Александр Серегин - Нереальные хроники постпубертатного периода

— Тебе же говорят, утихомирься, — вступилась Люська, — пусть потанцуют, а там разбирайтесь хоть до утра. Только не у нас в комнате.

Алик сел, нет, упал на стул. Красный, как рак, казалось, что его круглая морда сейчас лопнет от избытка крови, злости и прочей гадости находящейся в его черепке. Он еще пытался выговаривать разные глупости, его никто не слушал, но он лепетал:

— Да, он вчера нажрался где-то на работе, целую ночь дома не было, пришел домой с мокрыми штанами, а Ксения Ивановна говорит, что от него несло хуже, чем из мусорного бака.

— Слушай, заткнись, — это уже Жека Безуглый разозлился. Их двоих с Жорой, Алик боялся больше всех. Поэтому замолчал и только беспрерывно смешно двигал своей обезьяньей челюстью, наливаясь злостью.

Звучала прекрасная музыка, танцевала только одна пара, остальные наблюдали, причем все по-разному. Жора, Люся и Женька Безуглый с удовлетворением, Андрюха с любопытством, Алик и Вера со злостью.

Когда музыка закончилась, Ян церемонно поклонился и поцеловал даме руку, Карина сделала книксен. Жора Голиней медленно, напоказ зааплодировал, его поддержали все, кроме Алика и Веры. Алик вообще выскочил из комнаты. Ян вернулся на своё место. Андрей на ушко ему заметил:

— Сударь, по-моему, вы ведете неосторожную дипломатическую линию. Одним танцем сразу нажили себе двух врагов.

Ян был восторжен и пьян:

— Зато я получил массу удовольствия.

— Возможно, вы и правы. Иногда удовольствие стоит больше, чем приобретение двух врагов.

Вера уселась рядом, но уже не терлась бедром, обиженно дула губы. Ян стремительно хмелел, ему совсем не хотелось ссориться, поэтому он совершенно спокойно, как будто делал это уже тысячу раз, обнял её за шею, поцеловал в ушко и тихонечко сказал: «Я тебя очень хочу». Вера вспыхнула, встрепенулась. Она пыталась сдержать радость, но у неё ничего не получилось, и она расплылась в широкой, глуповатой, но очень довольной улыбке.

Ян резко, по-пьяному встал, резко кивнул головой, как бы это сделал прапорщик Щеголев и торжественно нетвердым языком сказал: «Извините господа, но мне пора. Набрался, как скотина». Качаясь, он вышел из комнаты.

За другом побрел и Андрей. В комнате их ожидал Алик, ходивший из угла в угол, как тигр, придумывающий всяческие самые изысканные казни для Яна.

— Ну что, сопля, проситься будешь или сразу обмочишься?

Ян был совершенно спокоен, он прошел мимо удивленного Алика к столу, как бы, не замечая его, взял со стола большой нож, которым обычно резали хлеб. Подбросил его на ладони и повернулся к Алику.

— Если ты хоть слово скажешь, туша неопрятная, я тебе этот нож воткну в живот, по самую рукоятку. Это будет больно, может смерть, мне плевать, но я его воткну, если ты скажешь хоть слово.

С ножом в руке Ян прошел к своей кровати. Не раздеваясь, он лег на кровать, закрыл глаза. Алик и Андрей оцепенели. Буквально через несколько секунд раздался легкий храп. Ян так и заснул, с ножом в руке.

— Ну, ты вчера чудил без баяна. Двух девок разом охмурил, Алика вообще чуть не грохнул. До смерти напугал. Откуда в тебе это взялось?

— Постпубертатный период, — ответил Ян, отмахнулся и скривился, болела голова.

— Ян, ты растешь прямо на глазах. Ты бы видел, как на тебя вчера смотрели Голиней с Безуглым, такое впечатление, что они тебя видели первый раз. Серьёзно, а как ты Карину за талию взял. Властно так, как собственник, как хищник, как вождь.

— Андрюха отпрыгни, голова раскалывается. Всё, больше пить не буду… целую неделю, может даже больше. Зачем вообще надираться? Ну, выпил стаканчик и достаточно, так нет же — пока земля не закачается.

— Это ты загнул, на счет выпивки. Ты что в Коблево не едешь?

— Причем тут Коблево?

— Смешной, там же вина, как грязи и местного и молдавского, по соответствующей цене. За одни и те же деньги, можно выпить в два раза больше, чем в Одессе.

— Это главный мотив твоей поездки в Кобелевку?

— Не главный, но и не последний, а что там еще делать? Покупался, выпил, позагорал. Можно еще глосиков наловить, если море будет спокойным. Их можно на песке острогой достать. Кстати надо будет наделать острог из электродов, я придумал, как.

Разговор перешел в чисто технологическую плоскость, что не совсем интересно читателю, зато у Яна головная боль прошла, видимо от интеллектуальных усилий.

Утро началось, как обычно. Петр Андреевич вручил Яну купюру для похода за вином. После отгула наставник не выглядел лучше, хотя казалось бы день отдыха. Над левой бровью виднелась заживающая ссадина, а нахмуренные сдвинутые брови показывали уровень настроения.

Ян быстро обернулся, продавщица в магазине встречала его уже, как родного. Петр Андреевич открыл бутылку, молча, выпил, морщины на лице начали разглаживаться, Яну даже не предлагал.

— Ну, как вы тут без меня, вчера?

— Нормально, ремонтировали с Андреем, дефлекторы на крыше. А у вас, как?

— Как обычно, гугеноты с католиками кое-что не поделили. Пришлось зализывать раны.

Он надел свою вязаную шапочку, подошел к зеркалу внимательно рассмотрел ссадину на лбу, потрогал её пальцем. Хмыкнул и натянул шапочку до глаз. От этого он перестал быть похожим на Вовку из Тридесятого царства, но стал еще смешнее. Теперь он напоминал мультяшного импортного разбойника. Не из русской народной сказки, а из чего-то европейского, не хватало косой повязки на глаз, как у пирата. Ян улыбнулся.

— Чего лыбишься? Это просто чтобы вопросов меньше задавали, а то у нас в завкоме масса любопытных бабочек. Они мою Тимофеевну знают. — Он еще раз осмотрел свою физиономию со всех сторон и пришел к выводу: «Сойдет, не на свадьбу».

Целый день прошел в трудах. Ян старался помогать шефу, тот его похваливал. Настроение у Петра Андреевича к обеду улучшилось, второй стакан портвейна прошел по графику. К концу смены Ян пришел на доклад в вагончик. Петр Андреевич уже переоделся из спецодежды и напоминал с виду сельского врача. У него вообще была мания чистоплотности, руки он мыл в течение дня десятки раз. Когда Ян обратил внимание на эту особенность, Петр Андреевич сказал, что это у него после немецких приключений, после всей грязи, которую ему пришлось перенести.

Сейчас он был одет в белый парусиновый костюм, с накладными карманами на пиджаке и широченными брюками моды начала шестидесятых годов. На голову была водружена летняя, тоже белая, шляпа в дырочку, а на кончике носа красовались очки. Наставник рассматривал какие-то чертежи.

— Вот и хорошо, что ты пришел, а я тебя жду, — он сложил чертеж, — Твой дружок домой с тобой вместе ездит?

— Да, а что случилось?

— Ничего не случилось, помощь нужна. Я угощаю.

Тут Ян вспомнил о своем зароке на счет вина, но и отказывать Петру Андреевичу не хотелось, поэтому он ответил обтекаемо: