Ирина Шевченко - И придет волчица

- Мам, а можно я еще немного почитаю? Спать совсем не хочется.

- Не нужно, котенок. Читать при свечах не очень хорошо для глаз.

- А я сделаю вот так, - улыбнулся мальчик, подбрасывая в воздух небольшой светящийся шарик. - Так можно?

- Хитрец! И что мне бедной делать, когда кругом одни волшебники?

- Привыкать, - резонно заметил сын. И вспомнил, раз уж заговорили о волшебниках: - А этот Сэллер классный, да? Видала, как он с деревом? А с жидкостями работает вообще здорово!

- Угу...

- Но папа его все равно сделал бы!

- Кто знает, - пробормотала карди.

- Я тебе точно говорю. А тетя Галла - тем более! Но Сэл все равно прикольный. А он и завтра к нам придет?

- Сказал, что если будет не занят.

Наверняка придет.

- Ласси, я тебя прошу, будь при нем осторожнее. Он, конечно, не плохой человек, но ты же помнишь, что отец говорил насчет местных магов? И штучку эту не забывай, пожалуйста.

"Штучка" - небольшой кусочек отполированного светлого дерева на шелковом шнурке - лежала сейчас на каминной полке. У Ласси еще не очень хорошо получалось прятать свой дар, и Эн-Ферро сделал для него этот, как он говорил, "экран". Вроде бы работало.

- Если он зайдет, я не забуду, - пообещал мальчик. - А как ты думаешь, папа не будет против, что к нам приходят гости, пока его нет?

- Папа? Против? - Мариза прищурилась, что-то обдумывая. - Не знаю. Посмотрим.

Ночи сменяются днями. Солнце, от которого я теперь прячусь, - луной, которой любуюсь, выползая из своего убежища. Луна меняется сама по себе: я помню ее узким серпом в окружении звезд, после - круглым светящимся блюдцем, от которого теперь уже осталась ровно половинка. Иногда надо мною идут дожди, и тогда тяжелые капли проходят насквозь, как арбалетные болты, но не приносят ни боли, ни даже беспокойства. Людей тут нет, а лесное зверье обходит меня стороной. Зато хладнокровные жабы и змеи полюбили прибиваться к моей тени в особо жаркие дни. И это тоже меня не беспокоит - их скользкие тела не обжигают жаром жизни, в них чувствуется лишь сдержанное тепло. А еще пауки сплели в ветвях надо мной кружевные сети, а в изголовье... в том месте, которое я считаю изголовьем, ибо сложно разобраться, когда голова как таковая отсутствует, поселились мокрицы. Они тоже не доставляют хлопот.

Теперь меня тревожат лишь странные сны. Я вижу женщину, юную и прекрасную. Порою она улыбается мне, а временами печально отводит глаза, и мне кажется, что она плачет. Бывает, я говорю с ней, но чаще молчу, наблюдая издали, потому, что уже не знаю, как мне обратиться к ней, и не помню, кем она для меня была когда-то. Я силился угадать ее имя, но оно потерялось в потоке воспоминаний о битвах и свершениях, для которых я был однажды рожден...

Но вот, что еще странно: пытаясь вспомнить, как зовут таинственную гостью моих сновидений, я вдруг осознал, что уже не помню собственного имени. Да и было ли оно у меня когда-то? Не знаю. Но смутно помню, что звался всякий раз иначе. И когда мы только спустились в долину, и когда отстроили крепость на границе с детьми Ночи, и когда впервые спустили на воду многовесельные галеры, чтобы узнать, что скрывается за синей кромкою горизонта - и тогда, и потом те, кто шел за мною, звали меня новым именем. Было ли среди этих прозваний истинное? Как знать. Может, самым правильным есть то, которым я сам нарек себя однажды, явившись на этот свет в закатный час, не принадлежавший ни Ночи, ни Дню. И раз иных мне теперь не вспомнить, то, верно, правильным будет отныне называться так.

Сумрак - вот имя моё. И нет для меня другого названия...

- Я люблю тебя, Ил. Я никогда не перестану думать о тебе, мое солнце.

Дьёри? Девочка моя. Как же я мог забыть о тебе? Никогда, слышишь, родная, больше никогда... Ты только помни обо мне, любимая. Только помни...

Сумрак - имя мое, ибо Сумраком буду храним. Иол лэ Лар...

***

Странное дело, в Дубочках мне очень понравилось. Хотела остановиться на денек, а теперь не прочь была бы задержаться тут до конца лета, а то и дольше.

Потерявшееся в лесу, даже не отмеченное на картах поселение было отдельным мирком со своими законами и укладами, и они, в свою очередь, полностью меня устраивали. А мое присутствие полностью устаивало поселян.

- Может, совсем останетесь, тэсс Галла? - гудел голова в курчавую бороду. - Мы бы вам к зиме домик справили отдельный. А харчевались бы у наших хозяек - им же ж для хорошего человека не жалко. Да и не объедите, небось.

Не объем, это точно. Но и остаться не смогу. Нужно было возвращаться домой. Лайс, наверное, беспокоится. Правда, удалось передать ему письмо - раз в длань из Дубочков возили почту в Речное, где был письменный приказ, а оттуда уже отправляли во все стороны - но вряд ли братишка удовлетворился несколькими строками. Знаю, что все равно волнуется и скучает, как и я по нему, и по Ласси, и по Маризе. Нужно было уехать в демонову даль, чтобы понять как они все мне дороги. Все же, это - единственная семья, которая у меня есть. И не самая плохая семья. Я бы даже сказала, замечательная.

- Так вы подумайте...

- Я подумала уже. Мне домой нужно. А так осталась бы с радостью.

Мужичок понурился. А то! В кои веки появилась надежда заполучить персонального мага, и такое разочарование.

- Ну хоть длань еще переждите, до следующего весела.

- А что тогда?

- Так вы слыхали ж, наверно. Свадьба у Двара на подворье: внук его девку с пасек за себя берет. Оставайтесь, тэсс Галла. Мы уж вас монеткой не обидим! И молодым радость - хорошая ж примета, ежели чародейка на свадьбе будет.

Ох, не люблю я в последнее время свадьбы... Но молодых порадует, это точно, и поселку престиж: маги на свадьбах дорогого стоят (в смысле, много берут), но обряд в присутствии колдуна и последующее празднование с оным считается "чистым" - ни порчу не наведут, ни из дареного не умыкнут ничего.

- На свадьбу останусь. А уж потом, извиняйте.

***

Сэл и не думал на второй вечер опять появляться в домике на берегу. Хотелось, конечно, но твердо решил, что не поедет. Неправильно это было, не хорошо. Мысли всякие в голову лезли...

- Я так рада, что ты пришел! Не представляешь, как это скучно сидеть целыми днями одной.

Пришел, да. Еще зачем-то купил винограда, пакет сдобных булок и коробку конфет для мальчишки. Уже у самых ворот подумал, что было бы здорово, если б Галла уже вернулась или ее брат оказался вдруг дома. С Галкой поболтали бы о том, о сем, может, она рассказала бы подробнее, что там было с Гиратом (сам бы не спрашивал). С тэром Эн-Ферро поздоровался бы, перебросился парой фраз, оставил бы конфеты и виноград для Ласси и уехал. А вот с Маризой...

Было в ней что-то загадочное, волнительное. И в том, как она смотрела на него, и в том, как не смотрела, отводя в сторону взгляд. В том, как задумчиво накручивала на палец волосы и закусывала губу, вспоминая о чем-то своем. В том, как слушала его, то с улыбкой, то вдруг хмуря брови, от чего на лбу появлялась печальная складочка, и тут же хотелось развеселить ее чем-то, чтобы эта складочка снова исчезла, а в зеленых глазах вспыхнули задорные огоньки.