Ирина Астахова - Бабочки в жерновах

- С меня довольно и вашей дружбы, дорогая.

- И все же, милорд, - прислонив велосипед к забору, Лив отряхнула юбку от пыли и, уже поставив одну ногу на ступеньку, упрямо заявила: - Как бы не надеялись наши добрые островитяне на этого Лэйгина, я глаз с него не спущу, так и знайте. И если этот заморский проходимец даст мне хоть один повод…

- Я полностью доверяю вашему чувству долга, дама Тенар, - тон лорда стал официальным, но остался все таким же теплым. Такой уж он был мастер парадоксов, этот Варден Тай! – Если вам понадобиться санкция на какие-либо действия для обеспечения покоя подданных, вы ее получите. Считайте, что уже получили, на самом-то деле.

- Отлично! – она сверкнула зубами в улыбке и деловито потерла руки. – Уж я найду повод отравить Берту его торжество.

Зря Верэн боялась баркаса. Никаких темных углов, куда затащить глупую девчонку для трех взрослых мужчин не проблема, не было. Механик – угрюмый, перемазанный какой-то вонючей гадостью дядька, бросил на пассажирку людоедский взгляд и даже знакомиться не стал.

- А где моя каюта? – спросила девушка, вызвав у капитана глумливый смешок.

- Нет у меня никаких кают, рыбка. Тут не прогулочный катер, знаешь ли.

- Где же я буду… ночевать?

Верэн совсем растерялась, беспомощно оглядываясь по сторонам. Как же так? На настоящем корабле обязательно есть каюты.

- А на палубе под брезентом.

- Ох!

- Я буду рядом, сударыня.

Смазливый Ланс влез в серьезный разговор совсем некстати. И его любезности не показались такими уж приятными.

- Вот еще! Я – порядочная девушка.

- Да мы и не сомневаемся, - развел руками Берт. - Но трюм занят, а каюты не предусмотрены.

Они отплыли в прекрасный закат, который на деле оказался недобрым предвестником бури. Едва солнце опустилось за горизонт, как ветер нагнал тучи, пошел дождь и заволновалось море.

- Брысь под брезент! – приказал капитан девушке и тут же о ней забыл, сосредоточившись на любезнике-Лансе. – А ты, смелый городской парень, дуй к Чику на помощь в машинное отделение! Бегом!

Очень вовремя он разогнал честну компанию, очень. Шторм вдруг налетел на «Келсу», как разбойник-кречет на курицу. Тут-то и выяснилось, что ничего ужаснее с Верэн прежде не случалось. Недавние приставалы не в счет. Ветер, дождь и качка быстро превратили гордую дочь Хадранса в мокрого перепуганного цыпленка. Куда делась стойкость и решимость? Ох, не слышал Берт, как жалобно пищала Верэн Раинер: «Мамочка! Мамочка милая! Забери меня отсюда!». И хорошо, что не слышал! Отважный островитянин сражался с рассерженным морем. За рыком двигателя и ревом шторма девушка и сама-то себя не слышала. Верэн перестала считать, сколько раз её стошнило в подол, ибо еще чаще её с ног до головы окатывало ледяной водой. Мир вокруг сошел с ума, тяжелое небо упало в море, а водяные бездны, презрев тяготение, устремились в небеса. И казалось, что в этом кошмаре сгинуло всё сущее, только маленький баркас контрабандиста швыряет по волнам, но и его часы уже сочтены. Еще одна волна, еще один удар, и ничто не спасет пассажиров «Келсы» от смерти в океанской пучине.

Верэн считала себе плохой верующей, редко ходила в молу [5] Мола – культовове сооружение по своей воле. Только по праздникам, да чтобы родители не ругались, а просто так – никогда. При виде расписных «жерновов» вообще смех нападал, а стоило представить себе Мировые Весы, так сразу возникал вопрос: что на таких можно взвесить? Грехи и добродетели? Ох, вряд ли. Но в миг смертельной опасности вспомнились тягучие речи озаннского «мельника». И Верэн совсем не хотелось сгинуть в цвете лет, так ничегошеньки, кроме хадрийского захолустья, толком не увидев в жизни. Великая Мельница не смолола грехов, накопленных в других, неведомых рождениях, а значит, обречена она на новую жизнь опять с того же самого нуля, где-нибудь на другом конце земли. Так и проживет Верэн Раинер голозадой дикаркой среди других дикарей, пожирая червяков и коренья. Ужас!

- В мире, где есть всему место и время, где все равны пред Судьбою… ик… ой!... – вдруг вспомнились слова молитв. - Пусть же и мне будет… мамочка!... пусть мы доплывем! Пусть Берт доплывет!

О том, как дела у попутчика, девушка не думала совершенно. Он – мужчина, он сам разберется. А вот Берт… Ах, Берт! Он - прекрасен в штормовке, с мокрым лицом и прокушенной губой. Его-то уж Верэн разглядела даже из-под брезента и сквозь дождевые потоки.

Он, высунувшись из рубки, что-то кричал Чику-механику, что-то важное и нецензурное, но слов не разобрать, а, следовательно, оставалось просто любоваться его мужественной красотой. В Озанне за такого девки передрались бы насмерть.

- Ты живая, малявка? – спросил он, когда уже ближе к следующему полудню море немного утихомирилось.

«Ага! Значит, думал обо мне», - обрадовалась Верэн и энергично закивала в ответ. Пусть видит, что хадрийки – крепкие женщины, которых не испугают ни шторма, ни портовые приставалы.

- Молодчина! Хорошо держалась!

Слышать похвалу из уст храбреца-островитянина вдвойне приятно. Верэн не удержалась и насмешливо фыркнула на зеленого, как листочек салата, Ланса, едва держащегося на ногах. Мол, знай наших! Столичной штучке в шторм сильно досталось, и он не собирался скрывать свою немощь. Слабак! То ли дело Берт!

Какое это все-таки счастье – сидеть в мерно покачивающейся лодке и неторопливо подбрасывать в воду соленую тресковую икру, ожидая, когда сардинки учуют лакомство и приплывут на пиршество. А потом уже тащить из воды сетку, полную улова. Синевато-зеленые спинки, переливающиеся всеми цветами радуги, и бело-серебряные брюшки – щедрейший и бескорыстнейший из даров моря островитянам. Воистину, только ленивый не закинет сети в кишащие жизнью воды.

Отличный улов изрядно порадовал Хила Рэджиса. Но когда это человек остановится на достигнутом? И банальная жадность в итоге победила лень. Еще один заход, пока солнце высоко, решил он, и можно возвращаться домой.

«Коптить будем вечерком, по прохладе, а сначала…»

Сначала Хил выберет несколько самых жирных рыбок, почистит их, смажет оливковым маслом, потом натрет солью и перцем. Но прежде, чем бросить их на сковородку, поджарит ломтики хлеба с чесноком, и только после отправит сардинок в то же самое масло. С лимоном и белым вином – объедение.

«Или всё-таки обвалять в муке грубого помола? - размышлял рыболов, не забывая подбрасывать в волны приманку. – Или замариновать с вином, луком, чесноком и розмарином по-хадрийски?»

Солнышко припекало, сардины радостно шли в сети, и только кулинарные переживания тревожили Хила в это прекрасное утро. Право слово, жизнь – отличная штука, особенно для того, кто совсем недавно готовился с ней распрощаться. Уже десять лет прошло, как смолола Великая Мельница очередную войну в прах, словно низкосортное зерно, а Рэджис всё не мог надышаться своим счастьем. Он вернулся живым, своими ногами пришел, почти невредимый, чем не повод для радости?