Павел Буркин - Вернуться из смерти

Но алхагги - не сколенцы. И поклоняются не Справедливому Стиглону, богу судье, а легкомысленной богине плодородия и любви, луны и летних тёплых дождей, Алхе. Оттого-то сами не пытались создать государство, тем более - собственную империю. Просто жили на своей земле, и правда самой тёплой и плодородной на Сэрхирге. Славили свою богиню, любили и растили детей.

На взгляд остальных народов Сэрхирга, они были легкомысленными, даже распутными: то, что позволялось на этой земле, не позволялось больше нигде. Вплоть до того, что первого ребёнка девушки нагуливали ещё до свадьбы. И мужчины не возражали, наоборот, без этого их не взяли бы замуж: как ещё определить, не пустоцвет ли попался? А чего стоят женщины-жрицы, все как одна весёлые и красивые, но в то же время и мудрые? Или непререкаемое, освящённое самой богиней право молодых прийти в полнолуние к алтарю богини, принести в жертву полевые цветы, и тогда жрица повенчает их... Или столь же железное правило, что жрица может быть жрицей лишь до тех пор, пока способна увлечь мужчину и выносить ребёнка, а после может лишь советовать молодой служительнице богини?

Какие развратники, ещё до Сколенской империи шипели жрецы Стиглона или Алка Морского: тут они и сейчас заодно. Но, конечно, они не видели того мира, откуда пришёл Моррест. Мира, где мужеложство уже воспринимается как обыденность, а засовывание мороженной курицы в некую часть женского тела - авангардным искусством. Ну, а попытки поставить наглых чужаков, тихой сапой захватывающих твою страну, на место - как фашизм. Посмотрели бы жрецы на тот мир - так и не возмущались бы "священным браком" жрицы с избранным по жребию мужчиной на вспаханном поле перед севом. Тем более, что сами под покровом ночи наведываются в бордели, и хорошо, если не к мальчикам. Эвинна рассказывала: даже Эльфер тут был не безгрешен...

Созидались и рушились империи, алки и сколенцы, кетадрины и фодиры снова и снова выясняли, кто сильнее, устилая межи черепами. Но Алхаггия всегда была задворком большой политики. Здешних людей она не интересовала. Увы. Если ты не интересуешься политикой, она может заинтересоваться тобой.

Момент истины настал в дни, когда кипели бои на Вассетском тракте. Тогда Ардан Балгрский сделал ручкой гнилой Империи, объявив себя очередным королём. Причём прихватил не одну, а сразу три земли - собственно Балгрскую, Белхалгскую и Алхаггскую. Ну, и Аллук с округой, деваться аллакам было некуда. Аллаки и белхалги это проглотили. А вот алхагги...

Местные властители, чуть ли не единственные на Сэрхирге вожди такого уровня, не имели чести принадлежать к дому Харванидов. Их выбирала сама богиня руками верховной жрицы Алхи, представительницы очень, очень древнего рода. Даже родство в нём считалось, как в седой древности, по женской линии. Никто не смел ей в этом указывать: теоретически таковым мог стать любой свободный человек. Может быть, даже и раб - только таких случаев не было. Зато точно известно: среди избранников были простые пахари.

Как выбирала? Очень просто: в первое полнолуние весны жрица совершала с ним обряд священного брака. Как только она прилюдно откажется - всё, бывший герцог не власть. И что удивительно: за все столетия существования народа алхаггов во главе их ни разу не оказались заведомо негодные. Самое любопытное, эту вольницу терпели даже Харваниды. Почему? Об этом надо спрашивать у них самих. Но когда балгры отделились, именно алхагги заявили о верности Империи. И - впервые за многие века жизни под властью соседних держав - созвали ополчение. Вряд ли оно бы выстояло против балгрских рыцарей, но сколенцев выручил отряд изгнанников с Моррестом во главе. После войск Амори Ардановы вояки не показались серьёзным противником...

Но теперь за алхаггов взялся сам король Алкский. Если не врут наспех допрошенные пленные, а они не врут, предстоит настоящий кошмар. И уже поэтому нельзя бросить алхаггов. Только бы они не дурили, а уходили прямо сейчас. И послали гонцов в другие деревни, в Алхидду, везде... И поднимали всех способных держать оружие: южная часть Алхаггской земли, похоже, уже обезлюдела.

- Старейшину - ко мне! - распорядился Моррест.

Старейшины в посёлке не было. То есть он был - как и положено в этих местах, уже не мальчишка, а отец взрослых детей, но ещё способный зачать ребёнка. Был ещё утром. Теперь он лежал на пороге родного дома, буквально разрубленный на куски, рядом со своими сыновьями. Рядом валялись пятеро алков - что ещё раз доказывает: никакие это не "псы войны", так, набранное королём отребье. Вряд ли обременённому изрядным пузом мужику с отцовским легионерским мечом удалось бы что-то сделать с настоящими вояками. Окаменев от горя, на пороге стояла молоденькая жена старейшины ("Старший сын старше был" - отметил Моррест). Пережив кошмар в виде четверых пьяных пехотинцев, она не понимала, как рухнул весь её мир, и что дальше делать...

Но совсем без власти посёлок не остался. Тут и там островком весны посреди месяца Всадника виднелся наряд жрицы. Служительницы Милостивой Алхи умеют одеться так, чтобы каждое движение манило мужские взгляды. Но сейчас всем не до плотских радостей.

Жрица оказалась ещё совсем молодой, лет двадцать пять - двадцать семь. Тяжёлая чёрная коса, полные чувственные губы, высокая грудь, которую неспособен скрыть даже полушубок, крутые бёдра... Но внешность разбитной девчонки, в первое полнолуние весны назначающей старейшину, как верховная жрица герцога - обманчива. Сейчас её голос звенит силой и уверенностью. Голос человека, облечённого властью и привыкшего принимать непростые решения. Именно к ней после гибели старейшины и его семьи шли люди за указаниями. И она их давала.

- Вызывали? - спросила жрица. Умная женщина, отметил Моррест, понимает, что именно солдаты, вовремя атаковавшие алков, сейчас единственная надежда на спасение.

- Да, служительница Милостивицы, - как её звали, Моррест ещё не знал, да и некогда было обмениваться светскими учтивостями. - Как вы, наверное, поняли, это война. Похоже, тех, кто живёт южнее, вы уже не увидите.

Всё-таки и у её выдержки есть пределы, женщина ахнула, зажав ладошкой чувственный рот. Да, до Эвинны он бы не отказался, совсем не отказался познакомиться. А сейчас... И пусть Эвинна не вернётся. Все остальные женщины после неё кажутся некрасивыми и неумными. Хотя у этой и с красотой, и с умом всё в порядке.

- Поэтому, - продолжал Моррест. - Делаем так. Амори вооружил простолюдинов, теперь у него не меньше пятнадцати тысяч человек, а с союзниками ещё больше. Удержать такую силу сами мы не сможем. Да и вы, даже если успеете собрать ополчение. Нужно уходить немедленно. Мы попробуем придержать алков, но это всё, что обещаем. Так что - идти надо быстро, взяв с собой скот и самое ценное. Остальное лучше сами сожгите: пусть алки ночуют в лесу, на морозе. Пошлите гонцов в соседние деревни, в Алхидду, оповестите герцога и верховную жрицу...