Абрахам Меррит - Лик в бездне

Человек смотрел, и крошечные пузырьки пены надувались и лопались на его губах.

— Иди, Кадок, — глумился Ластру. — Ты не ценишь честь, оказанную тебе. Что ж, через мгновение ты уже не будешь Кадоком. Ты станешь Темным! Это обожествление, Кадок, единственное возможное обожествление в Ю-Атланчи! Улыбайся, дружок, улыбайся!

Грейдон снова подумал, что при этой зловещей насмешке невидимый пристальный взгляд Тени с мрачной злобой уставился на человека в маске ящера, но, как и прежде, когда Тень заговорила, никакой угрозы в ее голосе не было.

— Я уверен, что этот сосуд слишком слаб, чтобы вместить меня.

Тень протянулась вперед, безразлично изучая дрожащего пленника.

— Да и не будь я уверен, все равно я не влил бы себя в него, Ластру, поскольку там, на скамье, тело, которого я жажду, и войду в него. Думаю, я немного устал, и это, по крайней мере, освежит меня.

Ластру жестоко рассмеялся. Он подал знак человеко-ящерам. Те содрали с Кадока одежду, оставив его нагим.

Тень наклонилась и поманила его.

Ластру сильным ударом толкнул Кадока вперед.

— Ступай, получи свою высокую награду, Кадок!

Внезапно с лица Кадока исчезло выражение беспредельного ужаса. Лицо сделалось наивным, как у ребенка, оно сморщилось, и крупные слезы покатились по его щекам. Глаза уставились на подзывающую его Тень. Кадок приблизился к агатовому трону и взошел на него.

Его окутала Тень.

Мгновение Грейдон ничего не мог разглядеть, кроме Кадока, корчившегося в страшном тумане. Туман окутал Кадока плотнее, начал проникать в его тело. По широкой груди человека бежала дрожь, мускулы дергались в агонии.

Все тело Кадока, казалось, распухло так, будто само стремительно расширялось, стремясь поглотить ту часть липнувшего к нему тумана, которая еще не впиталась. Очертания голого тела расплылись, сделались мутными, будто плоть и туман перемешались, образовав что-то менее материальное, чем плоть, но более материальное, чем мрачный туман. Лицо Кадока, казалось, плавилось, его черты перепутались, затем вновь вернулись на место.

Над напрягшимся в муке телом появился Лик из Бездны!

Уже не каменный — оживший!

Мечущие искры бледно-голубые глаза оглядывали пещеру и простершихся ничком пресмыкающихся, спрятавших свои головы человеко-ящеров. И с сатанинским весельем — Ластру. И — в глазах торжество — Грейдона.

Внезапно тело Кадока затряслось и обрушилось. Оно корчилось, скатилось с трона на возвышение и лежало там, дергаясь, странным образом уменьшившись наполовину в размере.

На троне осталась только Тень.

Но теперь Тень была менее разреженной, более плотной, будто она поглотила то, что ушло из тела Кадока, после чего оно так уменьшилось. Тень, казалось, дышала. Еще виднелось в ней лицо Люцифера, еще сверкали бледно-голубые глаза.

Ластру снова рассмеялся и свистнул.

Находившиеся на возвышении два урда вскочили на ноги, подняли ссохнувшееся тело и, отнеся его в сад, швырнули в поток.

Подняв руку, Ластру небрежно отсалютовал агатовому трону, не взглянув на Грейдона, повернулся и вышел, поигрывая своим кнутом. Вслед за ним вышла свора урдов.

— Ты-то нет, а он — дурак, Грейдон, — прошептала Тень. — Сейчас он служит моим целям, но когда я… Лучше одолжи мне твое тело, Грейдон, не заставляй отбирать его силой. Я буду обращаться с тобой не так, как с Кадоком. Я не буду тебя мучить, Грейдон! Я не уничтожу тебя, как угрожал. Мы будем жить вместе бок о бок. Я обучу тебя, и скоро ты, оглянувшись на того человека, которым ты сейчас являешься, удивишься, почему у тебя когда-то появилась мысль сопротивляться мне, потому что ты будешь жить, как никогда не жил, Грейдон! Как никогда еще не жил на земле ни один человек! Одолжи мне твое тело, Грейдон!

Грейдон молчал.

Тень испустила шепот-смех, заколебалась и исчезла.

Грейдон ждал, словно заяц, услышавший, что лиса уходит от того места, где он прячется, но выжидающий для пущей уверенности. Спустя некоторое время Грейдон определенно знал, что Тень ушла, от нее ничего не осталось, никакой припавшей к земле, невидимой, затаившейся в засаде силы, выжидающей возможности нанести удар.

Грейдон расслабился. Он стоял на онемелых, подгибавшихся ногах и боролся с сильной тошнотой.

Он стоял и вдруг ощутил прикосновение к своей лодыжке. Он поглядел вниз и увидел, что из-за края щита протянулась длинная, мускулистая, покрытая алым пухом рука.

Похожие на иглы заостренные пальцы осторожно легли на металлическое звено цепи, сковавшей Грейдона. Грейдон стоял, тупо, с недоверием глядя, как пальцы переломили звено, переползли к другой цепи и тоже ее расцепили.

Из-за края щита высунулось лицо без подбородка. На скошенный лоб падали спутанные пряди алых волос. На Грейдона пристально смотрели налитые меланхолией золотые глаза.

Это было лицо Кона, человека-паука.

Лицо Кона было искажено гримасой, которая, несомненно, должна была изображать успокаивающую улыбку. Грейдон обмяк — реакция на испытанное им — и рухнул на четвереньки. Кон скользнул по краю помоста, легко, как куклу, поднял Грейдона. Несмотря на его гротескный облик, Кон показался Грейдону более прекрасным, чем любая из тех женщин-призраков, которые чуть не завлекли его в ловушку Тени. Грейдон обхватил руками покрытые волосами плечи и крепко припал к ним. Издавая странные успокаивающие щелкающие звуки, человек-паук похлопал Грейдона по спине маленькими верхними руками.

От сада донеслось пронзительное жужжание роя в тысячу пчел. Как под порывом сильного ветра, согнулись, скрутились цветы и деревья. Огромные глаза Кона с внимательным недоверием изучали сад. Затем он скользнул за край щита. Жужжание сада поднялось октавой выше. Оно угрожало и призывало.

Обогнув край, Грейдон увидел, что щит не составляет единого целого со стеной, как он прежде думал. На самом деле за ним было углубление. От него под углом отходила черная и гладкая поверхность стены пещеры.

Возле подножия утеса пригнулись два человека-паука. Из-за алых волос их едва можно было различить в красноватом тумане. Они поднялись, когда Кон скользнул к ним. Они посмотрели на Грейдона золотыми, полными печали глазами, и его охватило жуткое ощущение, будто Кон пришел за ним не в единственном числе, а умножившись.

В их четырех средних руках (или ногах?) были зажаты длинные металлические стержни, вроде того, какой был у Ригера, но в отличие от того острия, у этих были рукоятки, а на конце — усеченный набалдашник с шипами. Два стержня человеко-пауки передали Кону. Далекое вначале шипение приближалось. Такой звук издают урды.

Грейдон заерзал в руках Кона, пытаясь встать на ноги. Человек-паук покачал головой. Он что-то прощелкал своим товарищам, перехватил оба стержня в противоположную руку и, пав на свои четыре похожие на ходули ноги, круто повернул за угол каменной стены. Он поспешно мчался к находившейся на расстоянии полмили стене мрака. По обе стороны от него следовали его товарищи.