Робин Хобб - Кошачья добыча

Розмари медленно покачала головой, подбирая слова.

— Он никогда не заходил в дом. Не знаю, где уж он сейчас. — Почти правда. Мужчина так и не дотянулся до двери. А прямо сейчас, должно быть, был на пути сюда, оправившись. Или по-прежнему валялся позади коровьего хлева.

Но хозяин только кивнул, словно утверждаясь в догадке.

— Прошлой ночью старый Моррани, отец Меддали, уволок её отсюда. Она и лягалась, и плевалась, и вопила как резаная, даже исцарапать его пыталась. Пелл же стоял как столб и вопил во всё горло, что та, мол, давно созрела как женщина, и что у папаши нет никакого права вот так заставлять её возвращаться до дома; но Моррани был не один, а с капитаном и его помошником с одного из кораблей, и Пелл не посмел затеять драку хоть с кем-нибудь из них, не говоря уже о том, чтобы выйти против всех троих сразу. Моррани сказал, что, женщина она там или нет, но ведёт себя как избалованный ребёнок, и заслуживает ровно такого же обращения. Ну и, после громогласного скандала, завершившегося на улице, Моррани в конце концов так и утащил дочурку до корабля. Пояснил, что с утра отвезёт её обратно через бухту и что Пеллу лучше держаться подальше, если он разумеет, что к чему. Но Пелл не из тех, кто понимает, что для него лучше. Так что, подозреваю я, он погонится за ними и вновь попытается стянуть девицу. — Кивнув самому себе, Тамман медленно поднялся на ноги. — Пелл был изрядно пьян, убираясь отсюда. Не думаю, что он уже дотащился до твоего коттеджа, пускай и направлялся туда.

— Нет, не добрался, — проговорила Розмари тихо. — Вероятно, дрыхнет себе где-нибудь. А может, отправился к отцову дому.

— Или же ищет путь, как перебраться через залив. Лодка отца Меддали всё ещё привязана в доках, в ожидании прилива, чтобы перебраться на ту сторону. Может, Пелл даже рискнул спуститься туда и пытается теперь вернуть благоволение Моррани-старшего, юля и улещивая того.

— Может и так. — Но она лучше Таммана знала Пелла. Может, по-первой, сбежав от отца Меддали, он и заявился в её коттедж, как единственное место, куда мог пойти. Но не того он добивался этим утром. Он вернулся обратно, раздумывая избавиться от сына, доставляющего столько неудобств. Он пришёл убить Гилльяма. Кот был прав. Зная, что изменилось всё.

Всё.

Кот был прав. Она была дурой. Холодная, словно калёное железо, решимость пронзила спину, заставляя хребёт закаменеть. Она улыбнулась Тамману — растягивая губы в звериной ухмылке, словно сама обратившись маленькой кошкой.

— Ну что ж. У нас, меня и Гилльяма, полным-полно поручений. Спасибо за суп, Тамман, и за предупреждение тоже. И, знаешь, ты прав. Чересчур давно мы не заходили к тебе на огонёк. Порой я забываю, что у меня всё ещё есть друзья.

И враги. Порой она забывала, что может иметь и врагов.

Розмари глянула на Гилльяма.

— Ну, как? Получше? Можем выдвигаться дальше?

Тот подчёркнуто решительно закивал.

— Рыночные прилавки скоро откроются. Пойдём, взглянем?

Глаза мальчика широко распахнулись в одно мгновение. Поход на рынок был редкостью для них обоих. Розмари с сыном жили, в основном, за счёт мены и нечасто пользовались живой монетой. Мальчик жадно закивал, и Розмари распрощалась с Тамманом. Снаружи бушевал ветер, но дождь смолк, прекратив накрапывать. Облака теснились, распихивая друг друга от ярко-голубой завесы неба.

Рынок в маленьком городке был крошечный, не более дюжины лавок и прилавков, да и то половина из них — сезонные. Розмари хватило денег купить короткую бухту крепкой лесы, узкий обвалочный нож, и вдобавок, поскольку оставшиеся монеты можно было пересчитать по пальцам, как, впрочем, и время её жизни, знала теперь она, — сомнительное приобретение в виде небольшого пакетика медовых капелек для мальчика. Он никогда прежде не пробовал конфет и сдерживался, раздумывая, сунуть, или нет, в рот хотя бы одно из ярко-окрашенных драже. Когда она наконец уговорила сына попробовать бледно-зелёную каплю, то увидала, как лицо мальчика удивлённо светлеет, ощущая на языке вкус мёда и мяты, — и туго свернув пакет, сунула его в сумку.

— Позже отведаешь больше, — пообещала ему; голову переполняли всевозможные планы.

Они вновь шли той самой тропинкой, ведущей верхом скалы домой. Где-то в четверти пути до коттеджа, внезапно, откуда ни возьмись, объявился и кот, неспешной трусцой мелькая возле её каблуков, бок о бок с мальчиком.

— Ну и где ты был, Мармелад? — спросила она.

Вспугивал больших псов. Они дрыхнут дольше, чем я думал.

— Старые жёны не дают нам пробудить спящих собак? — спросив, она была вознаграждена лишь озадаченным взглядом Гилльяма. Розмари ни словом не обмолвилась коту, что задумала сделать; и больше не чувствовала дальнейших касаний кошачьего разума. Тем лучше. Она сделает, что собиралась; и то будет её собственным решением — и делом.

Они достигли на дороге поворота, где горная тропинка сворачивала на травянистый склон, ведущий к дому. Розмари постояла было недолго на месте, глядя вниз. Вдали виднелись болота, — причудливый гобелен, сплетённый травами и папоротниками, доброй сотни расцветок разных отенков зелени. Ни единого клуба дыма не вздымалось нал трубой хижины. Открытыми воротами воспользовалась корова, выведя наружу новорожденных телят. В палисаднике царапались куры. Всё казалось спокойным.

И никаких признаков Пелла. Он мог сбежать. Мог дрыхнуть в лачуге. Наконец, мог по-прежнему валяться посреди лужайки, поросшей высокой травой, за хлевом. Она вздохнула.

— Надо было не сомневаться, когда у меня был шанс, — проговорила в никуда. Кот, задрав лапу, шлёпнул себя ею по морде, словно пряча в усах улыбку.

Опережая мать, Гилльям зашагал вниз по тропинке. Она было окликнула его, зовя обратно. Залезши рукой в сумку, сунула ему ещё одно медовое драже, на сей раз, жёлтое.

— Вы с Мармеладом останетесь здесь, — сказала сыну. — Садись и погляди, насколько хватит конфеты, пока будешь сосать её. — Сладкой новизны было как раз в достатке, чтобы вызвать мгновенное послушание. Розмари опустила крошечный полотняный мешочек в детские ладошки. — Когда всё закончится, попробуй красную. Возьми розовую, когда всё кончится. Не торопись, разгрызай медленно, одну за другой. И жди меня, пока я не вернусь и не спрошу, какая из них понравилась тебе больше. — Глаза Гилльяма, не верящего в свою удачу, сделались огромными как чайные блюдца. Нащупав позади тропы в густой траве выступающий булыжник, он взгромоздился на него, глубокомысленно слюнявя конфету. Кот уселся рядом, свернув хвост вдоль лап.

Удачи.

— Спасибо. — Розмари опустила свой тюк на землю рядом с ними. Взяв себе только верёвку, нож для свежевания и топор. Молча зашагала вниз по склону. Невозможно было скрыть приближение к лачуге. Широкий склон был полностью оголен. А в руке Розмари несла обнажённое лезвие, поблёскивающее в пальцах.