Алексей Семенов - Листья полыни

Но Волкодав слышал иное. Слышал из беседы шайтанов, пересказанной ему Мерваном. Он знал, кто охотится на розу. Он знал, что Булан, прозванный у манов Кавусом, кудесник из Халисуна, заклинающий сны, спас розу во сне принцессы, защитив явь от страшного сна. Но то, что было наяву, осталось. И Волкодав понял, почему его поселили в тело кудесника Некраса: он должен был сделать то, что было не под силу никому, чтобы жуткая явь не сбылась и не оборвала все сны на века.

И он прошел в одиночку — то в образе пса, то в обличье человека, почти не зная дороги, — через страны или объятые войной, или ожидающие ее, или уже зачумленные ею. И он проник во Внутренний город, и проникнет дальше, и будет ждать у розы — ждать, ровно верный пес, сколько понадобится, когда придет тот, кто станет его врагом. Как он будет принят во дворец — стражем-человеком или стражем-псом, — его не заботило. Однажды он уже оберегал принцессу — и не смог уберечь так, как следовало бы. И теперь он не повторит былой ошибки. Доля опять выпала ему: ему позволили исправить прошлое.

Дворцовая стена из гладкого обожженного кирпича, покрытого изразцами и глазурью, расписанного диковинными письменами. У халисунцев было запрещено рисовать людей, животных и растения, зато до письмен они были великие мудрецы и искусники. И письмена и фигуры, сплетенные на стенах дворца, так были расположены, что в них, даже не зная, о чем они повествуют, видны были и люди, и звери, и деревья с цветами и травами, и даже боги и их слова. Но теперь искусство древних чудотворцев было скрыто громадой ночи, воздвигшейся над столицей Халисуна. И гораздо сильнее любых письмен и картин манил к себе запах, таивший все сказки и сны, все сласти и всю горечь человеков, — запах роз. И кем бы ни звалась принцесса — колдуньей или дочерью бога, — ее чудо, выращенные ею розы были самым великим искусством, самым большим дивом, виденным когда-либо Волкодавом на тропах времени.

Над стеной, где вставали грозные зубцы, плясало зарево костров. По верху ходили стражники. Волкодав схоронился за колонной какого-то высокого и красивого здания из тех, кои окружали довольно тесную в сравнении с торговой в Галираде, но все же огромную площадь перед дворцом. Венн всматривался в ночь и видел то, что не могли видеть другие люди. И слышал то, что дано слышать совсем немногим. Не могло быть так, чтобы ни единый подземный ход не вел из дворца в город. Не могло быть, чтобы какой-нибудь колодец там не был соединен с подземными реками, чтобы питать дворец свежей водой, которую нельзя затворить. Не могло быть, чтобы нечистоты, всегда изобильные в любом месте, где много людей, не занятых ничем, кроме наслаждения и роскоши, не отводились прочь подземным путем.

И Волкодав слушал. Он уже проникал в неприступный замок вместе с водой, неуловимый, как капля воды в реке, и теперь намеревался повторить прием. И слух привел его к широкому подземному руслу, от коего нитью отделялся подспудный ток, ведший ко дворцу. Эта теснина в глубине каменного тела древнего холма, ныне одетого мертвым под булыжной броней мостовых пластом земли, где стояли дворцы, вела как раз туда, где поднимались к свету зеленые руки сада. И вода в таком ручье не могла быть дурной.

Волкодав слухом прошел по течению ручья обратно к потоку, а от места их разделения — вверх и вниз по течению. Ниже ручья его умелый слух — вернее, не его, а кудесника Некраса — нащупал коридор и ступени, сырые, но не замшелые, ведущие вверх. Значит, этим лазом пробирались. Подземный ход вел вверх и кончался во дворе того самого здания, за колонной коего он скрывался.

Венн отправился в обход, то и дело прислушиваясь, чтобы не утратить призрачное эхо заветного подземного хода. Кругом были колонны и запертые дубовые двери или глухие стены из блоков на совесть обтесанного дикаря. Лишь в одном месте в стене были ворота, а в них — дверь, но и ворота были без кованых узоров, подобно воротам Внутреннего города, а дверь заперта. За воротами гремел цепью пес. Волкодав попросил того не шуметь, и брат исполнил просьбу, но помочь венну он не мог ничем.

Вдруг слева ему померещилась тень. Тень человека, пробирающегося вроде него вдоль стены отыскивая вход, чтобы проскользнуть внутрь. Венн отступил в самую глухую тень и замер. Едва слышными шагами человек приближался. Ноги его были обуты в мягкие сапоги, что носят степняки для езды на конях и верблюдах. Человек наконец показался перед воротами. Это был коренастый, крепко сбитый и отнюдь не маленького роста степняк. Голова и лицо его были скрыты капюшоном и шарфом, но Волкодав узнал походку наездника, сроднившегося со степным конем. Пес внутри забеспокоился и звякнул цепью, но Волкодав снова упросил его не поднимать тревогу. А потом неслышно выступил навстречу незнакомцу. Тот будто ожидал таких действий от венна.

— Тоже хочешь попасть туда? — прошептал тать. На лицо его на мгновение упал сероватый, тусклый отсвет звезд. Это был мергейт. — Я могу помочь тебе. А ты помоги мне. Идет?

Волкодав кивнул.

— Я знаю, как одолеть стену. А ты полезешь первым и убьешь пса. Так, чтобы он не залаял.

— Не залает, — отвечал венн. — Начинай.

Мергейт извлек из рукава халата тонкую веревку, снабженную на конце небольшим, но толстым крюком. Сноровисто, плавными движениями раскрутив веревку, мергейт резко запустил крюк вверх. Железный коготь бесшумно преодолел пять саженей и точно вцепился в верхнюю кромку стены над воротами. Мергейт подергал веревку — крюк держал.

— Выдержит ли? — усомнился Волкодав.

— Выдержит, уважаемый, — уверенно изрек степняк. — Если не веришь — уходи. Придешь потом. — Узкие глаза мергейта сверкнули. Он жаждал действия.

Волкодав вложил меч в ножны за спиной и, подпрыгнув, ухватился крепко за веревку и полез вверх, подтягиваясь только руками. Веревка и вправду держала и лишь слегка раскачивалась, ибо край стены немного нависал над улицей. Добравшись до кромки, венн сначала ощупал ее: не рассыпано ли битое стекло. Стекла не было. Волкодав вылез наверх и лег на узкий каменный барьер, слившись с темнотой. Луны не было, но халисунское небо редко омрачали тучи, и его силуэт могли заметить снизу.

Волкодав сделал приглашающий жест мергейту: «Поднимайся!» Степняк, конечно, был вором или, хуже того, наемником, которому деньги платили, чтобы кого-нибудь зарезать или что-либо похитить, но Волкодава мало занимали халисунские дворцовые дела. Он провел в столице целых три дня, но потратил их, с тем чтобы узнать, как проникнуть во дворец принцессы. Что до того, чем жил остальной Внутренний город, Волкодав понял немного: слишком запутаны были узлы, связывающие власть предержащих Халисуна. Перед самой войной они затеяли какие-то долгие препирательства о том, как следует и как не следует верить в богов или в бога. Волкодав не знал, чем так не угодил халисунцам их прежний бог: Халисун жил сытно, мирно и богато.