Сергей Демьянов - Такая работа

Полковник Цыбулин догнал меня на полпути.

— Могу я позвонить вам завтра? — кротко поинтересовался он.

— Можете. — Я безразлично пожал плечами.

— Вот еще что… — Он помялся и протянул мне пистолет вместе с листом формата А4. — Возьмите с собой.

— Зачем?

— Мне будет спокойнее, если у вас при себе будет легальное оружие.

— Зачем? — повторил я.

— Думается, сегодня у вас появилось много врагов. И я хотел бы, чтобы у вас был законный способ защититься от них.

— Тут что, написано, что я могу кого-нибудь застрелить из этой штуки, и мне за это ничего не будет?

— Это особая разработка. — Полковник почти силком мне свой подарок впихивал. Не знаю, почему мне так не хотелось его принимать. — Для нашего отдела. Таких ни у кого больше нет. Возьмите. Я прошу вас.

— У меня и до этого особого дефицита врагов не наблюдалось, — хмыкнул я.

— Считайте, что это знак отличия. Как шерифская звезда, — просительно сказал Цыбулин. — Иногда бывают ситуации, когда нужно стрелять, не раздумывая о том, что тебе за это будет.

Никогда не мечтал быть шерифом. Чингачгуком или Индианой Джонсом — это еще куда ни шло, но не тем парнем, который должен носить форму и следить, чтобы жители его города друг друга не поубивали. Только — знаете? — меня редко спрашивают, чего я хочу или не хочу. Полковник был прав. Врагов у меня сегодня могло заметно прибавиться.

Поэтому я просто засунул пистолет в один карман куртки, а бумагу — в другой. Надеюсь, она там не сильно помнется. И уселся дожидаться машины.

В подъезде, как вода в колодце, стояла тьма.

Не какая-нибудь сверхъестественная, просто кто-то лампочки вывернул, но все равно неприятно было. Я знаю кое-кого, кто отлично видит в темноте. Кальмар Гумбольдта весь день проводит на глубине и только ночью поднимается к поверхности, чтобы начать свою охоту. Львы наиболее активны в темное время суток. Бушмейстер, самая крупная ядовитая змея Южной Америки, днем прячется от солнца в густых зарослях и отправляется на поиски пищи, когда на землю спускаются сумерки.

Но я — не они.

Не то чтобы я боюсь темноты, просто у меня нет ночного зрения. В мобильнике был фонарик, но мобильник разрядился еще на кладбище. Это никогда не происходит вовремя.

У самого лифта мне вдруг стало холодно. Я нажал кнопку вызова и спрятал руки в карманы. Его уже слышно было — мягкое гудение мотора, опускающего вниз ярко освещенную кабину, которая должна была увезти меня домой, когда за спиной у меня тихонько скрипнуло.

Короткий звук, как если бы на лестнице окно было открыто и дверь распахнулась от порыва ветра. Только вот ветра никакого не было.

Я мгновенно развернулся. Спина — к стене, пистолет лег в руку так, как будто специально для меня сделан был. Локоть пробило болью, но двигаться мне это не помешало. Я даже дергаться перестал — так, как будто внутренний рубильник перещелкнул в положение «выкл». На глупости у меня просто времени не осталось. Потом, все потом.

Она стояла в дверном проеме, и слабый свет с улицы играл на ее волосах. Красные губы, бледная кожа, слишком безупречная, чтобы быть живой. Ее лицо сияло в темноте, как злая луна. Веронике, похоже, чертовски нравилось быть вампиром.

Выглядеть как вампир.

Вести себя как вампир.

Судя по всему, она считала, что быть опасной — это все равно что быть красивой. Но тут у нас взгляды не совпадали.

— Я тебя напугала, — сказала она.

— Терпеть не могу, когда кто-то подкрадывается ко мне со спины, — буркнул я.

Лифт уже был совсем рядом, но я предпочел бы вообще сегодня домой не попасть, чем войти в него вместе с ней.

— Не моя вина, что ты всегда настолько рассеян и не замечаешь, что творится вокруг. — Она пожала плечами. — Я пыталась сделать тебя лучше, любимый, но твое упрямство сослужило тебе плохую службу.

Она шагнула ко мне — скользящим, шелковым движением. Легко зачерпнула из воздуха что-то невидимое, толкнула ко мне. Сила, холодная и липкая, как старая кровь, потекла по моей коже. Она касалась моих скул, пропитывала собой одежду, и это было чертовски противно. Невидимые пальцы перебирали мои волосы, шарили, пытаясь нащупать слабину, отыскать щелочку, чтобы проникнуть внутрь.

Ей хотелось поиграть на мне, подергать за веревочки, привязанные к рукам и ногам всякого человека. Нужды. Привязанности. Комплексы. Кровососы большие мастера обманывать инстинкты, только до Рамоны Сангре Веронике еще очень далеко было. Я даже не сразу понял, что она делает.

— Что тебе нужно? — сухо спросил я.

— Как равнодушно ты говоришь со мной, любовь моя. — Она прищурилась, разозлившись, что попытка не удалась. — Послушание. Я не требую от тебя ничего особенного. Ничего, что ты не был бы мне должен.

— Я ничего тебе не должен, — отозвался я.

— Думаешь? — Вероника пошевелила пальцами, будто разминала их, и меня приложило об стену волной холода. — А мне кажется иначе. Я знаю, с кем ты спишь теперь, дорогой. И мне хочется, чтобы ты очень хорошо это понял. У кого сила, у того и право.

И вот тут я понял, что выстрелю в нее, если придется.

— Ты была в моей квартире?

— А тебе бы этого хотелось?

— Я задал вопрос.

— Я тоже.

Я почувствовал, как жилка у меня на правом виске запульсировала. Так иногда бывает, если что-нибудь меня здорово взбесит. Давление поднимается, и кровь начинает стучать в ушах. Вероника втянула ноздрями воздух — шумно, вкусно. Кончик языка скользнул по губам.

— Как ты волнуешься за нее… — протянула она, уставившись в точку чуть пониже моего подбородка. — Это так возбуждает!

У нее плечи дрожали, словно она заплакать собиралась. Очень по-женски, если не считать того, что в лице у нее сейчас не было ничего человеческого. Нос заострился, как у покойницы, и кожа из просто бледной сделалась сероватой. «Я знаю, с кем ты спишь, я могу убить ее в любой момент, если мне не понравится, как ты себя ведешь», — это было все, что ей требовалось, чтобы кормиться на мне.

Она хотела, чтобы я понял, кто тут хозяин.

Лифт подъехал, двери раскрылись, и Вероника, скользнув к ним, сделала приглашающий жест. Заходи, дружок, пора наверх. Но я бы лучше вообще сегодня домой не вернулся, чем зашел в него вместе с ней.

— Так ты была у меня дома? — спросил я.

— За кого ты меня принимаешь? — Вероника усмехнулась. — Я ждала тебя, чтобы ты нас познакомил. Так у нас, девочек, принято.

Двери поехали навстречу друг другу, но она поставила ногу, чтобы не дать им закрыться.

— Убирайся отсюда, — сказал я.

— А если нет?

— Убирайся, — повторил я, стараясь не сорваться. Голос должен быть спокойным и уверенным, никаких эмоций. Как если бы я с собакой разговаривал. — Иначе тут нашуметь придется, а у меня соседи злые.