Грегори Киз - Духи Великой Реки

— Нет! — Гхэ старался найти слова, объяснить, но даже если бы его неповоротливый, тяжелый, как сырая глина, язык смог их произнести, времени на это уже не было, — стоит Квен Шен еще промедлить, и она погибнет. Гхэ видел, как в ней пульсирует жизнь, слышал ее и обонял.

— Быстро. Уходи и пришли кого-нибудь ко мне в каюту. Кого-нибудь, кого не жалко.

— Но…

— Скорее! — Голос Гхэ дрожал, и Квен Шен больше не спорила. Она быстро оделась и вышла из каюты.

Гхэ попытался подняться, но упал с постели и остался лежать, скребя пальцами по полу. Что случилось? Он не испытывал голода со времени…

Он знал, что случилось, но не мог ухватить ускользающую мысль. Его тело пульсировало вопросом «почему-почему-почему?», не давая его мозгу времени на осмысленный ответ. Гхэ изо всех сил старался отогнать соблазн — из дворика, от каюты Гана, веяло сводящим с ума ароматом жизни, — но вскоре уже не смог с собой бороться. Ведь хотя бы попробовать эту жизнь на вкус он может… А потом нужно сделать то, что все время советует ему Квен Шен, захватить дух старика, завладеть его памятью. Он не хотел раньше этого делать, но теперь никак не мог понять собственного упрямства.

Гхэ полз к двери, когда в нее постучали.

— Войди, — простонал вампир. Дверь отворилась, и стоящий в ней солдат успел лишь широко раскрыть глаза, прежде чем Гхэ на него кинулся.

Через несколько секунд все было кончено. Гхэ тупо уставился на брызги крови и мозга, причудливой арабеской покрывшие пол и постель.

«Я никогда так не делал раньше, — подумал он. — Почему я изменил своим привычкам?» Казалось, теперь просто взять жизнь, необходимую для насыщения, ему недостаточно. Зверь в нем превратился в бессмысленно кровожадного хищника, не понимающего, что может утолить голод, не растерзав добычи. Глядя на труп, Гхэ испытывал отвращение; он сплюнул, пытаясь избавиться от металлического привкуса во рту, его затошнило.

— И придется ведь все убирать самому, — пробормотал он себе под нос, мигая, как сова, и оглядывая разгромленную каюту. Немного помедлив, он взялся за дело, чтобы не дать крови времени впитаться и оставить больше пятен, чем это уже произошло.

Белье с постели определенно придется уничтожить…

Тщательно обдумав свои планы, Ган решил, что лучше всего ему находиться не в каюте, — хотя, если его надежды оправдаются, безопасно не будет нигде. Он отправился на маленькую заднюю палубу, прихватив с собой дневник, чернильницу и кисточку для письма, поскольку там имел шанс оказаться в одиночестве. Усевшись, Ган сосредоточился на разворачивающейся перед ним картине, изо всех сил стараясь не дрожать и не думать о том, что, быть может, наступили последние мгновения его жизни.

Корабль поднялся по реке лиги на две от устья, и растительность по берегам стала более густой, по крайней мере у самой воды. Большинство деревьев были знакомые — тополи и можжевельник; тополи, конечно, стояли голые — климат здесь был более суровым, чем в Ноле. Толстые кряжистые деревья, которые, как решил Ган, были каменными дубами, словно расталкивали плечами своих более стройных родственников. Берега потока круто уходили вверх, не оставляя места для заболоченных низин. Это к лучшему, решил Ган: значит, здесь нет вод Реки, которые могли бы подняться вверх по руслу притока. Течение было быстрым и сильным — речка текла из горных долин на западе.

Корабль иногда замедлял движение перед плывущими из верховий вывороченными с корнем деревьями, и Ган каждый раз весь съеживался. После нескольких таких случаев он решительно взял себя в руки и занялся тем, что стал смешивать чернильный порошок с водой, готовя принадлежности для письма. Это была его старая привычка, обычно приносящая успокоение.

Как и можно было ожидать, Гхэ присоединился к старику, прежде чем тот успел приняться за записи. Кроме Квен Шен, он был единственным человеком на борту, с которым Гхэ разговаривал, и Ган, конечно, должен был это поощрять. Чем больше Гхэ ему расскажет, тем больше у него будет материала, с которым можно работать. А такой материал может ему еще понадобиться, если предположения старика не оправдаются. Взглянув на красивое, но смертельно бледное лицо, Ган ощутил новое беспокойство: как скажется на вампире расставание с водами Реки?

Едва ли хоть в чем-нибудь положительно.

Гхэ сел рядом, скрестив ноги, и снова напомнил Гану большого паука, стерегущего опутанную паутиной добычу. Как всегда, Гхэ начал разговор с вопроса:

— Что тебе известно о богах и духах, живущих вдали от Реки? — Странно, подумал Ган, как их беседы напоминают отношения учителя и ученика: Гхэ по крайней мере притворялся таковым. Может быть, это уловка, чтобы заставить Гана почувствовать себя свободно, дать ему иллюзорное чувство уверенности в себе?

— Вдали от Реки? Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать — там, где Река не имеет власти, — бросил Гхэ. — Там, где бог-Река бессилен. Ты раньше говорил о них, упоминал их и губернатор Вуна. Помнишь? Он рассказывал о «богах менгов» так, словно существуют другие боги, кроме Реки.

— А-а… Ну да. Кое-что я читал, хотя то, о чем я могу тебе рассказать, по большей части суеверия тех, кто здесь живет, например, менгов.

— А как насчет того варвара, Перкара? Он разве ничего тебе не рассказывал о своих богах?

Ган покачал головой:

— У нас с ним было мало времени для бесед.

— Ты как-то говорил мне, что его народ живет у истоков Реки.

— Да.

— Но они не поклоняются богу-Реке?

— Судя по тому, что я читал, нет. — Ган нахмурил брови. Нужно сделать свой рассказ интересным, заставить Гхэ задуматься о странностях чужих богов. — Насколько я понимаю, они вообще не поклоняются богам, как это понимаем мы. Они с богами торгуют, заключают сделки, даже становятся друзьями и вступают в браки. Но поклоняться не поклоняются, не строят храмы и все такое прочее.

— Этого не делаем и мы в Ноле, — пробормотал Гхэ. — Наши храмы предназначены не для поклонения богу-Реке, а для того, чтобы держать его в цепях.

— Ах, но ведь сначала, — заметил Ган, — все было иначе. К тому же, несмотря на твои слова, большинство жителей Нола почитают бога-Реку, приносят ему жертвы. Ему не поклоняются, если я правильно понял тебя, только жрецы. И храм, какова бы ни была его настоящая функция, все же именно символ поклонения.

— Согласен, — ответил Гхэ, которому явно наскучила эта тема. — Так и есть. Но мы отвлеклись. Что же здесь, вне его досягаемости…

— А откуда известно, что мы вне досягаемости Реки? — прервал его Ган.

Гхэ выразительно покачал головой.

— Уверяю тебя, так оно и есть, — прошептал он. — Я могу об этом судить.

— Наверное, можешь, — согласился Ган, которому очень хотелось узнать, по каким именно признакам Гхэ определяет бессилие своего господина; однако старик понимал, что спрашивать о таком нельзя. — Пожалуйста, продолжай: что ты хотел сказать?