Ирина Астахова - Бабочки в жерновах

- Красиво тут у вас, - почти доверительно сообщил Ланс. - Даже не ожидал, откровенно говоря.

Чистая правда, между прочим. Каждый эспитский коттедж имел свое индивидуальное «лицо». Не важно, что создавало такой эффект – увитые ли плетущимися розами и клематисами стены, пышные ли кусты гортензий, причудливые ли переплеты окон, но дома не перепутаешь даже сослепу и в изрядном подпитии. Островитяне словно постоянно соревновались между собой, кто высадит в палисаднике больше роз, пионов и флоксов, кто попричудливее подстрижет живую изгородь или аккуратнее выложит камнем дорожку от калитки к двери. Мурранские домохозяева тоже очень любят разводить цветы, но до эспитцев им расти и расти.

Солнце неторопливо вставало над цветущим островом, золотило темно-каштановые волосы и смуглую кожу Лив дамы Тенар, и обещало долгий, насыщенный впечатлениями денек.

Девушка ожидала от грозной Лив как минимум подземных казематов и посажения на ржавую цепь, но тюрьма острова Эспит на поверку оказалась не таким уж и страшным местом. Одноэтажный дом с цветами в ящиках на каждом подоконнике вмещал в себя имперский эмиссариат и магазин сувениров. Самое большое помещение отвели, естественно, под магазин. Верэн успела рассмотреть пестрые коврики и расписные тарелки, в изобилии выставленные на полках, прежде чем злобная эмиссарша затолкала её на свою территорию – в небольшую комнату, перегороженную пополам железной решеткой.

Никаких темниц и прочей экзотики нарушителям закона Эспит не предоставлял. Еще чего баловаться! За решеткой: две лавки – мужская (выкрашенная в коричневый цвет) и женская (бледно-зеленая) – у противоположных стен, тщательно приклеенный плакат времен Большой Войны «Женщины Вирнэя сказали «Иди!» и крошечное окошечко, в которое жизнеутверждающе заглядывали красные цветы-граммофоны кампсиса.

Загнав пленников внутрь «клетки» и распределив их по лавкам согласно половой принадлежности, дама Тенар выдала Верэн жесткое шерстяное одеяло и приказала прекратить нытьё сию же минуту. На тему излишней суровости к невинным девочкам они еще с четверть часа страстно пререкались с Бертом, не замечая ни ироничных реплик археолога, ни продавщицы из магазинчика, любопытствующей скандалом сквозь щель в двери.

Раззадоренная эмиссарша вернулась на свою половину комнаты, обставленную не менее скудно, чем узилище, дабы оформить ночное задержание по всем правилам. И если бы Верэн с Лансом знали заранее, какое испытание их ждет, то предпочли бы, пожалуй, сгинуть в бушующем море. Орудием пытки Лив избрала исполинскую печатную машинку. Воссев на монументальный табурет за не менее внушительным столом, эмиссарша со зловещей ухмылкой заправила в каретку лист бумаги и принялась колотить по клавишам, причем делала она это нарочито, по-живодерски медленно.

Не прошло и получаса, как грохот заполнил все пространство эмиссариата и поселился в голове у Верэн, отвлекая девушку от жалости к своей персоне настолько, что она привстала на лавке, чтобы наблюдать через две решетки за происходящим в окнах дома напротив. Там за тюлевой занавеской целовались двое – белобрысый суровой наружности мужчина и женщина с густыми вьющимися волосами.

«А тут у них весело», - подумала зоркая хадрийка.

Несмотря на плачевное положение и грозящее наказание, Верэн остров понравился. Причем сразу, с первого мгновения, когда она увидела черные очертания прибрежных скал. И даже волны, в которые её подло уронил проходимец Лэйгин, плескались ласково и, похоже, были рады гостье. А уж домики эспитские так и вообще запали барышне в душу. Такие милые, такие чистенькие, такие аккуратные. И всюду, абсолютно повсюду цветы: гроздья глицинии и сирени, пышные шапки гортензий, душистая жимолость и все оттенки фиолетового, даруемые ипомеей.

У матери Верэн ничего, кроме бархатцев, на клумбе не росло принципиально. Госпожа Раинер искренне считала розы бесполезным баловством, а любую красоту – причудами богатеев. Впрочем, их дом и так был самым уродливым в округе и снаружи, и внутри.

- Сядь на место! – рявкнула эмиссарша на задумавшуюся девушку.

Лив злилась, а потому огрызалась и рявкала. Проблема – одна из многих, но наиболее острая – заключалась в том, что злилась женщина на Берта, а рявкать приходилось на двух других арестантов. Потому что рычать на рыжего проныру было чревато последствиями, самыми разными – от пропуска свидания до простреленной ноги. Проходили уже, спасибо большое! Лечи его потом за счет эмиссариата! Доктор Исил Хамнет к благотворительности не склонен, сдерет три шкуры и не поморщится.

- Понавез опять всякой дряни! – ворчала Лив, насупив брови и растирая отбитые пальцы. – «Чулки фильд. – 28 пар». Ну-ка, отвечай! «Фильд.» - это «фильдеперсовые» или «фильдекосовые»?

- Неужели на ощупь не различаешь? – мурлыкнул Берт, нагло жмурясь и развалившись, насколько позволяла лавка. Намек прозрачный до неприличия – надо полагать, как раз он-то различает на ощупь. И готов продемонстрировать этот навык вот прямо сейчас.

- Хамишь, - сердито отметила эмиссарша. – Нарываешься.

Бертовы изъятые писульки представляли собой блокнот, исчерканный вдоль, поперек и даже по диагонали. Разобраться в нем, конечно, было можно, но времени это отнимало просто невероятное количество. Тем паче, что записи своих рейдов контрабандист вел настолько неряшливым и отвратительным почерком, что Лив не сомневалась – специально для нее. Такие каракули можно изобразить только умышленно. Люди так не пишут!

- На этот раз ты у меня в загоне поседеешь, - посулила она, с трудом разлепив слипшиеся странички. – И эта парочка – тоже! За компанию.

- Тётенька-а!..

- Молчать! – Лив заправила новый лист.

- Сударыня!

- Да заткнетесь вы уже?

- Лив, а, Лив? – Берт соскользнул с лавки и к решетке прильнул, поглядывая умильно. – Ну разберись ты сперва с пассажирами, а? Хотя бы девчонку отпусти. Это ж невозможно – с девкой в одной камере. Ведро-то одно!

- Никак стесняешься? – эмиссарша всплеснула руками и глумливо хохотнула. – Промазать боишься или ручонки с утра дрожат?

- Лив! – побагровев, арестант тряхнул решетку.

Проследив за струйкой трухи, осыпавшейся с потолка, Овчарка сменила гнев на милость.

- Ладно! Но после того, как я с ними покончу, нас с тобой ждет оч-чень долгий разговор. Итак… - она хищно прищурилась и прошлась острым взглядом по пленникам, будто бритвой полоснула. – А начнем мы, пожалуй, с вас, господин… - брезгливо раскрыв книжечку республиканского паспорта, Лив глянула туда и медленно, по буквам, напечатала: - Л-э-й-г-и-н Л-а-н-с.