Павел Буркин - Полночь мира (=Пепел Сколена)

"Альдину ван Амори, сыну повелителя алков, от неизвестного друга привет и почтение.

Прочитай и сразу же сожги: если письмо прочитают посторонние, покатятся и моя голова, и ваша.

Как стало мне известно из проверенных источников, трусливый мерзавец Эленбейн ван Эгинар, дабы устранить возможного соперника, мудреца Морреста, послал самозванца, который его и убил. Опасаясь справедливого осуждения, он ввел короля в заблуждение, что самозванец послан вашим высочеством, дабы убить повелителя и воссесть на престол, а в случае провала самозванцу приказано также свидетельствовать против вас, что он и сделает, дабы спасти свою шкуру.

В то же время лже-Моррест проявил к вам милосердие, хотя, как мне теперь известно, имел возможность вас убить. Убийство же самозванца, даже будь оно возможным в королевской тюрьме, только навлекло бы на вас новые подозрения. Поэтому было бы и справедливее, и безопаснее для вас попытаться спасти самозванца и с его помощью бежать из столицы. Я помогу вам получить приказ короля об освобождении, но на другое имя, а вы вымараете старое имя и поставите имя Морреста. После этого бегите все вместе: обман быстро раскроют. Только в Нижнем Сколене будете вы в безопасности. Попав в столицу императоров, постарайтесь найти приют у сколенского повелителя Валигара Харванида. Буду счастлив увидеть вас в добром здравии, под защитой священного императорского знамени.

Неизвестный друг".

Эленбейн еще раз перечитал письмо и, скатав трубочкой, запихнул в небольшой бронзовый тубус.

- Иди сюда и слушай внимательно. Твоего Альдина и его мать могут убить в любой момент. Отнеси ему письмо, проследи, чтобы он прочел и сжег его. Потом возвращаешься, и получаешь еще одно письмо. Снова несешь его Альдину. Потом поступаешь в его полное распоряжение и делаешь, что я скажу. Иначе и ты, и я, и Моррест, и Альдин до утра не доживем.

- Справедливый Стиглон, что ж за жизнь такая - все друг друга съесть норовят?! - всплеснула руками Олтана.

- Обычная придворная жизнь, - пожал плечами Эленбейн. - Поторопись, каждая минута на счету.

- Бегу, бегу, господин!

Рабыня станет еще одним доказательством сговора Альдина и Морреста. А другую найти не проблема. Мало ли сколенок в Сколене?

Холод холоду рознь. Даже живя на болотах с их вечными промозглыми туманами, она не представляла себе, что такое Настоящий Холод, когда руки отказываются слушаться и деревенеют, уши будто рвет когтями, а ноги в драных башмаках перестаешь чувствовать и переставляешь как костыли. Согреться негде: заснеженная горная тропа безлюдна и безжизненна, на несколько дней пути вокруг - ни единого жилья. Разреженный, кристально-чистый ледяной воздух наполняет - и никак не может наполнить легкие. В безоблачном небе холодно перемигиваются крупные -на равнинах таких нет - звезды. Мерцает на скалах хрусткая снежная пыль: ее мало, вершины выше снеговых туч.

Эвинна дохнула на заледеневшие руки. Налетевший ветер легко выдул остатки тепла. Все осталось по-прежнему: то же черное, в блестках звезд, небо, тот же пронизывающий, запредельно холодный ветер - и абсолютная, потусторонняя тишина. Ни малейшего движения. Ни капли тепла. Мир, отмеченный смертью.

С тех пор, как рыцари разгромили деревушку беглецов и расправились с мамой, прошло два месяца. Все это время, невзирая на морозы, Нэтак гнал и гнал ее все дальше на север. На удивление, он даже не пытался поступить с ней, как Тьерри поступил с Фольвед, но на любые жалобы реагировал одинаково: хватал палку и бил, пока не начинал задыхаться. Пару раз отведав Нэтаковой клюки, Эвинна зареклась спорить и задавать глупые вопросы. Убежать тоже пока не получалось: Нэтак пристально следил за ней днем, а ночью связывал по рукам и ногам. Узлы у мельника выходили прочными и надежными. Без ножа не получалось освободиться, да и как им пользоваться, если руки связаны - не распутаешь?

Нэтак далеко не пошел: всего через месяц, по первому снежку, он сбыл Эвинну баркнейскому работорговцу на торгу в Баркине. Баркнеи славились как непревзойденные воины, но посредственные торговцы. Но на любой войне желанной добычей являются рабы, тем более рабыни, и за века войн с соседями баркнеи научились неплохо наживаться на двуногом товаре. Работорговцы из Баркина славились и в Макебалах, и в Балгре, и в Алкрифе, и в Ормоссе Тардской. Само собой, знакомы им и рынки Крамара, Хорадона, Фодра и Борэйна.

В Баркин вступили на рассвете. Расположившийся на высоком берегу Эмбры-реки (совсем еще неширокой в этих краях) город опоясывали ров и вал, по гребню вала шел высокий частокол, кое-где прерывавшийся деревянными башенками с воротами. Вроде бы не такие уж серьезные укрепления, но взять их смогли лишь имперские легионы - в период наивысшего могущества державы. Сейчас на всем Сэрхирге, наверное, не было такой армии. И дело не в самих стенах: наилучшей крепостной стеной для Баркина служила свирепость королевской дружины и страшная слава ее головорезов. Со времен Великой Ночи ни один враг не появлялся под стенами столицы.

Невзирая на зимнее время, рабский рынок находился за городом. Обширное заснеженное поле, усеянное огромными валунами, между которыми покупателями были протоптаны тропинки. Много людей, по преимуществу девушки и молодые женщины, стояли на камнях. Похоже, это и были выставленные на продажу рабы. Рядом с камнями находились шатры, в которых горели жаровни. Там по желанию покупателей заинтересовавшие их рабы могли раздеться, дабы будущие хозяева оценили их достоинства. Летом хорошеньких рабынь наверняка заставили бы танцевать на потеху зевак и покупателей голыми, а потом ублажать тех, кому не терпится расстаться с деньгами. Эвинне, можно сказать, повезло. И все-таки стоять на заснеженном камне, когда ветер пробирает до костей и швыряет в лицо ледяную крупу, перехватывает дыхание и когтями рвет уши - та еще радость. Упадешь вниз - отведаешь плетей. Драная холщовая курточка от ветра не защита.

Но уже с утра воя ветра не слышно. Снег хрустит под десятками ног, сапог, копыт, колес. Даже зимой рынок живет, питается чьими-то слезами и горем, перерабатывая их в живой товар - для одних, и наживу для других. Кто-то попадал сюда за долги, кто-то в наказание за преступления, кто-то после успешных налетов на чужие племена. Были, разумеется, и такие, кого погнала на рынок нужда. Когда случалось сырое лето и неурожай, самые бедные продавали младших дочерей, дабы прокормить остальных детей. Они так и звались - "дочери дождей".