Олег Говда - Воин. Возвращение

— А у меня нет другой одежки, — чуть растерянно ответила девушка.

— То есть?

— Нет, есть конечно, — поправилась Листица. — Но тоже платья. Я ж не охотник. А за грибами-ягодами и в сарафане сподручно…

— Что, совсем-совсем ничего нет? — я как-то даже не задумывался в этом направлении. — Погоди, погоди. И что, ты вот так весь год ходишь? И летом, и осенью, и зимой, и… О, — подсказали мне мысль. — А на праздники, хоровод ты тоже в лаптях водишь?

— На морозные дни полушубок и тулуп имеются, валенки — глядя на меня, как на несмышленыша, стала объяснять Листица. — Безрукавка меховая, зипун… Но их же сейчас не оденешь. А для праздников сапожки. Новые… Я их только на свадьбу и одевала, один раз. Какие у вдовы хороводы?..

Твою краснознаменную дивизию, хором и вместе с Пятницким. И после этого они еще удивляются, когда мы их дурами называем! Блондинка ты моя ненаглядная.

Я быстро подшагнул к девушке и резко ткнул ее 'клювом' в то место, где у мужчин обычно расположен пресс. Никогда не бил женщин, но надо же когда-то начинать? Извини, родная, дурь необходимо сразу выколачивать. Жалеть розги, ученика портить… Идиот! Это я о себе… Спасибо 'иждивенцам', придержали руку.

Листица охнула и стала оседать. Подхватил ее, дал отдышаться, а потом усадил на скамейку.

— За что? — всхлипнула она, когда смогла продышаться.

— Это называется боль, солнышко. Очень неприятные ощущения, согласен. Но еще пара минут, и все пройдет. А вот смерть — это навсегда. И приходит она так же неожиданно, как вот эта боль. Ничто не предвещает, все хорошо, а потом — бац!.. и ты мертва. Ты очень мне дорога и вот поэтому, солнышко, я сделал тебе больно. Чтоб ты хоть какое-то время помнила о ней и о смерти.

— Но я же все помню… — обиженно шмыгнула носом девушка.

— Да?.. — я начинал злиться. — Так почему ты в лаптях, а не сапожках? Хочешь подарить свою праздничную обувку какой-нибудь гоблинке? Или — предпочитаешь, чтоб их положили тебе в гроб?! Наверняка ты в них будешь очень красивая… Но мертвой, солнышко, ты мне не нужна. Дура безмозглая!

* * *

Не сдержавшись, я почти выкрикнул последнюю фразу. Но именно она и подействовала. Слезы высохли, а взгляд Листицы из испугано-обиженного стал осмысленным и задумчивым.

— Прости, Влад… — она попыталась встать, но охнула и села обратно. — Больно…

— Ничего, — нарочито грубо проворчал я. — Скоро пройдет. Кстати, ты не видела, куда положили имущество гхнола?

— Почему, не видела? — она опять завозилась. — Я все почистила, уксусом протерла. Вон, в уголке сложила. Все, что мужики принесли. И снаряжение, и оружие…

— А вот это хорошо. Это ты молодец, — я нежно поцеловал Листицу, правда, без фанатизма. Почти по-братски. — Ну, как? Прошло?

Вместо ответа она потянулась ко мне губами, но наука, видимо, пошла впрок. Поскольку девушка открыла глаза и поспешно кивнула.

— Да… Совсем уже не болит.

— Ну и славно… Раздевайся, солнышко… Будем из тебя Артемиду делать…

'Эй, а это как? — насмешливо поинтересовались изнутри. — Или ты имел в виду, Диану-охотницу?'

'А что, есть разница?'

Если честно, то я во всех этих пантеонах фишку не рублю, так просто — виденная где-то скульптурная композиция в памяти всплыла. Стройная, но далеко не тоще-подиумного вида девушка в коротеньком платьице, типа формы для группы поддержки, лук через плечо, колчан и пара псов, берущих след.

'Примерно, как между монашкой и маркитанткой'.

Судя по простоте и емкости сравнения, ответил мой тезка. Интеллигентный Эммануил постарался бы голую правду в какую-нибудь оберточку помягче и поумнее завернуть.

'Понял, не дурак. Дурак бы не понял… Но, кто-то совсем недавно божился, что бесплотным особям все эти забавы уже не интересны. Ась?'

'Та это ж те, — ловко съехали духи. — А обратный процесс, с чисто научной точки зрения, весьма необычен, а потому интересен'

Ага, а вот это, судя по изложению, vip отозвался. Боже, как же вы там у себя на небесах, от жизни-то отстали. Да в любой клинике могут за день столько непорочных дев наштамповать, что им всем ни в одном монастыре места не хватит. Хоть по третьему или по четвертому кругу подряд…

'Фу, все! Кабачок закрыт, попрошу без разрешения в личные разговоры не встревать. А если что заинтересует, потом переспросите. Мне сейчас некогда еще и вам ликбез устраивать!..'

Тем более, что Листица тоже только первую часть вводной поняла и теперь стоит, в чем мать родила, незнамо чего дожидаясь. Уже начиная понимать, что медлить и задавать неуставные вопросы с таким… гм, муженьком, себе дороже. И это правильно! Сначала выполни приказ, а потом можешь обжаловать.

— Чего застыла, тащи сюда одежку гхнола!

Вот же, духи, таки заморочили голову. И, перепутав очередность команд, я не нарочно устроил себе стриптиз-шоу. Ладно, в конце концов, почему и не понаблюдать за суетящейся по комнате обнаженной красоткой? Не чужая, чай? Ее не убудет, а мне — приятно, и для общего тонуса полезно.

Итак, что мы имеем? Кожаная куртка с наплечниками. Ого, килограмма три не меньше. Чуть не выронил, когда хотел взять ее за воротник, небрежно, двумя пальчиками. С чего бы это… Надо посмотреть. Ага. Курточка-то двухслойная. Мягкая выделка под замшу изнутри и более жесткая, снаружи. А на спине и на груди, в районе сердца, еще и третий слой, в виде широких заплат. Как зашитые карманы. О, а наплечники можно снять… Зачем девушке на себе лишний вес таскать?

Листица тоже сунулась полюбопытствовать, прижимаясь к моему бедру своим. Как утюгом горячим приложилась. Нет, так совершенно невозможно работать! И вообще, пропади оно все пропадом, а гоблины подождут…

Я положил куртку на скамейку, а когда Листица нагнулась к ней, взял ее за талию и, не давая красотке выпрямиться, аккуратно, но целеустремленно пристроился сзади. Девушка охнула и что-то возмущенно пискнула, озадаченная столь неожиданным проявлением мужского сексизма, подпадающего под статью о неуставных отношениях и превышении служебных полномочий и положений. Но мне уже было наплевать, я таки ими пользовался… Ох, как пользовался! Не меняя положения и до упора…

— Разве ж так можно?.. — укорила меня Листица чуть позже, когда наваждение схлынуло, и мир опять приобрел нормальные формы и краски.

— Сама виновата. Нечего нагишом по дому шастать… — проворчал я вполне добродушно. Наверно таким тоном мурлычет кот, улегшись подле крынки полной сметаны, после того, как уже наелся от пуза.

— Ты ж сам велел раздеться…

— Это когда еще было, — вяло отбояривался я, инстинктивно не желая брать на себя ответственность за случившееся. А чего? Адаму в деле об искушении удалось перевести на Еву стрелки, а я что, глупее? — Возьми, вон, хоть юбку примерь, пока опять не началось…