Александр Серегин - Нереальные хроники постпубертатного периода

— Я в принципе не против, но если можно перенести, то…

— Перенести нельзя, а дело нужное и доброе. Ты Колю грузчика знаешь?

— Знаю.

— А про женщин у меня спрашивал, как их окрутить, сделать посговорчивей?

— Спрашивал, — тон Яна стал более заинтересованным.

— Сегодня показательные выступления, но Коля сам стесняется. Вы с Андреем будете массовкой. Зайдем в винарку, я вас там познакомлю с двумя дамами: блондинкой и брюнеткой. Только вы рты не роззевайте — это дамы для Коли, вы для счету, как гарнир. Без обиды, просто помощь товарищу. Как только дело сложится, я моргну, и вы тихонько сваливаете. Всех делов, а винца выпьете.

— А с чего это такая забота о Коле? Он вроде бы и так парень видный и не маленький, если не ошибаюсь, ему уже двадцать восемь, сам такие вопросы мог бы решать.

— Ты не умничай, ты тоже не пацан, а вопросы задаешь наставнику, значит, тоже не все гладко на женском фронте. А у Коли особый случай. От него все бабы разбегаются.

— Не замечал.

— Он на работе шифруется, но все равно информация уже просочилась, так сказать через непрямые источники и по косвенным уликам Колю вычислят вот-вот.

— Вы что-то, Петр Андреевич, загадками говорите, непонятно. Что за информация, что он скрывает?

— Что скрывает — то секрет, так сказать информация, не подлежащая разглашению.

— Нет, Петр Андреевич, так дело не пойдет. Может, Коля какой-нибудь страшной болезнью заражен, а вы под него женщин подкладываете.

— Ну, у тебя и фантазия, Ракита, та часом в кружке юных фантастов в Доме пионеров не занимался? Ты что меня за диверсанта принимаешь, да мне майор Смерша поверил, а ты…

— Я вам верю, Петр Андреевич, — Яну стало неловко, — только в темную тоже не по-русски получается. Ведете нас, как козлов на поводке.

— Ну, у тебя и сравнения Ян Петрович, ты выбирай выражения, а то я могу ненароком обидеться, — наставник помолчал. — Ладно, только, если кому сболтнете…, можете себя считать евнухами, обрежу без надежды на восстановление.

— Обижаете, Петр Андреевич, могила.

— Ты заметил, что Коля всегда идет в баню после всех?

— Как-то не замечал.

— Правильно, потому что мало еще работаешь. Он старается, чтобы его никто в голом виде не увидел, — Петр Андреевич обернулся, как будто кто-то мог их подслушивать в вагончике, — стесняется он своей природы. Понятно?

— В каком смысле, у него, что физический изъян?

— Какой ты непонятливый, мог бы логику включить, студент всё-таки. Утром он переодевается со всеми вместе и ничего не скрывает, а после смены…, в чем отличие?

— Он в душ идет.

— И что?

— Ничего, моется, наверное.

— Так всё, — наставник разозлился, — я удивляюсь, как тебя еще с института не выгнали, такого недогадливого. Без трусов он в душе!

— Ясное дело, если б он в трусах мылся, его бы за ненормального приняли.

— Под трусами что!?

— Как что, понятное дело.

— Так вот, у него это понятное дело, очень большое. С кем из девчат не встречался, один крик выходит и никакого удовольствия.

— Неужели настолько большое?

— Настолько, сам инспектировал. Поэтому он попросил меня помочь, тут без профессионалов не обойтись.

— И как же вы собираетесь решать эту проблему?

— Я же сказал с помощью профессионалов. Девчат пригласил с Приморского, если ни одна из них не поможет, тогда только хирургия, но там тоже всё схвачено, из большого всегда маленький сделать можно. Правильно?

— Эти девчата, они кто?

— Как кто? Профессионалки. Проститутки.

— Настоящие? — удивлению Яна не было предела.

— Нет, всамделишные, — Петр Андреевич с сожалением посмотрел на напарника, — я смотрю, ты тёмный, как три подвала вместе, тебя еще воспитывать и воспитывать. Ладно, разговорился я с тобой. Пошли, Коля, наверное, уже ждет.

Винарку Петр Андреевич выбрал ближнюю, там, как всегда в это время было полно народу и накурено, что не продохнуть, тем более на улице стояла жара. Наставника здесь знали и уважали, без возражений им уступили столик в углу, уборщица грязной тряпкой протерла стол, на который поставили каждому по стакану вина и по дежурной конфетке.

Стол был, как пошутил Андрей, для стрельбы, стоя, то есть за него не садились, а становились. Это имело свои преимущества, при своей небольшой окружности за ним комфортно расположились четверо коллег. Ян нервничал, обстановка, по его мнению, не располагала к встрече с женщинами. Наставник, наоборот, был спокоен и первым подал пример: аккуратно потянул из стаканчика, культурно отставляя мизинец, предварительно предупредив: «По половинке». Конфетку трогать он пока не стал, но открыл желтую пачку папирос «Сальве», угощая, закурил сам.

Дам ждали не долго, минут пятнадцать. У Яна было мало дипломатического опыта, он не мог искусно скрывать свои внутренние «бурления». Когда появились две полногрудые с обильно накрашенными лицами «девушки» лет сорока, на его лице отразилась вся возможная гамма чувств.

Издали, а Ян их заметил еще от входа, сквозь дым обе показались ему красавицами. Собственно так и было. Блондинка ему меньше понравилась, он не любил тонкогубых, а брюнетка, произвела на него неизгладимое впечатление. Статная женщина, огромные темные глаза, длинные волосы, полные губы и такая же грудь, для любого мужчины не остались бы незамеченными.

Разочарование пришло позже, когда «девушки» подошли к столу. Обилие грима не могло скрыть ни возраста, ни потасканности. Может быть, им и не было сорока, но определенный опыт у них исчислялся в приличных величинах. Тем не менее, то, что осталось, под густо напудренными щеками и избыточно намазанными глаза, позволяло догадываться об их былой яркой красоте. Петр Андреевич галантно представил:

— Светочка и Беатрис.

Беатрис была брюнеткой, Светочка соответственно блондинкой. Ян не утерпел и задал некорректный в данной обстановке вопрос брюнетке:

— Простите, Беатрис, а вы что француженка?

— Ян, не умничай, — оборвал его Петр Андреевич.

Ян сдвинул плечами и всем видом показал: мне всё до лампочки. Коля сильно нервничал и от волнения подергивал коленкой, задевая Яна. Ракита уже хотел что-то сказать на эту тему, но услышал ответ:

— Моё настоящее имя Бронислава, Броня, но это звучит несовременно, поэтому мне больше нравится, когда меня называют Беатрис или Беата.

— Очень зря, Бронислава красивейшее имя. Оно означает славная защитница, — подхватил Ян.

Броня-Беатрис криво улыбнулась:

— Кто бы меня защитил. Вообще это меня так бабка назвала в честь моей прабабки, её тоже Броня звали. Она говорила, что я на неё, как две капли воды похожа. У бабки даже фотка была старинная, еще дореволюционная. Там мой прадед, прабабка и бабка у них на руках, маленькая еще. Моя прабабка, говорили, красавица была. Сама она из простых, а вышла замуж за богатого купца. Он был вдовый и лет на двадцать старше, но любил её безумно. Я даже фамилию помнила, — Броня нахмурила брови, вспоминая, — Каминский, точно. Потом пришло «то время» прадеда забрали в ЧК, а прабабку биндюжники убили на Привозе, пришлось моей бабке беспризорничать. Ну ладно, что мы о грустном, будут тут нас угощать или нет?