Анастасия Арчибасова - Роук. Долина

— Это почему ещё? — искренне удивилась Р’оук.

— Не понятно, что ли? Не боец я. А родичи, не знаю, до какого колена, бешеные дуболомы. А я торговец. Не по мне вся эта боевая премудрость. Не моё. Что скажешь — позор всего рода.

— И что?

— Вот сейчас братишка, не знаю, почему пришёл. Не верится мне, что он соскучился. И то ли с контролем у него проблемы, то ли ещё что похуже. Что конкретно — не знаю. Одни догадки.

Гном замолчал. Вздохнул. Единым махом осушил кружку.

— Припёрся ещё, как плитой гранитной стукнутый, он, правда и так стукнутый, а тут тихий, спокойный, и, что больше всего пугает, вежливый. Ходит как собака побитая, в глаза заглядывает. Ох, не к добру это. Не к добру.

Из города троица вышла, когда солнце переползло зенит и тихо покатилось к краю горизонта. Чистое небо заволокло дымкой туч. Буйство грозы прекратилось и переросло в мелкий не по-летнему сеющий дождь. Путники по виду напоминали мокрых мышей вынужденных иммигрировать в соседний погреб.

Р’оук, сдув с носа каплю дождя, тихо про себя порадовалась, что на этот раз не она тащит на себе поклажу. Вот ещё её кто-нибудь потащил.

— Куран, у меня вопросик к тебе образовался. Я на счёт Имперцев. И что-то мне подсказывает, что ничего хорошего ты мне не скажешь.

— Про них вообще мало кто что-нибудь хорошее скажет, если разве что придумает, — Куран стряхнул капли дождя с капюшона, — что тебя интересует?

— Давай по порядку.

— Ты в курсе, что страной управляет Император.

— Ну да, не вчера родилась.

— Позавчера? — не удержался Куран — опорой и поддержкой власти были Маги и Церковники. Эти две группировки даже в черные дни для страны находились по разные стороны баррикад. Для того, чтобы осуществлять контроль над ними, был создан орден рыцарей. Импрецы. Они следили за равновесием сил, пресекали козни и распри, способные сдвинуть равновесие в одну из сторон.

— А почему они открыли Охоту. И что за Охота?

— Ну, точно не за белками — грустно усмехнулся маг, — после той Ночи, когда был вырезан практически весь цвет магического сообщества, они видимо решили добить тех, кто ещё жив. — Маг замолчал.

— А что за Ночь? — осторожно поинтересовалась эльфийка.

Глаза Курана подёрнулись дымкой, на лице отразилось физическое страдание.

— Они ворвались в академию после полуночи. Глубокая ночь. Спали все. Вырезали всех. Как стадо баранов. Мы просто не успели ничего сделать. Не ожидали. И детей, и стариков, все для них были опасны, — маг замолчал. Подставил разгоряченное лицо струйкам воды. Прерывистый вздох. — Спаслись единицы. Кто-то случайно. Кому повезло. Кто-то отбился, и кроме своей шкуры никого не смог спасти.

Шорох дождя заглушал дружное шлёпанье путников. Никто не нарушал тишину. Каждый размышлял о своём, но складывалось впечатление, что все молчат хором.

Шли долго. Медленнее, чем обычно. То ли из-за дождя и плохой дороги, то ли из-за грустных мыслей и печальных открытий. Даже лошадке, всё ещё безымянной, передался печальный настрой. Она тихо шлёпала по лужам, неся на себе поклажу, и, как ни странно, ни о чём не размышляла.

Начало темнеть. Уже показалась живая изгородь. Свечки пирамидальны тополей как гвардейцы почётного караула встречали путников. Маг напрягся. Р’оук как шилом кольнули. Лошадка встала как вкопанная. Что-то не так. Р’оук переглянулась с магом. Все замерли, казалось, что даже капли дождя замедлили своё падение.

Прижавшись к живой изгороди, маг и эльфийка двинулись вперёд. Было тихо. В воздухе витало напряжение. Р’оук просочилась за ограду. Глазам открылась плачевная картина. Окна разбиты, трава укатана, дверь тоскливо свисала на одной петле, у крыльца следы неудавшегося поджога.

Протяжный рык мага вывел Роук из ступора.

— Никого. Ушли. Торопились. Выродки имперские.

— Учитель, Хони нет.

Маг побледнел, бросился в дом. Р’оук побежала вокруг дома. Куран, с перекошенным злобой лицом, носился по дому усугубляя и без того немалый беспорядок. Первый этаж, лестница, под лестницей — никого.

«Неужели опять. Всё по кругу. Его-то за что? И магом пока трудно назвать».

— Хони! Отзовись!

«Утащить не могли, зачем он им. Я им нужен. А если…нет».

Эльфийка судорожно носилась по двору. Выбежала в сад. Почему-то ей стало страшно. Страшно не за дом, не за мага, а за Хони. Он в сущности безобидный, только туповатый, но за это не убивают. Паника всё глубже и глубже вонзалась в мозг. Окутывала липким одеялом беспомощности всю сущность, разум, душу. Она оббежала сад на два раза, когда услышала Курана.

— Р’оук, сюда, живей! Нашёл!

Она понеслась на зов. С каждым шагом липкий ужас понемногу расслаблял свои объятия.

— Живой? — с надеждой в голосе, спросила эльфийка.

— Не очень, помоги вытащить на воздух.

— Где орясину отыскал?

— В учебном кабинете.

В кабинете был хаос. Обрывки бумаг, стекло, разлитые реагенты, сорванные шторы.

— Искали что-то, — сделала вывод эльфийка, — а герой наш где.

Хони лежал практически у входа. Видимо пытался встретить «гостей», но они в серьёз его не приняли. Просто вырубили и швырнули в сторону.

— Вроде тощий, а тяжёлый как колода, — проговорила Р’оук, когда общими усилиями с определённой долей заботы доставили Хони на крыльцо. Р’оук вопросительно посмотрела на Курана.

— Ты его будешь лечить?

— Ну, да не потащим же мы с собой эту дохлятину, лучше, когда он ножками пойдёт.

Маг похлопал его по щекам. Вылил на голову Хони кувшин воды. С протяжным воем, больной открыл глаза. Сфокусировал взгляд на участливом лице учителя.

— Ты как не тошнит? — маг помахал перед его носом рукой, — пусть пока посидит, а мы с тобой будем собираться.

— Подожди, а колдовать над ним не будешь?

— Нет. А надо?

— Ну, он вроде как ранен.

— Сам оклемается. Ему же не впервой шишки собирать.

— А куда мы собираемся?

— В дорогу.

— А зачем?

Маг резко повернулся к Р’оук, в голосе послышалась почти злоба:

— Ты что, не понимаешь? Кто здесь был вернуться обратно. Сначала идём до Колтерна, а там уже посмотрим.

Эльфийка кивнула и пошла за лошадкой, тихо радуясь прекращению дождя. Собирались быстро. Сборы в дорогу проходили под девизом: «только самое необходимое». И этого необходимого набралась порядочная куча. Хорошо, что, если не всё, то большую часть барахла было на кого сгрузить.

Р’оук насторожилась. Со стороны сарая донёсся подозрительный шорох. Она осторожно подкралась к источнику шума. Шорох не прекращался, но добавились невнятные ругательства. «Маг — подумалось эльфийке, — ищет что-то. Надо сваливать. А то если не найдёт, искать придется мне, а я тоже не найду. Вою будет».

Хони всё так же сидел в позе жертвы террора, но уже с живейшим любопытством поглядывал на суетливые сборы. Маг вывалился из сарая. По локоть в грязи, по колено в соломе, но лицо святилось самодовольством. Нечто, приведшее мага в столь нехарактерное для него расположение духа, представляло собой посох. Но не тот посох, что используют путники на горных перевалах, и не тот, что используют в бою (хотя по виду, подходит и для того и для другого).