Алексей Семенов - Травень-остров

Тот, в плаще, догадался, конечно, что затеял Зорко, но то ли посчитал его неумехой, то ли решил, что венн схватил первое, что под руку попалось, от отчаяния, позволил венну раскрутить свое оружие как следует. А позволив это, не сумел упредить удар. Зорко мог, конечно, дождаться первого выпада и мог пытаться выбить кинжал грузом, но венн предпочел охоту: он ударил первым. Увесистый мешочек со свистом рассек воздух и сверху наискось, вытянув веревку чуть ни на всю длину, ударил вора в темя. Удар пришелся сверху, и тот не сумел понять, как поднять руку, чтобы отвести угрозу, зане не видел направления ее прихода.

Сразить таким способом зверя было бы занятием безнадежным: шерсть и толстая лобная кость были супротив такого хлипкого оружия все равно что броня. И человек, будь он в зимней меховой шапке, не пострадал бы, разве только потерял бы равновесие. Впрочем, Зорко хватило бы и этого, но он добился большего. Кровь мгновенно хлынула из рассеченного темени, залила вору глаза, и он уже не мог точно направить бесполезный удар. Зорко увернулся, перехватил руку врага и вырвал кинжал. А смуглый человек в бело-зеленом, к коим цветам прибавился теперь кровавый, с размаха упал на дощатую мостовую. И некоторое время лежал, весь трясясь от злобы. Зорко смотал веревку, поскорее спрятал злополучный мешочек за пазуху и только потом оглянулся.

Площадь вокруг замолкла. Даже женщины притихли. Как и всякая площадная драка, эта была до первой крови. Там, где оканчивалось простыми синяками и шишками, дерущихся подзадоривали бы, кричали бы обидные и ободрительные словечки, потом разнимали бы и потом еще обсуждали подробности. Вид крови останавливал все веселье в один миг, и хмель драчливой удали будто ветром уносило. Зорко стоял в немом кругу недоверчиво и с опаской взирающих на него чужих людей над ринутым наземь противником, которого более не полагалось бить, и не знал, как ему поступить. Ни единого взгляда, который располагал бы к себе, здесь не было. Даже Андвар растерялся, но с него спрос был невелик: известное дело, мальчишка еще!

— Связать бы его, — робко молвил мужик в затертой синетной рубахе и грубых черных штанах, по виду из сольвеннов, из ближних деревень.

— Вот ты и вяжи, коли такой смелый, — передразнил его другой мужик, горожанин-мастеровой, в кожаной куртке-безрукавке, с русой растрепанной бороденкой.

— Кнесовых людей позвать бы, — заметил дюжий, даже толстоватый дядька в кафтане, румяный, усатый и чернобородый, должно быть приказчик, но не главный, а тот, что долго ходит в подчинении у старшего.

— Идут, идут! — послышалось в ответ. — Эко диво! Быстро добрались!

Поняв, что слишком промедлил, обидчик Зорко сделал попытку вскочить и броситься наутек, но не тут-то было. Здоровенный парень-кожемяка в рабочем переднике, кудрявый и рыжий, с широким открытым лицом, усеянным веснушками, запросто поймал иноземца за шиворот и остановил его, но тут же отдернул руки, будто сам не поверил, что может оттолкнуть вора обратно в круг.

— Куда… — только и пробасил парень растерянно.

Тут толпа заколыхалась, и, рассекая ее, словно ладья воду, в круг вышли трое ратных людей в кольчужных бронях, с мечами, но без щитов и шлемов. Первый, уже седой и наверняка старший, на всякий случай вынул клинок из ножен, другие же двое держали руки в кольчужных перчатках на рукоятях своего нешуточного оружия. Это была охрана, кою кнес обязан был выставлять на торге для соблюдения благочиния. Охранников, конечно, было маловато для такого скопления народа, и поспевали они не всегда, что и служило поводом для метких прибауток о расторопности охраны. Но Зорко повезло: охранники — они же состояли в дружине кнеса — оказались недалече. Они прохаживались по главной площади торжища, щелкая орехи и перебрасываясь лениво бездельными замечаниями. Сегодня день выдался тихий: сегваны готовились к тризне по Хальфдиру, и главная причина потасовок на рынке — стычки меж сольвеннами и сегванами — дружинников не волновала. Однако и без сегванов нашлись ухари, нарушившие покой мирян. Именно с намерением научить пьяниц-гуляк уму-разуму и шли сюда эти трое. Но вышло иначе.

Иноземец, после того как кожемяка оттолкнул его, сидел теперь прямо на досках, упираясь руками. Кровь из раны стекала по его лицу и уже изрядно запачкала его одежды. Зорко же стоял как вкопанный и в руках держал тонкий и длинный боевой кинжал.

— Добром отдай, не то хуже будет, — тут же пригрозил венну старший. Ростом он мало превосходил Зорко, но был куда шире в плечах и кряжистей. Лицо его было лицом воина-служаки, за всю жизнь так и не выбившегося в кмети, но приобретшего должный опыт владения оружием, чтобы без страха встречать любую неожиданность.

Зорко молча протянул сольвенну кинжал.

— Почто человека ранил? — сурово вопросил охранник у венна.

— За воровство, — угрюмо отвечал Зорко. Меньше всего ему хотелось сейчас терять время на беседу с людьми кнеса: путь на вельхский конец был не ближний, а еще надо было успеть воротиться к тризне.

— Не он… Не он ножом пырял… — раздались голоса из толпы. — Тот, зеленый.

— Смотрите за венном, — кивнул старший своим спутникам: оба были ребята молодые, лет двадцати двух, высокие, широкоплечие, русые, волосы стригли по-сольвеннски, в кружок. От таких не убежишь. Да Зорко и не пытался, досадовал только. Андвар был тут же, но слово боялся молвить: оробел, не ощущая рядом присутствия старого Охтара. — Как зовут? — спросил он, оборачиваясь обратно, зане уже повернулся было к обидчику.

— Зорко зовут, сын Зори, — глухо проговорил венн.

— Постой пока, — бросил седой. — Коли правду молвил, долго с нами не промаешься.

— Ты кто таков? — подступил он к смугляку.

Тот медленно оторвал от настила левую руку, стянул с головы свой вымокший в крови платок, свисавший на шею и плечи, словно бармица у шлема. Стрижен он был почти наголо, только на самой макушке остался клок темных волос. Только сейчас Зорко толком рассмотрел вора и нашел, что лицо того даже красиво и отличается от мужественных, но грубоватых лиц сольвеннов и сегванов тонкими чертами, более резкими, чем у аррантов. Темно-карий глаз, горящий огнем злобы, уставился на дружинника.

— Намеди, — прошипел-просвистал иноземец.

— Как? Намедни? — переспросил седой.

В толпе тут же захохотали, посыпались насмешки.

— А ну цыц! — прикрикнул один из молодых воинов. — Без вас гомону полная площадь!

— Намеди, — повторил меж тем поверженный, делая ударение на последний слог и собираясь привстать.

— С Вахишты будешь? — презрительно-понимающе кивнул седой, не задавая вопроса, но утверждая. — Из манов?

— Аша-Вахишта, — кивнул вор.

— Сиди! — прикрикнул на него старший. — Сейчас поглядим, что там у тебя за пазухой. — Калман, а ну проверь!