Сергей Девкин - Тайпэн. Миротворец

Сейчас у Ли не было времени, чтобы пытаться объяснить им хоть что–то. Каждая минута промедления грозила жизням обитателей Золотого Дворца, и ради них нужно было убить тех, кто, как и опальный тайпэн, желал лишь одного — мира, богатства и счастья Единого государства. На костяных масках сохэй не отражалось эмоций, но вряд ли кому–то из них было легче, чем Ли. Перехватив поудобнее яри и сморгнув злые слезы, Хань взметнул свое копье в знакомом каждому солдату Империи призыве «на прорыв». Рядом на два голоса радостно взревел потомок Шаарад. С загнутых коньков крыш на имперских латников с хищным шипением бросились черными тенями Таката и Ёми.

Они прорвали их строй за считанные минуты. Здесь и сейчас, в ближнем бою императорские наездники, никак не могли воспользоваться своей самой грозной силой — слитным кавалерийским ударом. Куанши крушил врагов играючи, легко рассекая людей и подставленные под удары клинки, словно учебные манекены. Живым языком пламени металась между падающих воинов Фуёко, чьи кинжалы находили малейшие просветы в дорогой пластинчатой броне. Все также, молча и безучастно, сражались сохэй, принимая свою и чужую смерть без криков и возгласов.

Бой и схватка лицом к лицу странным образом пьянили Ханя все больше. Если раньше каждый его удар, каждое движение и каждый шаг были выверенным действием, учитывающим то, что случится в дальнейшем, то теперь он, почти не колеблясь, просто отдался волне радостной ярости, захлестнувшей его сознание. Яри в руках у тайпэна, казалось, обрело собственное подобие жизни, и широкий наконечник, вращаясь бешеным веретеном, разбрасывал вражеские мечи и пронзал железо и плоть.

Чувство восторга от упоения битвой отступило, лишь когда Хань оказался уже на другом берегу Огоши. Ба–сэнг за его спиной был завален бездыханными телами и умирающими, а кровь длинными струями стекала с моста, растворяясь во взбаламученных речных потоках. Ощущение от осознания случившегося было похоже на ушат ледяной воды, выплеснутой в лицо, и еще несколько мгновений Ли все никак не мог поверить в то, что это они сотворили подобное.

Рядом с ним тяжело дышал Мао Фень, поглядывающий на Ханя как–то насторожено и удивленно. Къёкецуки тоже были поблизости, Фуёко рассматривала что–то, склонившись над одним из убитых. Три десятка монахов перевязывали раны друг друга и немногих уцелевших наездников, неспособных сейчас даже встать, а не то, чтобы продолжать сражение. Куанши стоял посреди улицы и угрюмо глядел в одну точку, туда, где за нефритовой аркой расстилалось огромное свободное пространство площади Цы–сэн.

- Почти дошли, — Ли вытер пот, градом катившийся по лицу, и посмотрел на остальных. — Теперь уже совсем немного.

Ярко освещенные галереи Золотого Дворца, каскадом взмывавшие в небо по левую руку от Ханя, завораживали взгляд своими размерами, пугающими и нереалистичными. Целые сады с искусственными прудами и чайными беседками мостились на открытых террасах, являвшихся лишь частью общей площади бесконечных этажей. И хотя прежде Ли уже видел резиденцию Императора как изнутри, так и со стороны, сейчас она казалась ему особенно величественной и грозной, подобно самому воплощению государства, которому он бросал вызов, и которое одновременно пытался спасти.

Золотые искры, вытекавшие из подножия каменой громады, быстро рассыпались гребенчатым строем и шеренга за шеренгой устремились вперед. Стража Золотого Дворца встречала пришельцев во всеоружии. Две тысячи элитных воинов, перекрывая собой все широкое пространство площади, неумолимо приближались к врагу, подобно приливной волне, поднятой сотрясением в глубинах моря.

- У нас ведь есть дальнейший план? — с некоторой дрожью в голосе, спросила Таката, не в силах оторваться от открывшегося им зрелища. — Или через них мы тоже должны просто взять и пробиться?

- Уверена, что есть, — оглянулась на Ханя Фуёко.

- Вообще–то, здесь согласно плану, мы с Мао сдаемся в плен, и нас препровождают к Императору, чтобы мы могли разоблачить Мори в его присутствии, — сознался Ли.

- А ты эгоист, — заметила кумицо.

- Я ему об этом уже говорила, — поддержала оборотня старшая къёкецуки.

- Вот только этим ребятам ты точно не сдашься, — зеленые огни в глазах Фуёко больше не пылали весельем. — Я чувствую ауру Старшей Сестры, они буквально пропитаны ею. Это уже не люди, просто марионетки с пустым разумом. Достучаться до них теперь не получится почти никому.

- Тогда придется пробиться, — Хань с удивлением понял, что мысль о смерти как и прежде совсем не тревожит его, была только обида за то, что возможно уже не удастся завершить. — Кстати, я никого за собой не зову.

- Я отведу людей из города, посмотрим, что получиться сделать после того, как Мори укрепиться в Хэйан–кё, — Мао явно не собирался составить компанию Ли.

- У тебя будет пара минут, — Ёми лишь презрительно улыбнулась толстому тайпэну, ничем не выражая более своего отношения к его персоне. — Дольше мы вряд ли продержимся.

- Так что беги, человек, — хмыкнула Таката, как и подруга, не собиравшаяся бросать Ли одного, пусть и перед лицом верной смерти.

- Я все еще не знаю, кого из вас двоих я ненавижу больше, — прошипел со злостью Куанши. — Тебя, Ли, за то, что втянул меня в такое положение, или ее, за то, что не дает мне уйти. Нет, наверное, все–таки ты мне определенно противнее.

- Уходите все, — и, не слушая больше никого из друзей и попутчиков, Хань спокойно зашагал навстречу приближающейся золотой волне.

Первыми его нагнали шаги Удея, тидань просто пристроился рядом и лишь презрительно фыркнул в усы, когда Ли покосился на него.

- В первую ночь осады в Ланьчжоу все тоже помирать поначалу собирались. И ничего, не померли ведь в итоге.

Сзади их догоняли остальные, но только Фуёко выскочила вперед и, обернувшись, уперлась Ли рукою в грудь, заставляя тайпэна остановиться.

- Не в этот раз, сейчас моя очередь.

Лисья улыбка сверкнула в желтых огнях ночного города, и оборотень в обсидиановых доспехах исчезла в белой вспышке, чтобы через мгновение оказаться в самом центре Цы–сэн всего за десять шагов от первой шеренги дворцовых стражников. Кинжалы с древним орнаментом, чью опасную природу Хань знал на собственном опыте, были вложены в ножны. И прежде, чем кто–то успел что–либо сказать или сделать, холодный воздух вздрогнул от мягкого прикосновения чарующей песни. Голос кумицо звучал возвышено и нежно, разливаясь далеко окрест, завораживая, обволакивая и подчиняя. Невозможно было понять слов, что срывались сейчас с губ Фуёко, но золотые стражи с пустыми безвольными глазами замедляли свой бег и замирали, не в силах больше пошевелиться. Они не слушали, они внимали каждому переливу чудесного голоса и сквозь пустые маски, в которые превратились их лица, проступали забытые чувства. Две тысячи лучших солдат Империи один за другим опускались на колени, и по щекам у каждого из них бежали слезы счастья и искренней радости.