Алексей Семенов - Травень-остров

За Студенкой еще тянулись леса и перелески, но венны там уже не селились, а только ходили охотиться. Мало было веннских селений и на левом берегу Светыни, где за болотами начинались горы, которые некогда перевалили предки Серых Псов, и опять-таки степь.

Лошади шли спокойно, помахивая хвостами. В месяце березозоле еще нет назойливых мух и дышится на лугах и в лесу легко. В воздухе еще свежо и даже пахнет недавним талым снегом, а в глубоких распадках и оврагах снег иной раз лежит и до середины травеня-месяца. Луг был зеленый, приветливо покачивали головками полевые цветы, волнуемые легким ветерком. Вокруг был только птичий щебет, и черный пес, повсюду неотступно сопровождавший Зорко, рыскал где-то в поднявшихся уже травах: то ли отыскивал мышей, то ли попросту забавлялся.

Зорко поначалу хотел оставить собаку на становище, но потом передумал: если ветер потянет незнакомый запах, пес первым насторожится и даст людям знать о неожиданности. Узнав об этом намерении, сотник только поддержал его. Но ветер был слаб и дул то в одну сторону, то в другую, а потому опасность дальнего выстрела из лука витала над мирным краем. От Снерхуса, да и не только от него, Зорко слышал, как бьют из луков кочевники, и радости от этих рассказов было немного.

Но покамест все было тихо, и Зорко с Мойертахом благополучно обогнули лесок. С бугра, засыпанного золотистой хвоей, навстречу им выехал на гнедом коне чернявый, невысокий и плотный Неустрой.

— Чисто в лесу, — возвестил он негромко. — У Савраса лошадь захромала, в нору ногой угодила. Кисляй его назад отослал, а сам влево поехал. Тихо ли все?

— Тихо, — отвечал Зорко. — Здесь ждать станем. Потом далее двинемся.

Зорко был старшим в этом дозоре, хотя Мойертах был поискуснее во владении мечом, а Парво уже успел повоевать. Но Мойертах плохо говорил по-веннски, а Парво и сам сразу отказался верховодить, потому как плохо знал лес.

Вскоре появились Парво, Кисляй и Мерга. Калейс и его спутник из рода Лося тоже ничего не приметили. Лес, что был за лугом, примыкал к Студенке и должен был продолжаться на другом берегу, как говорили дербники.

— Как здесь ехали, так и далее пойдем. Я с Мойертахом выше по течению, ты, Парво, с Мергой — ниже, а ты, Неустрой, с Кисляем сквозь лес пойдете. Через луг галопом пойдем, а там потише. За лесом смотрите в оба, коли даже до него без помех доскачем. А пуще осторожнее держитесь, когда к реке подходить станете. Далее, если и на реке все тихо, вверх по течению двинемся, а тебя, Мерга, назад пошлем, чтобы доложил Чуриле. Все ли ясно?

Ответа не было.

— Тогда исполняйте, — велел Зорко и первым пустил свою серую лугом. Из разнотравья тут же вынырнул пес и помчался вслед за лошадью, ничуть не уступая ей в беге.

Сзади послышался топот копыт — это Мойертах скакал следом, а четверо остальных разъезжались в свои стороны. Лес приближался быстро. Это был березняк, перемежаемый кое-где осиной, светлый и приветливый. Сквозь него неплохо было видно, но лишь поверх кустов, а подлесок оказался густым. Зорко знал, что коньки у степняков невысокие, а потому даже конный мог схорониться в таких кустах, и венн приказал собаке охранять. Пес потянул воздух, долго прислушивался, потом посмотрел на Зорко вопросительно и побежал вперед. Опасность им пока не грозила, но на свои песьи дела спутник Зорко и Мойертаха уже не отвлекался, только смотрел, как бы не случилось чего с хозяином.

Так они проехали опушкой версты две, иногда заглядывая неглубоко под сень деревьев. По-прежнему лишь птичий щебет сопровождал их и легкий ветер едва шевелил русые волосы Зорко.

Выехали к Студенке. Берег здесь был невысоким и землистым, поросшим густо камышом. Стремнина была посредине реки, оказавшейся в этом месте саженей в семьдесят шириною. На противоположном берегу и впрямь поднимался лес, и был он куда больше того, который только что обогнули Зорко и Мойертах, так что и глазу не видно было, где он кончается.

У самой воды камыш был столь высок, что мог скрыть всадника, а по кромке петляла не то чтобы тропка, но полоска плотной земли, по которой лошадям удобно и мягко было ступать.

Дозорные переждали некоторое время, присматриваясь и прислушиваясь к тому, что делается за рекой, но, кроме ветра в камышах, ничего не услышали. Заросли у левого, противного, берега не были столь же высоки и часты, и Зорко с вельхом могли видеть, двигаясь по берегу своему, что происходит на другом.

Они проехали еще с полторы версты, когда Зорко почудилось, будто ветер, дунувший вдруг с воды, донес отзвук человеческого голоса, вроде крика.

Венн немедля остановил лошадь, то же сделал и Мойертах. Зорко ждал нового порыва с реки и, дождавшись, снова поймал краем слуха выкрик, резкий и непонятный.

— Слышал? — почти одними губами спросил он вельха.

— Нет, а что? — так же беззвучно отвечал тот по-вельхски.

— Кричал кто-то, — пояснил Зорко.

Мойертах посмотрел на него с удивлением.

— Может, наши? — заметил он.

— С реки! — покачал головой Зорко.

Ветер подул в третий раз, и теперь до Зорко уже явственно донеслось далекое «йа-х-хэй!» или что-то похожее. На этот раз услышал и Мойертах, а пес, мигом настороживший уши, заворчал неприветливо, замерев и вытянув вверх сколь возможно шею: он явно поймал чутким носом чужой запах.

— Спешиться! И за бугор этот. — Зорко показал на невысокий — сажени полторы над камышами — бугор, заросший зеленой муравой и заваленный обломками растрескавшегося камня.

Лошадей они спрятали в лощинке, кстати оказавшейся сразу позади их немудреного укрытия, а сами улеглись и стали ждать.

— Вот что, — обратился Зорко к спутнику своему. — Что мы тут вдвоем стеречь станем? Поезжай вперед, как и думали. Встретишь наших, передай, в чем дело. Как до Неустроя доедешь, пусть он уже дальше сам весть передает, а ты возвращайся сюда. И пусть все то же делают: за реку смотрят.

Мойертах кивнул, и скоро копыта его пегого жеребца глухо застучали по земле, поросшей травой. Вскоре и этот звук стих, растворился в птичьей перекличке, и шорохе, и шепоте ветра, и Зорко остался один. Серая, переминаясь с ноги на ногу, привязанная к дереву, переходила с места на место в лощинке, щипала траву. Пес улегся рядом. Он беспокоился, и тихонько повизгивал, и вглядывался, как и хозяин, в чужой берег.

Лес там стоял все больше сосновый, и внизу, у стоп стройных великанов, пристроился уютно можжевельник, и камни-валуны покоились мирно, с годами все глубже оседая в мох.

Сколько так прошло времени — половина колокола или чуть больше, — Зорко проверить не мог и, ловя каждый, даже едва заметный, порыв ветра с той стороны, каждый раз не мог окончательно довериться себе: людские ли голоса он слышит, или то ветер кричит и шепчет по лесу. Но вот ветер установился и задул наконец как раз оттуда, откуда и надо было дозорным.