Грегори Киз - Духи Великой Реки

Внутри екта все было перевернуто, только бледный Перкар по-прежнему лежал, погруженный в свой неестественный сон.

— Тзэм, что происходит?

— Предательство, — бросил Нгангата достаточно громко, чтобы его услышали за пределами шатра. — Братец Конь обещал нам гостеприимство, а его родичи вознамерились опозорить его имя.

— Нет чести в том, чтобы приютить чудовищ, — проскрежетал Чуузек, которому удалось подняться на колени. Тзэм подскочил к нему и ударил кулаком в лицо; Чуузек снова растянулся на полу, отплевываясь кровью. Окровавленная повязка на его голове оказалась покрыта свежими алыми пятнами.

В дверь рванулся Мох.

— Чуузек! Перестань! — рявкнул он. Хизи впервые слышала, чтобы молодой человек повысил голос. Чуузек, потянувшийся к ножу на поясе, опустил руку и привалился к стене екта.

Мох сделал еще один шаг, пристально глядя на Хизи.

— В этом нет нужды, — заверил он ее, — нет нужды твоим друзьям умирать.

— Пока что умираем не мы, — прошипел Нгангата. Хизи никогда не видела его таким: обычно полуальва сохранял спокойствие и не замечал оскорблений.

— Я не с тобой говорю, лесовик, — ответил ему Мох.

— Ничего не понимаю, — простонала Хизи и добавила более твердо: — Убирайтесь отсюда. Все вы, убирайтесь.

Мох нахмурился.

— Я предпочел бы решить все иначе. Мой брат действовал поспешно, но из лучших побуждений. Ты должна отправиться с нами.

— Ничего я не должна, — оскалила зубы Хизи. — И ты еще говорил вчера о гостеприимстве! «Мне только жаль, что тогда гостеприимство здешнего клана окажется запятнанным». Красивые слова, но я вижу теперь, из какой дыры они вылетели. Не из твоего рта, это уж точно.

Чуузек снова сердито зашевелился.

— Назад, ты, недомерок, — прорычал Тзэм. — Я тебе шею сломаю.

— Всем нам шеи не переломаешь, — ответил Чуузек.

— Ему и не придется этого делать! — раздался гневный голос снаружи. — С дороги, вы, никчемные пожиратели падали!

Хизи заметила выражение досады, которое он, впрочем, быстро стер, на лице Мха. Он неохотно отступил; вокруг екта раздались крики, потом наступила внезапная тишина. Растолкав плечами кочевников, в дверь вошел Братец Конь и окинул менгов яростным взглядом. Его короткие кривые ноги и щуплое тело ничуть не казались теперь принадлежащими доброму старичку. В каждой его черте, в каждом движении была угроза, волк, которого Хизи раньше разглядела в нем, теперь был заметен, как свеча за бумагой фонаря.

— Вон отсюда, — тихо бросил он Чуузеку. — Убирайся из моего дома и забери с собой эти кучи навоза. — Братец Конь пнул ногой одного из убитых или бесчувственных воинов.

— Вот теперь видно, — протянул Чуузек, — теперь видно, что великий вождь предпочитает своих друзей-чудовищ собственным соплеменникам.

— Я предпочитаю, — сквозь зубы ответил Братец Конь, — не забывать о том, что завещали нам предки-менги — менги, ты, помесь дворняжки и шакала, нагло оскорбляющая наши обычаи. Я обещал этим людям гостеприимство, а ты тайком, как вор, явился, чтобы украсть мою честь. Ты вор! Конокрад!

Это было самое страшное оскорбление, которое один менг мог нанести другому. Нападения и грабеж назывались войной и поэтому были приемлемы, но украсть у того, кто дал тебе кров, с кем ты делил трапезу, было невообразимо ужасным преступлением.

— Должно быть, тебе самому нужна девчонка, старик.

Братец Конь отвернулся от Чуузека и оглядел Тзэма, Нгангату, Перкара и Хизи.

— Не причинили ли тебе вреда, дитя? Кто-нибудь из вас пострадал?

— Со мной все в порядке, — ответила Хизи. — Насчет Тзэма и Нгангаты не знаю. Я только что… проснулась.

— Мы не пострадали, — ответил Нгангата. — Серьезный урон не причинен… пока.

— Не причинен? — заорал Чуузек. — Мои братья лежат бездыханные, а ты говоришь, что урон не причинен?

— Они сами напросились на это, — зловеще прошипел Братец Конь. — Не защищай их — и тебя — гостеприимство, как оно защищает этих людей, — я приказал бы распять вас всех на рамах для выделки шкур, чтобы послушать, как вы будете вопить.

— Я плюнул бы тебе в лицо!

— Хвастовство, — пожал плечами Братец Конь. — Ты еще не бывал на раме, а я бывал. — Он повернулся ко Мху. — Я тебе вчера ясно ответил. Ты можешь теперь сваливать все на своего безмозглого родича, но я знаю, кто виноват.

— Я предупреждал тебя, — тихо ответил Мох. — Я глубоко уважаю тебя и понимаю, в каком ты положении. Если бы ты позволил нам забрать ее, твоя честь не пострадала бы, — вина легла бы лишь на Чуузека и меня. Тебе только нужно было заняться чем-нибудь подальше отсюда и не спешить. Теперь же… — Он махнул рукой, и еще четверо воинов выросли в двери.

Братец Конь покачал головой:

— Ты готов убить меня в моем собственном доме и к тому же во время бенчина? Ты не заслуживаешь того, чтобы называться менгом.

— Мы сделаем то, что должны сделать, — ответил Мох. — Мы примем на себя бесчестье. Пожалуйста, не заставляй нас взвалить на себя еще и вину за твою смерть, почтенный.

— Вы окружены воинами моего клана. Только шевельнитесь, и вас утыкают стрелами.

Мох мрачно улыбнулся:

— Ты ошибаешься в своих родичах. Воины пообещали не вмешиваться. Они не станут помогать мне, но не помогут и тебе. Я договорился с ними со всеми.

— Ну и я тоже договорился с ними и велел им так тебе ответить. Я хотел убедиться, как далеко по этому бесплодному пути греха вы зайдете. Теперь я знаю.

Хизи хотела было рассмеяться, прочтя на лице Мха внезапное понимание, но сердце в груди ее билось еще слишком болезненно. Слишком много всего случилось, слишком много. Сначала — гора и боги, теперь без всякой передышки это.

Зеленоглазый воин поник, но быстро взял себя в руки.

— Ты об этом пожалеешь, — искренне сказал он Братцу Коню — без гнева, скорее печально.

— Я о многом жалел в своей жизни, — пробормотал тот. — Сегодняшний день не так уж много добавит к моей ноше.

— Ты ошибаешься, — настаивал Мох.

Братец Конь только пожал плечами и хлопнул в ладоши. В шатер ворвались его родичи и грубо скрутили Мха и его воинов.

— Следите за ними, — крикнул Братец Конь соплеменникам. — Разоружите, но не причиняйте вреда. Они под защитой моей чести, и я своего слова не нарушу.

Двое мужчин вытащили тела, Чуузек сумел выйти из екта без посторонней помощи. Братец Конь мрачно смотрел им вслед, потом повернулся к тем, кого защитил.

— Мне очень жаль. Я не думал, что дело зайдет так далеко:

— Ты знал… — сказала Хизи.

— Да. Я все понял, когда увидел тебя с ними в пустыне. Они обязательно схватили бы тебя тогда, не окажись я у них на дороге. Мох в душе благородный воин и предпочел не убивать меня, а принудить. Впрочем, тогда я чуть не погиб. Ты заметила, как Чуузек хватался за меч?