Андрей Астахов - Рунная птица Джейр

Булка лежала на столе - еще теплая, ароматная, с восхитительной румяной корочкой, глазированной яичным желтком. За последние дни он съел столько таких булочек, сколько не ел за всю свою жизнь.

В приюте тощая, желтоглазая и жестокая мать Арайя била по рукам тех, кто ворует с кухни еду. Заставляла вытянуть руки и била костяным стеком по пальцам, пока не выступала кровь. А потом говорила, что бог не любит, когда человек ворует и когда ест, как животное. Человек должен есть только хлеб, честно заработанный в поте своего лица - и за столом, прочитав молитву, а не грызть ворованные сухари по углам, словно крыса. Его она тоже била два раза. Он хотел сказать ей, что не наедается тем, что дают в трапезной, но не сказал - решил, что мать Арайя слишком злая, чтобы понять его.

А эта булка лежит на столе и будто говорит: "Возьми меня, мальчик! Возьми и съешь - ты же знаешь, никто не будет бить тебя за это по рукам!"

Он взял булку и сразу надкусил. Булка была мягкая, пахнущая сдобой, ванилью и корицей. Совсем непохожая на безвкусные, отдающие плесенью и старыми тряпками хлебцы из серой муки, что он ел в приюте. Настоящая домашняя булка. Испеченная нежными руками любящей женщины. Как все те булки, которые он съел за эти дни.

Держа булку в руке и откусывая от нее понемногу, он поднялся на второй этаж дома. Здесь было тихо. Он прошел по галерее и тут почувствовал едкий неприятный запах. Пахло из открытой двери впереди. Он подошел и заглянул внутрь.

Светловолосая женщина, та самая, что пекла для него булки, стояла у большого стола, заставленного какими-то горшочками, стекляшками, хитрыми штуками из гнутой бронзы и серебра и прочим непонятным хламом. Она что-то делала, но что именно, он не видел - женщина стояла к нему спиной. Он шагнул внутрь, и тут половица заскрипела у него под ногами.

Женщина обернулась. Руки у нее были в кожаных перчатках, и она держала щипцами закопченную чашку, из которой шел вонючий пар.

- Ты? - спросила она. - Чего тебе?

Он не знал, что сказать. Просто стоял, сжимая в руке булку. Женщина смотрела на него своими удивительными глазами - правый светло-карий, левый зеленовато-голубой, - и улыбалась. Он шагнул к ней, взял свободной рукой за платье. Ткань была мягкая, приятная на ощупь.

- Мама, - сказал он.

- Что ты сказал? - Женщина перестала улыбаться.

- Мама, - повторил он. - Мама.

Чашка упала на пол и разбилась. Женщина заплакала. Присела на корточки, схватила его, прижала к себе. Он чувствовал, как содрогается в рыданиях ее грудь. И еще чувствовал тепло. Настоящее. Такое тепло, какого не испытывал никогда в жизни.

- Сыночек мой! - прошептала женщина. - Милый мой!

- Мама, - повторил он, думая о булке. И еще о веснушках на лице женщины. У него у самого такие же. Как он раньше этого не замечал?

- Повтори еще раз, что ты сказал, - попросила женщина.

- Мама, - просто ответил он. Ему нравилось, как звучит это слово.

- Хорошо, - женщина выпустила его, вытерла слезы. Он увидел, что она улыбается. - А теперь иди, мой сладкий. Маме надо работать....

- Варнак! Во имя всех богов, Варнак!

Видение исчезло. В ноздри ударил душный спертый запах - вонь плохо выделанных кож, мочи, сырости, морской соли и гниющего дерева. И лицо над ним, освещенное масляной коптилкой - это не мама. Не Наставница Сигран.

- Браск?

- Боги, ты очнулся! - Молодой сид заулыбался, и Варнак услышал, как за спиной брата всхлипнула Эрин. - Мы уж думали...

- Я в порядке. - Варнак пошевелился и почувствовал боль в суставах и спине. Огляделся, понял, что не ошибся - их бросили в трюм кога. Идиоты!

- Господин, ты был без чувств почти сутки, - сказал Браск. - Мы никак не могли привести тебя в чувство.

- Это все кармическая ловушка, - ответил Варнак, поднявшись на ноги. Голова кружилась, и тело горело огнем, но охотник не собирался сдаваться. - Инквизиторы умеют мучить своих пленников. Сутки, говоришь? Я еще легко отделался. Что-нибудь случилось за эти сутки?

- Не знаю. Нас бросили в этот трюм вместе с тобой. Что они сделают с нами, Варнак?

- Ничего не сделают. Этот пес решил везти меня в Кревелог, чтобы передать Трибуналу. Решил прикончить меня с соблюдением всех церемоний. Большая ошибка с его стороны.

- Ты собираешься освободить нас? - Глаза Браска заблестели в полутьме.

- Конечно. Не люблю оставлять свои долги неоплаченными. - Варнак некоторое время молчал, потом посмотрел на сидов. - И мне понадобится ваша помощь. Браск, ты разбираешься в картах и прокладывании курса?

- Конечно, меня отец учил.

- Молодец, - похвалил Варнак и посмотрел на забранный решеткой люк над головой. - Готовы?

На корабль налетел порыв ветра, захлопал в парусах, заскрипел реями. Рыжий Чилтер выругался и запахнул поплотнее овчинный плащ. Мало удовольствия сидеть на палубе под таким ветром, да еще когда все спят. И душа горит, требует выпивки. Ихрам, пес проклятый, даже не разрешил ему взять с собой флягу с сивухой для согрева. Или впрямь думает, что полудохлому колдуну и двум сосункам-сидам будет легче сбежать из трюма, запертого на засов, если он пропустит стакан-другой? То-то и оно, что сам никогда не сидел в тюряге и не видел, как там охранники закладывают за воротник, пока начальство не видит.

А еще Чилтеру было не по себе от того, что на корабле остался один из этих иссушенных аскезой святош. Вся эта компания села на ког в Патаре, и все плавание Серые сидели в капитанской каюте тихо, как мыши, но одно их присутствие напрягало весь экипаж. Хвала небесам, Старший из Братьев и один из его людей еще днем сошли с корабля в Пойханде. Ихрам провожал его так, будто этот проклятый монах с кислой рожей чуть ли не сам император. Наверняка Серый заплатил ему за работу кучу монет. И поделиться с командой проклятому Ихраму даже в голову не придет. Ууууу, жлобяра! Опять будет втирать команде про необходимость ремонта этой посудины, а сам в Патаре преспокойно пропьет инквизиторские денежки в каком-нибудь кабаке со шлюхами и скоморохами.

Скорее бы добраться до Патара, а там наняться к другому капитану. Патар живет за счет контрабанды, и не все капитаны такие хитрожопые жмоты, как этот сукин сын Ихрам...

- Эй, ты!

Чилтер вздрогнул: ему показалось, что голос идет откуда-то из-под ног. Потом понял - это сидка. Она смотрела на него из-за крупной решетки люка.

- Чего тебе? - буркнул Чилтер.

- Хочу поговорить с тобой, моряк.

- Нельзя. Пошла прочь, остроухая.

- Смотри, пожалеешь потом, - сидка перешла на хрипловатый манящий шепоток. - Я ведь хотела тебе предложить кое-что стоящее.

- Что ты мне можешь предложить, лиса?

- Себя.

- А? - не понял Чилтер.

- Ваш капитан сказал, что когда мы придем в Патар, нас казнят. Я не боюсь смерти, потому что знаю, что моя душа будет жить вечно. Но вот тело...