Александр Серегин - Нереальные хроники постпубертатного периода

— Это ты себя и папу, маму благодари, за то, что ты такая добрая и красивая.

— Нет, Янечка, если бы ты мне не сказал заранее, я бы ни за что не решилась, итак страшно. Я — замужняя женщина, не верится. У нас большинство девушек жизнь свою заканчивают по притонам, от дурных болезней помирают, а я буду богатая купчиха. Никак не верится.

— Не переживай, всё будет хорошо, я знаю. Проживете вы лет двадцать в любви и согласии…

— Двадцать лет, если для хорошей жизни — мало.

— Не буду тебя огорчать, дальше просто не знаю, — соврал Ян. — Знаю только, что родишь ты ему дочку, может еще кого, но дочку точно. Она вырастет и станет взрослой барышней, такой же красивой, как и ты.

— Вот видишь, Янечка, врал ты мне, когда говорил, что не можешь будущее предсказывать. Сейчас вот всё так хорошо обсказал, мне спокойнее стало.

— Вот и отлично, беги в гавань, а то еще опоздаешь к своему дядюшке.

— Да, надо бежать, а то дядечка шибко строгий. Дай я тебя поцелую, Янечка, может, более и не свидимся… или свидимся? — Броня чмокнула Яна в щеку и хитренько прищурилась, — на свадьбу ко мне не прилетишь?

— Не знаю, Броня, пути господни неисповедимы.

— Правильно говоришь, не будем его гневить. Будет на то воля божья — свидимся. Прощай.

Она быстро пошла по улице, а Ян остался на месте смотреть ей вслед.

— Броня, — окликнул Ян.

— Что, ты что-то еще хотел сказать?

— Нет, только спросить. Ты его любишь?

— Его? — Броня задумалась. — Куда тут денешься, стерпится, слюбится, он добрый, меня обижать не будет. — Она обернулась и пошла дальше. Затем остановилась, на мгновенье повернулась, улыбнулась и бросила, — а люблю я тебя! Быстрым шагом, почти бегом свернула за угол.

Ты куда смотришь!? Глаза разуй, вот так лезут под колеса, а водитель виноват, — проорал таксист из открытого окна автомобиля.

Ян очнулся на пешеходном переходе, он шел на красный свет и прямо перед ним, скрипя тормозами, остановилась «Волга».

— Люди, посмотрите, он же обкуренный, а нам таксистам страдать, садиться на скамью подсудимых? Нет, вы посмотрите, ему даже не стыдно! Попроси, чтобы мама тебя родила обратно, хоть ей не будет стыдно за такого сына, — продолжал орать таксист.

Ян, молча, дошел до бордюра, у него еще не прошел испуг оттого, когда он увидел у себя перед носом капот автомобиля. Он был абсолютно трезв и тем более необкуренный, но в Одессе оправдываться на улице — это занятие называется «себе дороже». Всё равно тебя обольют помоями и даже не станут разбираться, надо это было делать или нет.

До общаги он добрался, как раз во время — Ксения Ивановна открывала дверь после ночи. Она не могла пропустить, раннее появление Яна в дверях общежития, без того, чтобы не высказаться на этот счет.

— Ракита, ты почему постоянно возвращаешься домой под утро. Надо сообщить в деканат. Чем ты по ночам занимаешься? Может, тоже какими-то черными делами? Я хорошо помню того активиста из вашего комитета комсомола, что шапки по ночам у бедных женщин снимал.

— Ксения Ивановна, сейчас лето, какие шапки?

— С вас станется, вы пакость всегда какую-нибудь придумаете, кроме шапок другое что-нибудь найдете.

— Ксения Ивановна, я вам открою одну страшную тайну, я по ночам сам с бандитизмом борюсь. На прошлой неделе обезвредил шайку Антоши и Зямы на Молдаванке. Вы на какой улице живете?

— На Дзержинского.

— Ну, вот, а это рядом, на Запорожской.

— Это какой Антоха, не Зельдович? У них там вся семья бандитская.

— Может и Зельдович, я у них фамилии не спрашивал.

Удивленная Ксения Ивановна застыла на своём стуле в вахтерской.

В комнате спал один Андрей. Когда вошел Ян, он проснулся и с недовольной физиономией спросил:

— Где вы всю ночь шаритесь? Алик смылся от позора, это понятно, но куда ты сбежал?

— Значит Алик живой, а то я переживал.

— Что этому динозавру жирному будет. Он только немножко повалялся, паркет в коридоре вытер и сразу смотался, раны зализывать. Чего ты не пришел девчат провожать? Они тебя так ждали.

— Ты провожал?

— А как же, мы прямо на перроне фуршет устроили. Уже поезд тронулся, а мы всё еще допиваем «на посошок».

— По твоей физиономии видно, что допивали не один раз.

— Ну, вы-то разбежались, а спиртного взяли о-го-го, так чтоб потом не бегать. Не оставлять же его, чтоб прокисло.

— Неужели всё выпили?

— Не знаю, кажется всё. Жека хотел себе оставить бутылочку вина на похмелье, но, кажется и её тоже выпили. А ты что, если выпить хочешь, так давай сейчас на пиво, а там видно будет.

— Какое пиво? Шесть часов утра, спи, пока солнце не взойдет.

— Ну да, точно, шесть часов, — Андрей поднял наручные часы, лежащие на тумбочке, — рановато будет, а ты где всю ночь был?

— Так одну знакомую встретил, — ответил Ян, раздеваясь и ложась в постель.

— Опять знакомая, Ян, ты у нас уже, как Дон Жуан — каждый день новая женщина.

— Причем тут это, она старше меня.

— Старушка что ли? И что же ты с ней целую ночь делал, чаи гонял?

— Какая разница, разговаривали о жизни, философствовали.

— Конечно, я верю, а старушке, наверное, лет двадцать, не больше. Не из наших?

— Не из ваших.

— А про двадцать лет — значит, правда?

— Андрюха, давай спать, надо хоть пару часов покемарить. Я хочу сегодня поехать Петра Андреевича проведать в больницу, надо быть в форме, а то в палату не пустят.

— Значит правда.

— Двадцать пять, — буркнул Ян, отвернувшись к стенке.

К полудню, Андрей распрощался с Яном и уехал на автовокзал, ему домой два часа на автобусе, а Ян направился в железнодорожные кассы. Длинные летние очереди навевали тоску, но Яну повезло и он удачно и достаточно быстро приобрел билет на сегодняшний вечерний поезд. Теперь надо было решить, с чем ехать проведывать Петра Андреевича в больницу. Опыта в этом у Яна не было. В кино он частенько видел, как посетители приносили больным авоськи с апельсинами, но где достать в Одессе летом апельсины, только в кино.

Ян бродил по Привозу, тыкаясь по рядам, но так и не решил, чем, же обрадовать наставника. Лучше всего, конечно, было бы купить бутылку, хорошего вина, но Яну главный механик говорил, что Зозуля попал в больницу с сердцем, а сердечникам спиртного нельзя, это он точно знал.

Обойдя почти весь рынок, Ян дошел до рядов, где продавали цветы. Летом в Одессе, апельсинов можно не найти, но цветов самых разных полно. От нечего делать, Ян рассматривал выставленные букеты, когда увидел знакомую шляпу и под шляпой усы щеточкой и бледное лицо — Петр Андреевич.

Ян подскочил к наставнику и радостно затряс ему руку.

— Петр Андреевич, а я как раз ехал в больницу, хотел вас проведать, а вас выписали.

— Сбежал, дождешься от них. Им же только в руки попадись, хуже, чем Тимофеевна. Того нельзя, этого нельзя, спасибо хоть дышать разрешают.