Александр Волков - Пришелец

На этот раз не только зрители, но и судьи, обычно невозмутимо следящие за соблюдением правил, повскакивали со своих мест, шумно выражая неподдельный восторг. Пришельцы явно завоевывали симпатии публики, и это вселяло в душу Катун-Ду смутное беспокойство. Правда, преданные воины и осведомители, переодетые в рубище и рассеянные среди зрителей, готовы были в зародыше пресечь любой намек на возможное покушение, но кто мог поручиться за то, что они не забудут о своих обязанностях, увлеченные бурной стихией разворачивающихся Игр. И потому, когда в пустующем кресле вдруг возникла худая жилистая фигура, облаченная в лохмотья, весьма искусно маскирующие плотный панцирь из выделанной кожи янчура, Катун-Ду яростно стиснул каменные подлокотники и быстро стрельнул глазами по сторонам, отыскивая телохранителей. Но те как будто ничего не заметили, всецело поглощенные процедурой подсчета монет, собранных уцелевшими игроками. Правда, ничего, кроме плеч и затылков судей, склонившихся над длинным столом, им разглядеть не удавалось, но и этого было вполне достаточно, чтобы высказывать предположения и даже втихомолку заключать между собой мелкие пари. Больше всего монет собрали оба бородача, но их победа несколько поблекла в глазах Катун-Ду, затушеванная неожиданным появлением одетого в панцирь и лохмотья незнакомца.

«Свято место не бывает пусто», — неожиданно всплыла в голове Верховного одна из старых статей Закона.

— Чушь! — резко бросил незнакомец, внимательно вглядываясь в пестрые ряды зрителей, восторженными воплями приветствовавших появление риллы. Огромный зверь тяжелой валкой походкой обходил арену, волоча за собой обрывки цепей, перепиленных перед самым выходом. Впервые обретя свободу и сразу очутившись среди такого огромного количества вопящих людей, он, по-видимому, никак не мог освоиться со всем этим гвалтом и потому глубоко втягивал голову в мохнатые плечи и обеими лапами прикрывал маленькие уши.

— Его здесь нет! — вдруг воскликнул незнакомец на щелкающем языке шечтлей. — Все есть, а его нет!.. Где он?

Темный череп резко крутанулся на тонкой морщинистой шее, и в лицо Катун-Ду впились два холодных черных зрачка. Верховный слегка оторопел, но тут же взял себя в руки и сделал повелительный знак двум нэвам, безмолвно перешедшим к нему от покойного Толкователя. Молчаливые стражи с двух сторон подступили к бесцеремонному бродяге, но едва они протянули свои железные пальцы к его острому смуглому кадыку, как над спинкой кресла вдруг возник черный мускулистый торс и оба телохранителя словно оцепенели, пораженные двумя молниеносными ударами.

— Убери своих дармоедов! — Чужак презрительно скривил губы и извлек из лохмотьев желтый человеческий череп. — Под ним земля горит, а он и не чует — хи-хи-хи!..

— Кто ты? — сухо и сдержанно спросил Катун-Ду, стараясь не обращать внимания на оцепеневших нэвов.

— Я тот, кто тебе нужен, — загадочно ответил чужак, все еще кривя в холодной усмешке тонкие пепельные губы, — но скажи, куда исчез Он?

— Его принесли в жертву, — сказал Катун-Ду, почему-то сразу поняв, кем интересуется этот жутковатый визитер, — он первым поднялся к Подножию, и Толкователь Снов…

— Идиот… Кретин… — сокрушенно пробормотал черноглазый. — Вечно он лезет туда, куда его не просят!..

— Лез, — поправил Катун-Ду, глядя, как рилла, громыхая обрывками цепей, загоняет в ниши оставшихся хищников. Игроки метались между ними и, уворачиваясь от ударов, оттаскивали к стенам раненых и убитых. Дильс и Свегг, получив из рук судей по маленькой золотой статуэтке Иц-Дзамна, по рядам передали свои награды падре и, спрыгнув на арену, стали отвлекать свирепеющую риллу, неожиданно подскакивая к двуногому зверю со спины и осыпая песком его бурую крапчатую плешь.

— И Он так просто дал убить себя? — спросил чужак. — И никто из своих за Него не вступился?

— Все случилось так быстро, что никто не успел даже пальцем пошевелить, — сказал Катун-Ду.

— Подумать только! — воскликнул чужак. — А с виду такие лихие отчаянные парни!..

Тем временем рилла успела сообразить, кто посыпает песком ее острую макушку. Она рыкнула, развернулась и, упершись в песок черными мохнатыми столбами рук, уставилась на двух воинов маленькими треугольными глазками. Ржавые обрывки цепей вились вокруг нее и терялись в песке наподобие тусклых шершавых змеек. Над трибунами повисла знойная тишина, но когда один из судей попытался выразить протест против ожидаемого состязания, пестрые ряды зрителей взорвались таким бешеным ревом и грохотом трещоток, что даже Катун-Ду пришлось слегка приоткрыть рот, чтобы избежать мгновенного оглушающего удара по ушным перепонкам. Протест судьи был отчасти понятен: в главах Закона, относящихся к Большим Играм, никак не оговаривались условия поединка между человеком и риллой, что можно было воспринимать и как прямой запрет на подобное состязание, и как возможность добавить недостающий пункт при определенном стечении обстоятельств. А из того факта, что в судейских рядах раздался лишь один протестующий голос, вытекало то, что мнение большинства судей склоняется к тому, чтобы несколько расширить стеснительные рамки Закона независимо от того, чем закончится ожидаемая схватка. Но ремесленников, приставленных к решеткам, за которыми скрывались подготовленные к схватке с могучим зверем буйволы, не успели посвятить во все эти тонкости, и потому они неукоснительно исполнили то, что им было приказано еще до начала Игр: навалились на рычаги и со скрежетом подняли ржавые решетки над каменным барьером арены. Трибуны запестрели яркими вызывающими пятнами, и над ареной взметнулись и зашелестели широкие пестрые ленты, прикрепленные к пустым ворсистым орехам, грохочущим как хвосты гигантских гремучников. Вначале, чтобы раздразнить буйволов и выманить их из прохладных каменных ниш под трибунами, зрители старались бросать орехи как можно ближе к низким железным барьерчикам. Плоды их вдохновенных усилий не заставили себя долго ждать: вскоре из прозрачной тени южной трибуны выставилась рогатая низколобая голова, следом за ней показалась другая, а один черный бычок сразу выскочил на середину арены и встал между Дильсом и Свеггом, крепко упершись в песок всеми четырьмя копытами.

— А куда вы дели то, что осталось после жертвоприношения? — негромко спросил чужак, в упор уставившись на Катун-Ду из-под наморщенного лба.

— Бренные останки по обычаю приняла Огнедышащая Гора, — сказал Верховный, глядя поверх неподвижных черных зрачков.

— Что ж, хорошо, если это так, — пробормотал незнакомец, — но если ты лжешь…

— Как ты сказал? — нахмурился Катун-Ду, незаметно подвигая ладонь к рукоятке кинжала, — по-твоему, я — лжец?!.