Мелисса Марр - Хрупкая вечность

— Дон…

— Просто послушай, хорошо? — Она присела рядом с ним. — Я люблю тебя. И любила так сильно, что готова была за тебя умереть. Но я вижу, как ты ухаживаешь за ней и все равно ходишь ко мне. Одного шарма мало, чтобы держать нас обеих рядом. Мы с ней не эти твои Летние девочки. — Тон Донии по-прежнему был мягким. — Я была готова принять смерть, чтобы дать тебе твою королеву. Несмотря на то, что это означало потерять тебя, пусть даже после долгих лет противостояний.

— Я не заслуживаю тебя. — Кинан так смотрел на нее, будто она одна была всем его миром.

Казалось, что в этом взгляде, под которым она сдавалась снова и снова, были все те слова, которые она так хотела услышать. В такие редкие моменты, которые она хранила в памяти, словно сокровища, ей казалось, что они с ним идеальная пара. Но этих моментов было слишком мало.

— Я никогда не заслуживал тебя, — проговорил он.

— Иногда я в этом просто уверена… Но я не любила бы тебя, если бы это было на сто процентов правдой. Я видела, каким ты мог стать королем и каким мог быть человеком. Ты лучше, чем ты думаешь, — она осторожно прикоснулась к его лицу, — и лучше, чем иногда думаю я.

— Я хотел бы быть тем, кем могу быть только с тобой, — начал он.

— Но?

— Первым делом я должен думать о нуждах своего Двора. Девять столетий я хотел достичь того, что имею сейчас. Я не могу позволить тому, что я хочу (тому, кого я хочу) встать на пути благополучия моих фейри. — Он опять провел рукой по волосам, став удивительно похожим на парня, которого она когда-то встретила, когда еще думала, что он человек.

Ей хотелось успокоить его, пообещать, что все будет хорошо. Но она не могла. Чем ближе было лето, тем сильнее становилась его связь с Эйслинн. С тех пор как началась весна, он приходил к ней всего несколько раз. Сегодня он пришел, чтобы выдвинуть свои требования. Но любить его не означало позволить ему командовать ею или ее Двором.

— Я понимаю. Я должна делать то же самое. Но я хочу тебя, Кинан, тебя, а не короля. — Дония положила голову ему на плечо. Пока они были осторожны, пока не забывались, пока не теряли контроль, они могли прикасаться друг к другу. К несчастью, прикосновения бросали серьезный вызов самоконтролю. Она вздохнула и добавила: — Я хочу, чтобы все дела наших Дворов отходили на второй план, когда мы вместе. И мне нужно, чтобы ты осознал, что моя любовь к тебе никак не влияет на то, как ты должен относиться к моему Двору и как должен вести дела с ним. Не нужно считать, что то, что происходит между нами, ставит моих людей в подчинение тебе.

Он пристально посмотрел в ее глаза и спросил:

— А что если я не смогу?

Она окинула его взглядом.

— Тогда тебе придется уйти из моей жизни. Перестань пытаться использовать мою любовь, чтобы мной манипулировать. И не жди, что я не буду ревновать, когда ты приводишь ее в мой дом и смотришь на нее так, будто она — весь твой мир. Я хочу настоящих отношений с тобой. Или ничего вообще.

— Я не знаю, что мне делать, — признался он. — Когда я с ней, я чувствую, что очарован. Она меня не любит, но я хочу, чтобы она любила меня. Если бы это было так, мой Двор стал бы еще сильнее. Без солнца не раскрываются почки. Это не выбор, Дон. Это необходимость. Она моя вторая половина, и ее решение быть друзьями делает меня слабее.

— Знаю.

— А она нет. И я не знаю, как можно хоть чем-то облегчить ситуацию.

— С этим я не могу тебе помочь. — Дония переплела свои пальцы с его. — Порой я вас обоих ненавижу. Поговори с ней. Найди способ быть с ней. Или найди способ освободиться и стать по-настоящему моим.

— Она не слушает меня, когда я пытаюсь поговорить с ней об этом, а я не хочу с ней ссориться. — На лице Кинана отразилось благоговение. Даже разговоры о ней отвлекали его.

Дония посмотрела на него — на потерявшегося фейри, которого любила почти всю свою жизнь. Слишком часто именно она отступала, когда у них были разногласия, слишком часто она помогала ему, потому что оба преследовали одну и ту же цель, заключавшуюся в том, чтобы найти баланс между Летом и Зимой.

Дония вздохнула:

— Попробуй еще раз, Кинан, потому что все закончится очень плохо, если ничего не изменится.

Он поцеловал ее холодные губы и сказал:

— Я до сих пор мечтаю о том, чтобы это была ты. Сколько бы я ни искал, в своих мечтах я всегда видел только тебя на месте моей королевы.

— И я стала бы ею, если бы это зависело от меня. Но это не так. Ты должен отпустить меня или найти способ отдалиться от нее.

Он прижал ее к себе:

— Что бы ни случилось, я не хочу отпускать тебя. Никогда.

— А это уже совсем другая проблема. — Она взглянула на морозные следы, которые оставила позади себя. — Я не создана для Лета, Кинан.

— Неужели это так неправильно — хотеть, чтобы королева любила меня?

— Нет, — шепотом ответила она. — Но неправильно хотеть, чтобы две королевы любили тебя.

— Если бы ты стала моей королевой…

— Но я не стала ею. — Дония снова положила голову на его плечо.

Так они и просидели на крыльце, прижавшись друг к другу, пока не наступило утро.

Поразмышляв о том, о чем рассказала Бананак, Сорча вызвала Девлина. И как обычно через несколько мгновений он предстал перед ней. Всю их совместную вечность брат был надежен и предсказуем.

Он молча стоял в дверях, пока Сорча шла к нему через огромный зал. Бесшумно ступая босиком, она взошла на помост и села на единственный в этом помещении серебряный трон, отполированный до блеска. С этого места похожий на пещеру зал казался прекрасным. Симметрия убранства радовала глаз. Эта комната — и только эта — не была создана по ее воле. Зал Истины и Памяти не подчинялся ничьей магии, кроме своей собственной. В те времена, когда Темный Двор находился в Фэйри, именно в этом зале решались споры между Дворами. В те времена, когда они делили Фэйри, именно здесь совершались жертвоприношения. Сланцево-серые камни хранили эти и многие другие воспоминания.

Сорча скользнула ногами по холодной земле и по камню, на котором возвышался трон. Когда живешь вечно, память порой затуманивается. Почва помогала ей сосредоточиться на Фэйри, а камень напоминал о реальности Зала.

Девлин даже не пошевелился, пока Сорча не села на трон. В некоторой степени приверженность королевы к порядку и правилам была жизненно важной для Девлина. Такое положение вещей помогало ему не сойти с выбранного пути. Для нее порядок был инстинктом; для него это был выбор, ради которого он существовал день за днем.

Слова были просто формальностью, но он все же произнес их:

— Ты принимаешь, миледи?

— Да. — Сорча опустила подол, чтобы прикрыть босые ноги. Серебристые нити сияли на ее руках и щеках; они сияли и в других местах, которые можно было видеть, но босые ноги всегда оставались прикрытыми. Доказательство природы ее связи с Залом не следовало демонстрировать Двору.