Джордж Мартин - Воины

— Такое видел любой солдат, Малькольм, — сказал он почти мягко, немного помолчав. — Но ты же офицер. Твой долг — держать их в узде.

«Но это далеко не всегда возможно, кому и знать, как не тебе!» — подумал он.

— Знаю... ответил Малькольм и разрыдался. — Я не сумел!

Грей ждал, пока он всхлипывал и шмыгал носом. Грей чувствовал себя все более глупо и неловко. Наконец широкие плечи вздрогнули и опустились в последний раз.

Через некоторое время Малькольм сказал почти ровным тоном:

— Все ищут выход, так или иначе, верно? И выходов этих не так много. Выпивка, карты либо женщины.

Он поднял голову, подвинулся и сел поудобнее, слегка поморщившись.

— Тебя-то женщины особо не интересуют, верно? — добавил он, глядя на Грея.

Грей ощутил противную пустоту в животе, но вовремя осознал, что Малькольм говорит об этом как о чем-то само собой разумеющемся.

— Нет, — ответил он, переводя дыхание. — Я больше по части выпивки.

Малькольм кивнул и вытер нос рукавом.

— Амне выпивка не помогает, — признался он. Я пью, пока не усну, но ничего не забываю. И мне... мне это во сне потом спится. А насчет шлюх — я... ну, в общем, не хотелось бы подцепить заразу какую-нибудь, а то, не дай бог... Оливия, сам понимаешь, пробормотал он, потупившись. — В карты мне не везет, сказал он, прокашлявшись. — Но когда я сплю рядом с женщиной, тогда я могу спать спокойно.

Грей привалился к стене. Он чувствовал себя так, словно его самого избили, как Малькольма Стаббса. Яркие листья порхали на ветру, кружились в воздухе, опускались в грязь...

— Ладно, — сказал он наконец. — И что же ты собираешься делать?

— Не знаю, — ответил Стаббс равнодушным, безнадежным тоном. — Что-нибудь придумаю, наверно.

Грей нагнулся и протянул ему руку. Стаббс осторожно поднялся на ноги, кивнул Грею и заковылял к выходу из переулка, согнувшись и держась за низ живота, как будто у него вот-вот кишки вывалятся. Но на полпути остановился и обернулся через плечо.

Лицо у него было встревоженное и смущенное.

— А можно я все-таки... того... портрет-то заберу? Они ведь мои все-таки, Оливия и... и мой сын.

Грей испустил такой глубокий вздох, что он, казалось, проник до самого мозга костей. Ему казалось, будто он постарел сразу на тысячу лет.

Ну да, они твои, — сказал он и, порывшись в кармане, достал медальон и бережно опустил его в карман Стаббса. — Ты не забывай об этом, ладно?

Через два дня пришел конвой кораблей с войсками под командой адмирала Холмса. Город наводнили люди, алчущие нормального, не просоленного насквозь мяса, свежевыпеченного хлеба, выпивки и женщин. А на квартиру Грея явился курьер и передал ему пакет от брата и поклон от адмирала.

Пакет был невелик, но упакован на совесть: завернут в клеенку и перевязан шпагатом, а узел на шпагате был запечатан сургучом с печатью брата. Это было совершенно не похоже на Хэла: обычно его письма представляли собой наспех нацарапанные записки, составленные таким образом, чтобы передать суть минимальным количеством слов. Как правило, он не трудился даже подписывать их, не говоря уже о том, чтобы запечатывать.

Тому Берду этот пакет тоже чем-то не понравился: он отложил его в сторону, отдельно от прочей почты, да еще и придавил сверху большой бутылкой бренди, как будто боялся, что он сбежит. А возможно, Том подозревал, что бренди понадобится Грею, чтобы восстановить силы после изнурительного чтения письма длиннее одной страницы.

— Спасибо за заботу, Том! — усмехнулся Грей и потянулся за ножом для бумаг.

На самом деле лежавшее внутри письмо было короче страницы, не было снабжено ни подписью, ни приветствием и в целом выглядело как типичное письмо от Хэла:

«Миннихочет знать, не голодаешь ли ты там. Понятия не имею, что она намерена предпринять в случае, если ты ответишь, что голодаешь. Мальчишки желают знать, удалось ли тебе добыть скальпы — насчет твоего собственного скальпа они уверены, что он краснокожим не по зубам; сам я того же мнения. Будешь возвращаться домой — не забудь привезти три томагавка.

Вот твое пресс-папье; ювелир был весьма впечатлен качеством камня. Помимо этого, высылаю копию показаний Адамса. Его повесили вчера».

Помимо письма, в пакете был небольшой мешочек из плотной замши и документ официального вида, на нескольких листах плотной бумаги, сложенных и опечатанных — на этот раз печатью Георга II. Грей отложил бумаги в сторону, достал из походного сундучка оловянный кубок и до краев наполнил его бренди, заново подивившись предусмотрительности своего слуги.

Подготовившись таким образом, он сел, взял замшевый мешочек и вытряхнул из него себе на ладонь маленькое, но тяжелое золотое пресс-папье, сделанное в форме полумесяца среди морских волн. В пресс-папье был вделан ограненный и очень крупный сапфир, сверкавший на золоте, подобно вечерней звезде. «Где это Джейми Фрезер добыл такую штуковину?» — удивился Грей.

Он покрутил вещицу в руках, любуясь тонкой работой, потом отложил ее в сторону. Отхлебнул немного бренди, глядя па официальный документ так, словно тот грозил взорваться. У Грея были серьезные причины предполагать, что так оно и есть.

Он взвесил документ на руке и почувствовал, как ветерок из распахнутого окна приподнял его, точно парус, который вот-вот наполнится воздухом и захлопает на ветру.

Ну что ж, тянуть не имеет смысла. К тому же Хэл наверняка и так знает, о чем там говорится; рано или поздно он все равно расскажет это Грею, хочет он того или нет. Грей вздохнул, поставил кубок и взломал печать.

«Я, Бернард Дональд Адамс, даю эти показания без принуждения, по доброй воле...»

Вот как? В самом деле? Грей не знал почерка Адамса и не мог определить, написан ли этот документ собственноручно или под диктовку... Хотя нет, погодите. Грей пролистал страницы и посмотрел на подпись в конце. Та же рука. Понятно, значит, он писал это собственноручно.

Он прищурился, вглядываясь в текст. Почерк был ровный и твердый. Стало быть, эти показания не вытягивали из него под пытками. Возможно, это все-таки правда...

— Идиот! — сказал он себе. — Прочти это наконец и покончи с этим раз и навсегда!

Он залпом допил бренди, расправил бумаги и принялся наконец читать о том, как погиб его отец.

Герцог уже в течение некоторого времени подозревал о существовании якобитского кольца и вычислил троих людей, которых считал замешанными в эту историю. Тем не менее он не предпринимал попыток их уличить, пока не был выписан ордер на его собственный арест по обвинению в государственной измене. Узнав об этом, он немедленно послал за Адамсом, вызвав его в загородное поместье герцога в Эрлингдене.

Адамс не знал, много ли герцогу известно о его собственном участии в деле, но остаться в стороне не рискнул, опасаясь, что герцог, будучи арестован, донесет на него. Поэтому он вооружился пистолетом и под покровом ночи отправился в Эрлингден, прибыв туда перед самым рассветом.