Питер Дэвид - Путь к рассвету

— Нет.

Это слово было произнесено юношеским голосом, и только тогда я заметил, что в дверях толпится множество Пионеров Центавра. Очевидно, они оказались в центре схватки, потому что волосы у них были растрепаны, а у некоторых — разорваны одежды. В первом ряду стоял парень, показавшийся мне знакомым. Но я бы не смог припомнить его имя, даже если бы в мою голову прицелились из бластера. Это я могу написать здесь с уверенностью, поскольку, в конце концов, только что в меня действительно целились, а имя этого юноши я так и не вспомнил.

— Что ты имеешь в виду, Касо? — спросил Лионэ, милостиво сообщая мне недостающую информацию.

Касо указал на Исона.

— Это он стрелял. А Нарн пытался остановить его.

— Что? — в голосе Дурлы сквозил ужас. — Нарн спас нашего императора? И… Этот Нарн? — сама мысль о том, что Нарн мог приложить руку к спасению моей жизни, должно быть, показалась ему противоестественной. Можно себе представить, что он испытал, когда в этот момент заговорил сам вечно молчаливый Исон.

— Нет, — с огромным раздражением заявил Исон. — Я стрелял не в императора. Я стрелял в тебя, Дурла.

Вперед выступил один из гвардейцев. Он нес фазированное плазменное ружье.

— Исон использовал это, Ваше Величество, — сказал он, предлагая ружье мне, словно охотник, хвастающийся своим трофеем.

— Я… не понимаю, — пробормотал Дурла. И к моему восхищению, говорил он это, запинаясь. Какая же радость, увидеть, наконец, Дурлу, находящегося на грани полной потери самообладания. — Касо… Ты утверждаешь, что своими глазами видел все это?

— Не все, Первый Министр, — сказал Касо. Почему-то все остальные при этом бросали на него недружелюбные взгляды, но Касо не позволил себе смутиться. Или ему и в самом деле было все равно, или он настолько владел собой, что не подал и вида. — Мы были достаточно близко от места происшествия, чтобы услышать первый выстрел, несмотря на шум окружавшей нас толпы. Мы пробили себе дорогу, и увидели, что Исон, сжимая в руках свое оружие, борется с рыжеволосым центаврианином, который пытается вырвать это оружие у Исона из рук.

— Рыжеволосый центаврианин? Но тогда причем здесь этот Нарн…

— У этого Нарна есть имя, Дурла, — вмешался я в разговор, и мой голос прозвучал гораздо спокойнее, чем можно было ожидать, учитывая бушевавшие внутри меня страсти. — Ты, очевидно, обязан ему своей жизнью, и потому мог бы, по крайней мере, оказать ему честь, называя его по имени.

Дурла явно готов был оспорить мое мнение, но, видимо, решил, что дело того не стоит.

— И как же… Гражданин Г’Кар… оказался замешан в этом? И откуда он взялся?

— Он… и был тем центаврианином. Похоже, это некая голографическая маскировка. Какое бы устройство ни создавало ее, но во время драки оно сломалось, и наваждение исчезло.

Глаза Дурлы округлились.

— «Сеть хамелеона», — прошептал он. — Они же под запретом!

— Арестуйте меня, — предложил Г’Кар.

Дурла медленно поднялся со стула. Он весь дрожал от едва сдерживаемой ярости.

— О, я вас не просто арестую! Я прикажу немедленно казнить вас за… За…

— За спасение вашей жизни? — с издевательским спокойствием услужливо подсказал Г’Кар. Я не был удивлен. После всего того, что Г’Кар вытерпел в своей жизни, требовалось нечто гораздо большее, чем ярость центаврианского политикана — пусть даже и занимающего весьма высокий пост — чтобы смутить его. — Возможно, казнь — это не столь уж ужасная судьба, — философически продолжил Г’Кар. — А вот тот факт, что мне пришлось столько времени провозиться с этим типом, прежде чем я смог обезоружить его, — Г’Кар кивком указал на Исона, — вот это действительно огорчает. Я могу лишь отнести это на отрицательные последствия постоянного использования «сети хамелеона». А впрочем, не стоит беспокоиться. Дайте мне время придти в себя, и я уверен, что сумею справиться с любым из присутствующих в этой комнате, если меня принудят к этому.

— Я прикажу казнить вас, — сказал Дурла, сумев вернуть себе самообладание, — за нарушение границ Примы Центавра. Инопланетникам запрещено здесь появляться… или ты забыл об этом?

— Совершенно забыл, — ответил Г’Кар. — Я носил эту маскировку лишь потому, что мне всегда хотелось иметь волосы. Длинные волосы.

Великий Создатель, как я скучал по нему.

— Ты носил маскировку, чтобы шпионить за нами! Ты нарушитель и шпион! За одно это ты должен поплатиться своей жизнью.

— Но не только это, Дурла, — сказал я, поднимаясь с места. Мои ноги пока еще с некоторой неуверенностью поддерживали мое тело, и потребовалось определенное время, чтобы мне удалось совершить такое простое действие, как подъем со стула. — Следует уравновесить его вину тем долгом, который теперь возник перед ним у тебя… и у меня. Возможно, в намерения Исона входило лишь воздать должное тебе, но ведь и я мог бы столь же легко погибнуть заодно с основной мишенью. Так, Исон?

Исон с презрением посмотрел на меня.

— Дурла жаждет власти. Со стороны Домов к нему не может быть иных чувств, кроме презрения. Он пытается властвовать, не считаясь с традициями Примы Центавра. Но ты… ты гораздо хуже. Потому что ничто не может быть хуже, чем слабый император.

Я медленно кивнул.

А затем, одним движением выхватил церемониальный меч, который висел в ножнах на поясе у Генерала Рийса. Меня всегда восхищал свистящий звук, с которым клинок выскальзывает из ножен. Презрительное выражение так и оставалось на лице Исона, когда я повернулся и взмахнул своей рукой настолько быстро, насколько был в состоянии. Клинок и в самом деле оказался таким острым, как и можно было понять по звуку, который он издал, покидая ножны. И меня порадовало, что в руке моей еще сохранилось немало силы. Презрительная усмешка Исона застыла теперь навсегда, поскольку голова его соскользнула с плеч и ударилась об пол.

Никто не произнес ни слова.

Я направил меч на Г’Кара. Его единственный глаз сверкнул на меня.

— Ты еще не строил никаких планов насчет сегодняшнего обеда? — спросил я.

Дэвид Шеридан видел Глаз, воззрившийся на него, и теперь это казалось гораздо менее страшным, чем когда Глаз появился впервые.

Он все еще в мельчайших деталях помнил, как впервые заметил его. Ему только что исполнилось двенадцать, и он заснул после долгого дня, заполненного празднованием. Во сне он бежал, просто бежал, по огромной Минбарской равнине. Он бежал вовсе не от страха и не потому, что его преследовали. Он бежал просто потому, что было очень весело бежать, чувствовать, как энергия юности струится по телу, наполняя его словно из какого-то неиссякаемого источника, который даст ему силы пробежать через всю Вселенную.