Грегори Киз - Духи Великой Реки

Совсем вскоре он ощутил прикосновение воды, его владычицы. Эта часть Южного города была теперь малонаселенной, потому что земля все больше заболачивалась, грязные улицы превратились в лужи стоячей воды. Гхэ зашлепал по трясине и тут же ощутил, как к нему возвращаются силы, как голод перестает его терзать. Мысли прояснились, его мозг снова начал управлять животными инстинктами.

Маленький призрак все еще тянул его, стремясь слиться с Рекой, но Гхэ удерживал его, обдумывая случившееся. Мальчика ему послала Река, это ясно; но с какой целью? Гхэ попробовал притянуть клубок нитей к себе, не давая, однако, ему попасть в пылающий очаг сердца. Неожиданно он обнаружил в себе какую-то пустоту, полость, о существовании которой раньше не подозревал. Призрак устроился в ней, протянул нити к его собственным душевным нитям и там и остался, хотя стал бледнее. Гхэ ощутил совершенно новую силу. Она была, конечно, совсем маленькой, но он откуда-то знал, что вновь обретенная сила его не покинет. Воспоминания мальчика тоже сохранились, и Гхэ мог их использовать. Он пролистал память ребенка, словно книгу: годы, погруженные во тьму, особого рода голод. Воспоминания, которые могли заменить его собственные, утраченные. И еще Гхэ ощутил страх, неожиданность смерти, хотя эти чувства слабели, вытесненные потрясением и надеждой: ведь то, что осталось от мальчика, стало частью Гхэ, а Гхэ мог видеть.

Гхэ дошел до края берега; дальше лежало бескрайнее водное пространство — его повелитель. Гхэ двигался вперед, пока не погрузился целиком. В водах Реки ему не нужно было дышать, раны его стали быстро заживать; дожидаясь полного исцеления, Гхэ обдумывал случившееся и гадал, что все это значит.

Что, если бы первое встреченное им чудовище, там, под Лестницей Тьмы, он не съел? Не было бы оно теперь его рабом, как стал им мальчик? Как же глуп он был! Бог-Река хотел, чтобы он собрал их воедино, а не просто сожрал. Гхэ мог стать не одиночкой, а многими, целым легионом; все придворные могли бы стать его частью, а он — их императором. В этом-то и заключалась его истинная сила. Все же нужно быть осторожным: жрецы могут найти способ убить его. Но теперь он был нечто большее, чем прежний Гхэ, а в будущем станет еще могущественнее. Удовлетворенный такой перспективой, Гхэ позволил себе отдохнуть, зная, что его повелитель спрячет его от погони.

Перед рассветом он нашел заброшенный дом на краю Желтоволосой трясины. Гхэ смотрел, как восход окрасил в розовый цвет колышущиеся высокие травы на равнине, тянущейся к югу, насколько хватал глаз; границей служила лишь Река на востоке и цепочка хижин по западной окраине болот. Кто-то говорил ему — кто именно, Гхэ, конечно, вспомнить не мог, — что до его рождения эта часть трясины представляла собой сплошные клетки рисовых полей и в те времена Южный город процветал, а его жители усердно работали в полях, поскольку часть урожая им разрешалось оставлять себе. Однако Река разлилась, не настолько сильно, чтобы затопить город, но достаточно для того, чтобы погубить рисовые посевы. Владелец этих земель решил, что не стоит возиться с ирригацией, ведь дешевый рис в больших количествах везли вверх по Реке из Болотных Царств. Трясине было позволено захватить бывшие поля.

Дом, в котором нашел убежище Гхэ, остался от прежних благословенных времен. Он стоял на крепких кипарисовых сваях, доски пола когда-то были отполированы и кое-где еще сияли сохранившимся блеском. Дом имел два этажа, хотя крыши давно лишился, стропила провисли, словно ребра мертвого тела, и верхний этаж облюбовали для гнездовий птицы. Сваи покосились и начали уходить в зыбкую почву, так что пол стал покатым, птичий помет покрывал когда-то старательно обструганные доски стен. Таков в общем был весь Южный город.

Даже в этот ранний час Гхэ заметил нескольких рыбаков, распугивающих цапель и дроздов; мужчины и женщины брели по жидкой грязи с сетями и острогами в поисках почти несъедобных ильных рыб, саламандр и угрей, скрывающихся в густой траве. Не один из рыбаков наверняка поранит ноги о шипы ильных рыб; Гхэ когда-то давно знал старика, у которого ступня, а потом и вся нога от такой раны стала сине-фиолетовой, начала гнить еще при жизни человека. Мальчик, который теперь стал частью Гхэ, помнил больше: от такого заражения умер его отец. Он помнил невыносимый сладкий запах, ужасное горе…

В Желтоволосой трясине можно было раздобыть еду, но это было опасно. Большинство обитателей Южного города предпочитали жизнь попрошаек и воришек угрозам, таящимся в болотах, хотя кое-кто все же возделывал жалкие делянки риса.

Гхэ не любил оказываться здесь, трясина была не для него — в этом он был уверен, хотя и помнил, как охотился здесь на лягушек, очень хорошо помнил ужасную вонь, исходящую от болота. Став джиком, он узнал причину жуткого запаха, который вдыхал большую часть жизни: сюда выходили сточные трубы из дворца.

И все же трясина обладала своеобразной красотой, теперь он это понимал; к тому же ветер, клонящий травы, дул ему в спину, делая вонь не такой невыносимой. Гхэ даже пожелал рыбакам удачи — раньше он считал их занятие глупостью.

Гхэ мог теперь позволить себе щедро изливать на них свою благожелательность: сам он был полон сил, все его раны зажили. Лишь самая старая из них, та, от которой остался выпуклый шрам на шее, слегка болела, и Гхэ подумал, что знает причину этому. Бог-Река становился на свой лад нетерпелив. Должно быть, где-то в степи что-то происходило с Хизи, с тем ее воином-демоном. Теперь, узнав, что за сила ему дарована, Гхэ должен ее применить — применить до того, как жрецы Ахвена и джики найдут его снова и сумеют уничтожить.

Гхэ потрогал шрам и рассеянно подумал, что тот незаметно перестал вызывать у него отвращение, да и вообще его нынешнее состояние перестало его ужасать. Потеря памяти все еще беспокоила, но теперь у него были воспоминания мальчика — запахи, звуки, вкус, — заполняющие пустоту на месте детства самого Гхэ. Это странным образом успокаивало, хотя Гхэ и сознавал, что раньше испытывал бы возмущение такой заменой; но то был другой, гораздо более глупый Гхэ.

А что нынешний умный и сильный Гхэ будет делать дальше? Он попробует проникнуть в Большой Храм Воды, хотя вроде бы такое намерение и не говорит о большом уме. Однако Гхэ понимал: сейчас или никогда.

Поэтому, глядя на разгорающийся восход и прохаживаясь по скрипучим доскам пола, Гхэ принялся обдумывать, как лучше всего попасть в самую охраняемую твердыню жрецов, святилище тех, кто так безжалостно за ним охотится.

Ответ на этот вопрос булькал не более чем на расстоянии броска камнем от его лачуги: сточная труба, заканчивающаяся в болоте. Она была достаточно широкой, чтобы по ней можно было проползти, но и только. Гхэ позволил себе улыбнуться. Хизи не колеблясь нырнула бы в такую трубу, если бы думала, что так доберется до знаний. Разве он слабее ее?