Александр Бушков - Анастасия (сборник)

— Ну ладно, — сказал Менестей важно. — И все же в моем присутствии твои люди могли бы…

Нестор, не спуская с него ясных, ярко–синих глаз, надвигался, пока Менестею стало некуда пятиться, и он почувствовал лопатками холод стены.

— Это в каком таком твоем присутствии? — ледяным, как камень подвала, шепотом спросил Нестор. — Что ты о себе возомнил? Я не требую вернуть деньги, которые тебе платил в последние годы, но уж будь любезен не гавкать на хозяина. Из–за того, что ты довольно успешно баламутил недалекие умы и добился некоторых достижений в растлении неустойчивых душ, ты возомнил, чего доброго, что это ты сверг Тезея? Как по–твоему, сколько продержатся твои молодчики, если я брошу на них критских стрелков? И сколько соперников спят и видят, как бы в нынешней неразберихе прикончить тебя и залезть на трон?

— Ну ты уж, право, — сказал Менестей с вымученной ухмылкой. — Столько шума из–за девки и какой–то старой рукописи.

Нестор грустно цокнул языком, сожалеючи покачал головой и громко приказал:

— Всем — вон!

Его люди тенями скользнули к двери, увлекая за собой Менестея. Нестор вывел Ниду из угла, бережно привел в порядок ее одежду и гладил по голове, пока она не перестала всхлипывать.

— Все, девочка, — сказал Нестор. — Ну, обидел, ну, подонок, так наказали же его. Перед тобой верный друг, милая. Ну посуди сама, ты же умница. Питай я какие–то коварные замыслы по отношению к тебе и твоему Майону — отдал бы тебя этим молодчикам, а уж они…

— Но ты тоже со мной играешь, — сказала Нида. — Изображаешь добрячка, но «гарпии» остаются за дверью.

— Ох ты! — с досадой сказал Нестор. — К чему мне было бы тратить на тебя красноречие, если проще и быстрее загнать тебе иголки под ногти? Не отворачивайся и не принимай гордый вид, ты прекрасно знаешь, что не выдержишь. Ведь не выдержишь?

Нида опустила голову.

— Я не злодей и не палач, — сказал Нестор, — но видел достаточно жестокостей, чтобы меня остановили твои заплаканные глаза. Понимаешь, в данном случае условия игры таковы, что ты мне нужна в полном здравии, без единой царапинки, мало того — моей сторонницей. Потому что мне необходим Майон — также живой и здоровый. Теперь веришь?

— Теперь — верю.

— Прекрасно, — сказал Нестор. — Не буду ходить вокруг да около. Читала рукопись? По глазам вижу… Конечно, мы все там выглядим жуткими злодеями, но не в том дело. А дело–то в том, милая, что, пока эта рукопись не сгорела в очаге, за жизнь Майона я не дам и гроша. Понимаешь?

— Да, — сказала Нида.

— Ты любишь Майона и, конечно же, хотела бы стать его женой. И, разумеется, как всякой женщине, тебе нужен муж, занимающий устойчивое положение, нужен достаток в доме и покой. Иначе просто нельзя, женщина хранительница очага и хозяйка, ей в силу ее природы необходимы уют и достаток, сложности и шум большого мира интересуют ее лишь в той степени, чтобы знать, насколько это отразится на ее доме. — Нестор положил девушке руку на плечо. — Пойми, если мы даже его не убьем, если я отпущу его на все четыре стороны и он начнет распространять основанные на рукописи Архилоха разоблачительные поэмы, не будет у него спокойной жизни. Что хорошего быть женой нищего бродяга, постоянно подвергающегося опасности? Какими вырастут ваши дети? И сам Майон, твой любимый? Если ты его любишь по–настоящему, то должна приложить все силы, чтобы он не сгинул в канаве. Он же талантлив, он необходим Афинам. У вас будет дом, как раз такой, о каком ты мечтаешь, у вас будут дети, достаток, вы проживете долгую, беспечальную жизнь. Для этого нужно лишь сжечь старую рукопись, написанную забытым всеми неудачником. Ты умница, ты все понимаешь сама…

— Где он? — спросила Нида.

— Уж, конечно, не у Менестеевых болванов. В собственном доме, под надежной охраной, пока не кончится неразбериха. Ну, хорошая моя, умная моя? Будешь бороться за свое счастье?

— Рукопись зарыта в погребе, в доме моей тетки, — сказала Нида, глядя на него спокойными сухими глазами. — Я покажу. Я уверена, что ты сдержишь все свои обещания — дело ведь не в доброте, верно?

— Уж какой из меня добряк, — сказал Нестор. — Ты исключительно разумная девушка. Кровью в данном случае просто–напросто ничего не добьешься. Эй, кто там, — колесницу!

…Гилл медленно шел по улице, запруженной гомонящими людьми. «Гарпии» расставили повсюду набитые амфорами повозки и, держась с небрежно–гордым видом победителей, щедро плескали вино в подставленные кружки, ладони, миски. Много проливалось на землю, и острый винный дух стоял над бессмысленно хохочущими, поющими что–то невразумительное, галдящими афинянами. Кто–то сунул кружку и Гиллу. Он выпил, не почувствовав вкуса, бросил кружку на землю и побрел дальше.

Он подметил, что бесшабашным вроде бы весельем бдительно управляют — на перекрестках, площадях, у храмов, складов с товарами, у домов знати стояли отряды гоплитов и наемных критских стрелков в полном вооружении. Неизвестно откуда возникли, словно птица Феникс, пешие и конные полицейские, еще вчера подчинявшиеся ему. В толпе шныряли трезвые зоркоглазые личности — и в некоторых Гилл узнавал своих бывших сотрудников. На фронтон белого здания бывшей школы поднимали на канатах огромный чеканный барельеф, изображавший гарпию, — здесь, как понял Гилл из разговоров, Менестей намеревался устроить свой дворец, пока не водворится в царском. На гребне крыши уже красовались четыре таких же барельефа, обращенных на все стороны света.

Он чувствовал себя, как человек, бросившийся с крыши высокого здания: мысль еще лихорадочно работает, но телом управлять невозможно, и каменные плиты мостовой стремительно несутся в лицо. Тезей, кумир и повелитель, ушел из его жизни, как уносится сорванный ветром сухой лист. К Лаис он не мог вернуться — таким. Да и никому он не нужен — таким. Ничего не осталось.

Человек заступил ему дорогу. Гилл дернулся, чтобы обойти, но тот шагнул в ту же сторону. Гилл поднял голову и узнал красивого сатира Назера, строгого и серьезного в эту минуту.

— Гуляем? — спросил он.

Гилл безучастно дернул плечом.

— Тезей уплыл, ну и что? — спросил Назер. Глаза у него блестели, но не от вина. — Разве некому драться с этой сволочью?

— Все можно, — сказал Гилл. — Только без меня. Тезей больше не Тезей, а за отвлеченные понятия я драться не умею. И вряд ли уже научусь.

Он усмехнулся и проверил кинжал под хитоном.

— Не получится, — тихо сказал Назер.

— Мне это нужно в любом случае. Вот что, ступай к Лаис. Скажи ей — Гилл верит, что мир не черен.

— А дальше?

— Сам поймешь. Прощай.

Во дворец его пропустили без звука, внутренние посты не задерживали, видимо, имели на его счет соответствующий приказ. Никаких следов боя, бегства, беспорядка незаметно, стало быть Нестор не лгал, что дал Тезею время бежать без особой спешки. Оживления Гилл не заметил — деловито суетились лишь несколько военачальников и сановников, по их поведению, раскованному и хозяйскому, сразу становилось ясно, что они были в числе организаторов заговора. Остальные, конечно, сидели по домам и обдумывали самый надежный способ убедительно и эффективно доказать новому хозяину свою преданность и верность.