Павел Буркин - Вернуться из смерти

А миг спустя он узнал покойника. Эта раздувшаяся, порой с треском выпускающая зловонные газы туша, с объеденным крысами лицом (вот почему на него не позарились подземные зверушки) - оказывается, заплечник, который пытал его последним. "Да, парень, вышла тебе боком моя "смерть", - ехидно подумал Моррест. - Может, хоть в следующем рождении катом быть перестанешь?" Словно в подтверждение догадок, труп приоткрыл рот, и издал что-то вроде кряхтения. Морреста передёрнуло. Ему совсем не хотелось разувать палача - но выбора не было: без обуви любая царапина станет смертельной.

Один сапог снялся легко, помогло разодранное голенище. Со вторым пришлось помучиться, с распухшей, уже начавшей расползаться ноги еле удалось стащить. Оставив покойника сверкать посиневшими пятками, морщась от отвращения, Моррест нацепил трофей, затем стащил с мертвеца и располосованную рубашку. К счастью, её надевать не требовалось. Только замотать распадающийся сапог обрывками. Закончив работу, Моррест потопал на месте, чтобы посмотреть, не развалятся ли сапоги. Нет, обмотки пока держат. На первое время хватит, а там можно будет что-нибудь придумать. В конце концов, однажды он остался безо всего - и выжил. Хотя то было лето, а сейчас, наверное, уже месяц Улитки.

Пришёл черёд позаботиться о свете. Огромный сводчатый зал, видимо, был чем-то вроде коллектора, от которого во все стороны расходились узкие, до половины заполненные грязью лазы. Там, независимо от времени суток, царила абсолютная тьма. Моррест долго осматривался, пытаясь определить, что можно приспособить под факел. Увы, всё оказалось таким же полусгнившим, склизким и безнадёжно мокрым. Да и где взять огниво? До зажигалок вряд ли скоро додумаются, прогресс, с лёгкой руки Михалыча, налицо только в военном деле. И то - не кончится ли всё лет через десять после его смерти? Хотелось бы верить - но если алки уже строят паровые броненосцы, вряд ли. Хорошо хоть, у них ещё не скоро появятся авиация и танки.

- Если попаданцев больше не будет, - вслух озвучил Моррест свой главный страх. Хватило и одного безработного инженера с оборонного завода, чтобы все победы Эвинны обратились в пыль...

Нет, факелом не разжиться - но и сидеть в зловонном коллекторе нет мочи. "Как же тут было до Великой Ночи? - сознание отказывалось представить столько дерьма сразу. - Когда в городе был почти миллион жителей? Наверное, заполнялось до самого верха...". Чтобы не напороться во тьме на что-нибудь острое, он обмотал руки остатками рубахи палача, и, ощупывая ржавым мечом дорогу перед собой, как слепец тростью, двинулся в тоннель.

Ощущение времени и пространства потерялось сразу, теперь только одуряющее зловоние и склизкие стены, которых то и дело касались рука и меч, напоминали о том, что он ещё жив. Несколько раз он упал в мерзкую жижу лицом, и теперь, наверное, покойный заплечник по сравнению с ним показался бы симпатягой. Он не знал, правильно ли идёт, уже то, что до сих пор не напоролся на какую-нибудь дрянь, скажем, глазом, могло считаться удачей. И уж точно, прежде чем ставить ногу, приходилось прощупывать местность перед собой. Передвигаться удавалось очень медленно, наверное, меньше сотни метров в час, невзирая на подземный промозглый холод, с него градом лил пот, но Моррест чувствовал, что если сядет, то уже не встанет. И, будто угли прогоревшего костра, в подземном мраке медленно гасли искорки надежды.

Вернулось ощущение нереальности всего, что его окружает, подзабытое со времён пути сквозь Ведьмин лес. Тогда тоже всё было, как во сне, он шёл, не думая, куда идёт, и зачем вообще идти, когда всё, что было дорого в этом мире, распалось пеплом на руинах Самура. Он не заботился о выборе мест для ночлега, о том, хватит ли еды на долгий путь, и что делать, если не хватит: в те времена потомственный горожанин, уроженец благополучной РФ начала двадцать первого века ещё мало чего стоил как путешественник и охотник, а для грибов и ягод было рановато. И всё же он прошёл лес, где пропадали целые легионы, да ещё разжился отличным оружием - которым, впрочем, ещё предстояло научиться пользоваться. Как и на Земле, большинство жителей Сэрхирга верило в своих Богов. Но после того похода Моррест понял, что не верит, а знает. Кто, кроме Них, мог спасти глупого землянина от тысяч опасностей и бед?

Но здесь, вслепую тыкаясь в осклизлые стены, он снова был в том же положении - одинокий, безоружный и беззащитный, не знающий, что делать и куда идти, чтобы выйти к людям. Отравленный зловонием мозг снова и снова прокручивал в голове всё, случившееся с памятного боя под Тольфаром, где они с Эвинной попали в плен - и с новой силой осознавал, как он одинок в этом мире. Все, кого он любил - погибли. Не оттого ли, что ответили на его чувство взаимностью? Да и Гевин - маленькое государство, созданное ими с Эвинной... Разве что Ирмина ушла живой, и теперь где-то в непредставимой дали растит его сына. Но ведь в этом мире её нет, следовательно, и она как бы мертва для Сэрхирга. Как и он сам - для Росфедерации. Хм, переход в другой мир как смерть - об этой стороне "попаданства" он как-то не задумывался.

- Выходит, я трижды труп? - спросил он тьму. - Тогда есть ли смысл вообще хоть чего-то бояться? Я, можно сказать, мертвец со стажем...

Испуганное эхо заметалось в коридоре, где последним звуком был стук зубил каменщиков да скрежет мастерка, подчищающего раствор. Ну, ещё плеск всего того, что извергал из себя огромный город. Впрочем, Моррест не сомневался: в те времена все эти лабиринты были доверху заполнены отбросами, и без противогаза, а скорее акваланга, делать в них было бы нечего. Тут и сейчас неимоверно трудно дышать, воздуха поступает ровно столько, чтобы не задохнуться сразу же, и наполнен он омерзительной вонью, в которой как-то терялся запах дохлых крыс и трупов вроде палачиного. Измученное нехваткой кислорода сознание плыло, временами его терзали сумрачные видения. Одно было особенно неотвязным: крохотная искорка света, плывущая в бесконечном мраке... Нет, не мраке даже, а пустоте.

Мрако-пустота накатывает волнами (из чего же состоят эти волны, непонятно), норовя расплющить, погасить эту искорку, выпить из неё жизнь, превратить в частицу себя. Искорка, захлёстываемая мглой, стойко сопротивлялась, медленно плывя к ведомой ей одной тени. Но с каждым ударом волн Ничто её силы таяли, слабела незримая броня. Казалось, вот-вот она растает, растворится во вневременной пустоте, и тогда он, Моррест, потеряет что-то очень важное, быть может, самое важное, что было и будет в жизни. "Это что же, она зовёт меня на помощь?" - по-своему истолковал смутное чувство Моррест. Не умом, каким-то неведомым инстинктом он понял, как можно помочь.

Моррест мысленно потянулся к искорке, он любовался её светом, её стойкостью и красотой. Будто мантру он повторял про себя не слова даже - а простые мыслеобразы. Но если попробовать выразить их смысл словами... "Ты нужна мне. Без тебя одиноко и холодно. Я готов тебе помочь, если понадобится, готов рискнуть собой. Дойди, куда идёшь, тьма не сможет тебя одолеть - ведь есть тот, кто тебя помнит, любит, в тебя верит..." На миг в голове возник образ Эвинны - такой, какой она была в их заветную ночь в императорской спальне. "Ты такая же, как была Эвинна - гордая и смелая, и в то же время удивительно простая и домашняя... Я помогу тебе. Держи"... Ему казалось, от него к искорке протянулась незримая, невероятно тонкая ниточка, через которую тянутся его жизненные силы, его готовность сражаться до конца и предпочесть смерть - сдаче в плен. Казалось, на плечи взвалили многотонный противовес требюше. Ноги подламывались, лёгкие жгла нехватка кислорода.