Кэтрин Фишер - Корона из желудей

Ну вот, снова он за свое. Между тем я изрядно проголодался.

— А у друидов были таверны? — спросил я легкомысленно.

Форрест обернулся, и я понял, что не на шутку разозлил его. Признаюсь, это меня обрадовало.

— Пора приниматься за работу, — буркнул он.

Зачем измерять то, что, как сам же утверждает, он измерил раньше?

До вечера мы втыкали шесты и растягивали ленты, так что мои сапоги измазались овечьим дерьмом по голенища. Я продрог до костей, а ветер все поднимал полы плаща и норовил задуть за воротник. Поглощенный работой Форрест, казалось, не замечал холода. Он шагал, чертил, а порой просто стоял, положив руку на камень и прислушиваясь, словно там, внутри, что-то шевелилось.

После заката ветер задул с удвоенной силой. По небу плыли сизые облака.

— Пора уходить, надвигается ураган, — с опаской промолвил я, собирая инструменты.

— Еще немного, Зак, — пробормотал мастер, ковыряясь в грязи мастерком.

Обхватив себя руками, я принялся ходить туда-сюда вдоль поля, пытаясь разогреть онемевшие ноги. Затем подошел к одному из малых кругов. Из десяти валунов осталось девять. Я взобрался на поваленный камень, ощущая подошвой неровную поверхность, заросшую лишайником. Рядом возвышался древний дуб. Бронзовые листья кружились под порывами ветра. Я подобрал с земли желудь и сжал в ладони, удивляясь, что каждое дерево не похоже на другое.

— Размышляешь о природе времени, Зак? — спросил Форрест.

Я сунул желудь в карман.

— Если вы о том, что пора ужинать, то да.

— Прости меня, Зак, — печально промолвил он, — я слишком увлекся. Подобные места имеют надо мной странную власть. А это дерево здесь как нельзя кстати — дуб у друидов почитается священным. Впрочем, кажется, накрапывает дождь, да и ты, я гляжу, совсем продрог. Идем, таверна ждет нас.

Я уныло потащился за ним. Куда больше, чем желудь, меня поражал этот безумец, находящий прелесть в грязном, Богом забытом поле. Навьючив на плечо тяжелую сумку с инструментами, я ощутил жалость к себе. Не люблю растравлять старые раны, предаваясь бесплодным сожалениям, но в них заключена своеобразная сладость. Я думал о матушкиной комнате: сестры сидят у теплого очага, поглощенные чтением, рукоделием или иным, не менее бессмысленным занятием, на которые так падки девицы.

У окна кабинета стоит отец и смотрит на залитый дождем парк. Вероятно, в руке он сжимает бокал с вином, а мысли вертятся вокруг проданных картин и заложенных лошадей. И сына, вынужденного обучаться низкому ремеслу.

Сыновьям негоже презирать отцов. Возможно, в моей душе, несмотря ни на что, сохранились теплые чувства к батюшке. Вот только благодаря Форресту моя печаль кажется еще горше, а его безумные идеи о совершенном городе не позволяют забыть то, что меня гложет.

От вида постоялого двора настроение совсем испортилось. Я ожидал, по крайней мере, почтовой станции, но местное питейное заведение больше походило на свиной хлев: с крыши свисала солома, а внутри воняло протухшим элем, а то и чем похуже. Впрочем, очаг горел весело и ярко, и я бросился к нему.

Форрест стащил перчатки и плащ.

— Эй, хозяйка, гости оголодали! — воскликнул он.

Из дверей кухни показалась толстуха. Всплеснув перепачканными в жире руками, она с радостным воплем припала к груди Форреста, изрядно того озадачив.

— Мастер Форрест, отлично выглядите! А это не сынок ли ваш? Похож как две капли воды!

Не знаю, кто из нас оскорбился сильнее. Видимо, я, потому что мастер добродушно рассмеялся.

— Нет, Люси, Джек за границей, изучает архитектуру в Италии. А это господин Стоук, мой помощник.

Я поклонился.

— Сразу видать, из благородных, — сказала хозяйка, без смущения меня разглядывая.

— Нам нужны комнаты, Люси, — улыбнулся Форрест, — и горячий ужин.

Он отвел хозяйку в сторону, а я отвернулся к огню.

Я по-прежнему с трудом понимал речь этих людей, но мне вполне хватило увиденного. Я всегда буду для них чужаком, впрочем, уж это я переживу.

Я поднялся наверх, чтобы привести себя в порядок. Комната оказалась пустым чердаком с тремя кроватями. Надеюсь, хозяйке хватит ума не подселять к нам чужих. Еще одного храпуна я не переживу, а приличных постояльцев тут отродясь не бывало. Я кое-как отмыл грязь холодной водой и надел чистую рубашку. Я бы не отказался сменить сапоги, но сгодятся и эти. Теперь, по крайней мере, я отличаюсь от здешних обитателей.

Подойдя к окну, я распахнул ставни.

Ветер клонил верхушки деревьев, по саду бродили гуси. И снова эти отвратительные валуны! Три камня стояли как раз под окном. Мне стало интересно, имеют ли они отношение к валунам на поле, но усталость пересилила, и я ничком повалился на вонючую кровать. Дождь барабанил по соломе. Можно ли пасть ниже?

К мастеру меня пристроил друг отца, единственный, кто остался верен ему в несчастье. Поступив к Форресту подмастерьем, я должен был начать новую жизнь, вернуть состояние, которое мы потеряли. Разговоры о гении Форреста разожгли мое тщеславие, однако встреча с ним обернулась разочарованием. А теперь, когда мастер привел в дом проститутку, теперь, когда лучшие люди города отвернулись от него, я начал жалеть, что согласился. Возможно, мне стоит написать домой? Возможно, отец передумает? Понятия не имею, сколько он платит Форресту, но в любом случае этим деньгам можно найти лучшее применение. Все равно архитектора из меня не выйдет.

Меня захлестнули печальные мысли. На мгновение я почувствовал себя изгоем, прокаженным королем среди свиней, ищущим волшебный источник, чтобы исцелиться.

Снизу раздался голос Форреста:

— Зак, ужин готов!

К моему удивлению, еда оказалась на редкость недурна. Поджаристое мясо, пюре из брюквы и репы и безымянное обжигающее питье, отдававшее сливками, прогнали дрожь из моего тела.

Довольный, я откинулся на спинку стула, потягивая пиво.

— Итак, Зак, — Форрест пристально смотрел на меня, — теперь ты видишь связь между этими кругами и моим чертежом?

Я пожал плечами.

— Круг друидов…

— Их тридцать, тридцать камней. — Он вскочил с места. — Осталось двадцать семь, но поначалу их было тридцать во внешнем круге, как в Стонхендже. Словно именно в этом числе заключена магия, гармония и геометрическая красота. Возможно, у них было тридцать богов, тридцать предков или тридцать дней в месяце? Соответственно, тринадцать месяцев в году…

Я с трудом подавил зевок.

— Или тридцать домов внутри круга.

— И три дороги, ведущие в его центр. Они образуют равносторонний треугольник. В каждом доме по три этажа, фронтон украшен кругом из желудей — плодов дуба. Венцом Бладуда. Вот в чем состоит мой замысел, Зак. Повторить деяние древних. Построить мой собственный круг из камней.