Сергей Девкин - Дзи. Чужая судьба.

Ли ничего не успел сделать, за него все сделал Ногай. Обоюдоострый меч свистнул, рассекая воздух, и на утоптанную землю упала отсеченная кисть, все еще сжимавшая рукоять сабли. Раненый манерит, взвыв, закрутился на месте, но удар широкого лезвия плашмя по голове лишил его сознания и заставил мешком повалиться навзничь.

Кое–кто из кочевников хотел было последовать примеру товарища, но резкий окрик Сулики остановил их еще в тот момент, когда они только начали подниматься.

— За нападение на тайпэна вас всех уже сейчас можно было бы приговорить к четвертованию конями, — с душевной интонацией поведал Ногай, помахивая для убедительности окровавленным мечом. — И даже если вы убьете его, а при большом везении еще и меня, то подумайте, как будет выглядеть ваш каган, когда Император призовет его к ответу за случившееся. И что будет с вашими кочевьями, когда остальным каганам будет дозволено, больше не считать вас союзниками Императора.

Манериты трезвели прямо на глазах, слова дзи и Ногая совокупно с пролившейся кровью прекрасно прочищали затуманенные кумысом мозги.

— Делайте то, что вам велено. Ваша судьба будет решена позже, — подытожил Ли.

Уже на улице, когда они миновали небольшую толпу зевак, собравшихся у ворот постоялого двора, Ногай не удержался от вопроса.

— Тайпэн, откуда вы знаете Торгутая?

— Разве я сказал, что знаю его?

— Вы говорили так, как будто знаете. Во всяком случае, и я, и эти парни в это поверили.

— Я впервые услышал об этом кагане от вас за несколько мгновений до того, как вошел на тот двор, — Ли, будто извиняясь, пожал плечами.

— А, значит, вы говорили об абстрактных отношениях между идеальным вассалом и нашим общим господином. А то я, грешным делом, подумал, что где–то и вправду появился такой каган, для которого клятва и честь важнее сытого брюха и большого табуна.

— Я всегда был уверен, что таких каганов большинство, — ответил Ли, делая для себя еще одну неприятную пометку на картине вновь открываемого им мироздания.

— Может и есть, но я таких не встречал, — покачал головой начальник стражи. — Но взывать перед пьяными манеритскими нукерами к чести их рода и быть услышанным! Да–а–а. Даже не думал, что когда–нибудь буду свидетелем такого события.

Через распахнутые ворота кавалькада всадников устремилась по ухоженной кипарисовой аллее, нарушая грохотом подкованных копыт умиротворенную тишину обители созерцания и духовного совершенствования. У подножия каменной лестницы, ведущей к храмовому комплексу, устремленному в утреннее небо десятком островерхих пагод и вэнь, приезжих встретил сам настоятель монастыря в окружении других монахов. Простые красные одежды служителей развевались под дуновениями легкого ветра, создавая причудливую игру шелковых волн.

По обе стороны от приветственной группы замерло по дюжине рослых сохэй. В отличие от простых монахов, их головы не были обриты, а одежда представляла собой сложный плетеный доспех из кожи и стальных пластин. За спиной у каждого монастырского воина висел в ременных петлях узкий односторонний клинок с длинной рукоятью двойного хвата. Лица сохэй скрывались под белыми костяными масками «безликих», символизировавших безучастность Судьбы и неизменность Пути. По слухам, каждый воин–монах делал такую маску собственными руками из черепа своего первого противника, убитого в бою.

Остановив коня, Ли неторопливо спешился. Командир Ногай выделил ему хорошего крепкого жеребца, впрочем даже и близко не дотягивавшего до того могучего зверя, который был получен дзи в конюшнях Хэйан–кё и пал под ударом копья карабакуру.

Настоятель со свитой приблизились к гостю, состоялся официальный обмен поклонами и пожеланиями удачи. Сложив руки в молитвенном жесте, владыка монастыря Лаозин со степенностью обратился к Ли.

— Мы рады приветствовать вас в этих стенах, тайпэн Хань. Вы появились в Ланьчжоу всего два дня назад, но слухи о ваших деяниях в вопросах укрепления городской обороны и помощи страждущим достигли даже нашего отдаленного угла. Нам искренне радостно видеть в сей пасмурный час проявление понимания и сострадания к нуждающимся.

— Я прибыл в эти земли с определенной целью и лишь воплощаю ее в жизнь, — сухо и достаточно пространно ответил Ли, оглядывая расстилающиеся вокруг земли, спрятанные от внешнего мира за высокими монастырскими стенами.

Этот интерес не укрылся от проницательности старого настоятеля.

— Мне, думается, благородный тайпэн, вы прибыли сюда не только ради того, чтобы засвидетельствовать нам свое почтение и убедиться, что дела в Лаозин идут по–прежнему весьма неплохо.

— Это так, мудрейший, — кивнул дзи, за спиной которого замерли идеальным строем три десятков конных солдат. — То, что Лаозин до сих пор успешно сопротивлялся атакам карликов, станет просто отличным подспорьем для задуманного мною и дзито О–шэем. Мы хотели бы начать восстановительные работы на дамбах, разрушенных карабакуру, и было бы трудно и глупо каждый раз выводить крестьян из города, чтобы доставить их к руслу Мианхэ, у истоков которой стоит ваш великолепный монастырь.

— Вы хотели бы разместить этих рабочих здесь?

— Да, с дополнительной охраной, которая для вас тоже будет не лишней. Кроме того, припасы для рабочих бригад мы будем, разумеется, доставлять из города. Так что нам будет нужна лишь земля и стены вашего убежища.

— Сколько именно людей вы хотели бы разместить у нас?

— Около полутора тысяч мужчин, они из простых крестьянских семей и легко смогут обустроиться в пределах монастыря в шалашах и под навесами.

Названная цифра произвела на монахов явное впечатление, причем не самое благожелательное.

— Боюсь, такое количество непосвященных может плохо сказаться на гармоническом порядке, установившемся в этой обители, — осторожно заговорил настоятель, аккуратно подбирая слова. — К тому же, неужели вы собираетесь вести восстановительные работы в зимнее время?

— Это единственный выход, если мы хотим собрать по весне достаточный урожай, чтобы накормить всю провинцию, — Ли оставался невозмутим, реакция братии была в целом предсказуема и слишком–то не удивила дзи.

Каждый монастырь издревле держался за право быть местом сакрального таинства, куда допускались лишь избранные. Только посвященным тишина, покой и уединение духовного санктуария позволяли достичь вершин самосовершенствования. Превратить же Лаозин в большой полевой лагерь рабочих–крестьян, монахам совсем не улыбалось.

— Но есть, разумеется, и другой выход, который позволит нам не рисковать лишний раз жизнями простых людей, — хитрый прищур настоятеля давал понять, что он чует в словах Ли подвох, но старик был слишком умудрен опытом, чтобы прерывать гостя. — Если бы монахи сами согласились заняться работами по ремонту разрушенных систем ирригации, то умиротворение этого места не подверглось бы такому испытанию.