня. Вытащила.

– А сколько раз ты меня вытаскивал? – пробормотала я.

Гарольд обхватил одной рукой круглое плечо людоеда, а другой – меня:

– Я на минуточку… Только на одну минутку… поверил, что вы не вернетесь.

– А мы вернулись! – я захлебнулась нервным смехом. – Гарольд, Гарольд, что тебе сделал Оберон? За то, что ты нас… За это?

– Его величество, – поправил он механически. – Его величество ничего мне не сделал, потому что я должен был немедленно идти против кочевников. Мы отбросили их и освободили заложников, но на другой день началась заварушка у людоедов.

– Что?! – Уйма выпрямился.

– Да. Угробы заключили союз с Шакалами и двинули соединенные силы на Охру Костегрыза…

– Но ведь отец здесь, в замке!

Гарольд помотал черноволосой головой:

– Они на то и рассчитывали, что племя ослаблено. Тогда Оберон… его величество… освободил твоего отца. Охра возглавил свое племя…

– Он жив? – быстро спросил Уйма.

– Да. У нас для тебя есть новость… Не знаю, как ты к ней отнесешься, Уйма.

Уйма сжал мою ладонь.

– Ай!

– Извини, – пробормотал он, выпуская мою руку и глядя на Гарольда. – Какая новость?

– Хорошая новость, – послышалось от дверей.

Мы все разом обернулись.

Оберон прикрыл за собой портьеру. Поймал мой взгляд и вдруг улыбнулся так спокойно и ласково, что сразу же стало ясно: меня не будут ругать! Камень с души свалился, честное слово.

– Сестры-хранительницы спят. Я поставил вокруг Храма стражников, чтобы ни одна болтливая сорока не прилетела из замка и не обрадовала их раньше времени, – Оберон уселся в свое кресло. – Садитесь поближе. Надо поговорить.

Он был такой же, как всегда, – настоящий король. Спокойный и уверенный, и лучистый, что ли. При мысли о том, что Обещание так и не будет выполнено, принцессы поседеют и Оберон умрет, у меня горло сдавило – как будто Принц-деспот меня душил, а не Уйму.

– Ваше величество, – начала я, ломая этикет, не дожидаясь, пока меня спросят. – Я вот что придумала. Мы трех принцесс выдадим замуж, самых старых, а я… мы с Уймой потом второй раз пойдем за Печать. Мы там еще не все разведали. Разыщем еще двух принцев и приведем. Ведь уже большая часть работы сделана! Двух принцев проще найти, чем трех!

Оберон посмотрел на меня. Без упрека. Внимательно. Я замолчала.

– Я пойду, – проскрипел Уйма. – Я готов идти с магом дороги хоть за Печать, хоть куда.

– Никуда вам идти не придется, – тихо сказал Оберон. – Посидите десять минут тихонечко и послушайте вашего короля, ладно?

Мы с Уймой потупились, пристыженные.

– Мальчишку не нашли. Его видели во многих местах, в том числе на переправе через Ланс. Он спешил убраться от города подальше.

– Это плохо, – я опять не удержалась и перебила. – Он некромант, и довольно могучий. Ему нельзя доверять.

Оберон на секунду опустил веки:

– Я бы не хотел, чтобы по Королевству бегали некроманты, но сейчас не до этого. Главное вот что: я говорил с принцами. Для саламандры приготовили комнату с большим камином, он был страшно измучен холодом. Тому, что сидел в подземелье, я помог, теперь он стал сильнее и сможет видеть днем. Этот, которого называют деспотом… Боюсь, его нельзя выпускать из темницы. Ни сейчас, ни позже.

– Он жуткий человек, – я содрогнулась.

– Тем не менее он принц, и одной из наших красавиц придется выйти за него – в полном соответствии с собственным желанием, – холодно заметил король.

– Зато саламандра и бывший пленник – очень хорошие, – робко заметила я. – Особенно саламандра. Он…

Я запнулась, встретив внимательный взгляд Оберона.

– Простите, ваше величество, – сказала я, невольно втянув голову в плечи. – Я нарушила ваш запрет, я самовольно ушла за Печать…

– Об этом мы поговорим позже. Итак, судьба четырех принцесс решена – или будет решена в ближайшие дни. Саламандра женится на Алисии, это ясно, а вот остальные…

– Простите, ваше величество, судьба трех принцесс, – я чуть не заплакала. – Трех. Мы искали, но…

– Четырех принцесс, Лена, – мягко сказал Оберон. – Дело в том, что Охра Костегрыз, в неравной схватке одолевший и покоривший два враждебных племени, основал королевство. Независимое островное королевство. И сделался его первым королем.

Сделалось тихо. Я ничего не понимала. При чем тут Костегрыз? Что за островное королевство? Почему Оберон смотрит на меня с таким значением?

Король перевел взгляд на Уйму. Людоед сидел, выпятив вперед нижнюю губу, окаменев, не сводя с Оберона круглых желтых глаз. Я посмотрела на Гарольда, будто спрашивая подсказки. Тот улыбнулся:

– Вот видишь, как удачно…

– Мне Филумену, – рявкнул Уйма. – Таково мое условие, а на любой другой я не стану жениться.

Оберон улыбнулся:

– Решено. Тебе Филумену. Саламандре Алисию. Остаются Розина, Ортензия и Стелла, пусть братья-враги сами выбирают.

– Только не отдавайте Стеллу деспоту, – быстро сказала я. И добавила, спохватившись: – Уйма! Ты теперь принц! Поздравляю… ваше высочество!

И смутилась, потому что прозвучало все это довольно глупо.

Людоед оскалил два ряда белых зубов. Похлопал меня по плечу:

– Прошу простить меня на слове, господа и дамы… Жритраву, иначе не скажешь. Жритраву!

* * *

Наутро сестрам-хранительницам объявили королевскую волю – при большом стечении народа, на залитой солнцем площади. Я находилась тут же, и наблюдать растерянные физиономии принцесс для меня было одно удовольствие.

Затем последовал грандиозный прием в замке. На приеме выбирали невест и сговаривались о свадьбах.