Олег Говда - Сабля и крест

Утомленные татары крепко спали, костры окончательно погасли, и только изредка ночную тьму вспаривали пурпурные сполохи дотлевающих углей, от которых тьма вокруг делалась еще гуще.

Казак незаметно приблизился к тому месту, где лежал Панько.

Рудой спал навзничь, запрокинув вверх заросшее волосами лицо, и сквозь сон смачно причмокивал губами. Словно титьку сосал…

Не выдумывая ничего нового, Семен осторожно встал над спящим бесом на колени и с силой саданул его в висок рукоятью ножа. Панько только всхрапнул чуть громче, дернул ногой и утих.

'И все? — даже удивился запорожец. — А столько разговоров. Бес, нечисть… Кусок дерьма'.

Зато теперь Лису предстояло провернуть трюк и в самом деле куда сложнее: вытащить тело, не переполошив при этом весь лагерь. Но, еще более сгустившаяся ночная тьма подтолкнули казака на, казалось бы, безумный поступок. Он медленно, не делая резких движений, встал, подхватил Панька на руки и плавно, словно перетекая из одного положения в другое, совершенно бесшумно двинулся прочь из лагеря. Вернее, к ближайшему островку густой темноты, куда не доставали даже отблески костров.

Лошади ордынцев опасливо косились на Семена, неспокойно переминались и раздували ноздри. К счастью смрад, распространяемый Паньком, забивал все прочие запахи, — а к нему кони уже успели привыкнуть.

Шаг за шагом казак приближался к спасительному краю оврага, а в татарском лагере по-прежнему царил безмятежный покой, и исчезновение шайтана оставалось незамеченным.

Лис остановился под самым обрывом, опустил увесистую ношу на землю, перевел дух и стал прикидывать: как ему взобраться на крутой склон. Но это уже было пустячной проблемой. Самое сложное осталось позади. Теперь Панька могли хватиться не раньше утра. Да и то вряд ли. Каким бы важным и нужным союзником он не был, а все ж не свой. А значит, никому из татар и в голову не придет искать пропажу. Даже если сам хан его хватится. Мало ли куда чужак подевался?.. Может, струсил и решил сбежать не попрощавшись? Ну и пес с ним, — не велика потеря. Неужто воины аллаха не обойдутся без помощи какого-то вшивого гяура? Хоть и беса…

Пока Семен думал, Байбуз подполз к самому обрыву и, свесившись вниз, протянул руки.

— Подавай…

Лис поднатужился и приподнял пленника над головой. Остап ухватил того покрепче за воротник и пояс.

— Держу. Сам вылезай…

Без неудобного груза Лис взобрался наверх ловчее хоря. Потом взял товарища за ноги и тихонько, по вершку, по пяди поволок вместе с добычей дальше от буерака…

— А ведь не зря, Семен, тебя братчики Лисом прозвали, — одобрительно проворчал Байбуз. — Ну, прям, как курицу из курятника утащил беса. Даже не пикнул вражина. Может, правду сказывают, что ты из цыганского племени? Странно только что рыжий.

— Да, какой из него бес, — презрительно хмыкнул Семен, оставив подначку о своем родстве без ответа. — Дитя из люльки труднее вынуть, чтоб не расплакалось… — и обеспокоенно прибавил. — Слышь, Остап, глянь внимательнее: не пришиб ли я его совсем, не ровен час? Я ж его, как мужика бил. Взаправду…

— Сопит… — успокоил товарища Байбуз. — Сомлел надежно, но живой.

— Это главное. А что сомлел, не страшно… Ножичком пощекочу, враз буркала свои откроет. И не только… — Лис нагнулся и ухватил Панька за руки. — Еще просить придется, чтоб помолчал. Давай, берись за ноги, потащили его к лошадям. Отъедем чуток, прежде чем дружескую беседу начинать… А то он, на радостях, на всю степь орать начнет, как нас вновь узрит.

Несмотря на кажущуюся тщедушность, весил Панько изрядно. Теперь, когда опасность не была столь явной и азарт немного схлынул, казаки почувствовали это в полной мере. И, пока донесли пленника до лошадей, даже запыхались.

— Тяжелый, песий сын, — немного отдышавшись, заметил Остап. — А с виду не скажешь. И где этот вес в нем прячется? Вот бесовское отродье.

— Видимо, слишком много в нем дерьма, — нашел подходящее объяснение Лис.

— Не, — не согласился с товарищем Байбуз. — Дерьмо легкое, оно даже не тонет. Наверное, грехи ему весу придают.

— О! А вот это правильно… — оживился Семен, добывая из-за голенища острый нож. — Вот мы сейчас его и исповедуем. Облегчим душу, поганцу…

— Доброе дело и богоугодное, — опять возразил Остап. — Но только давай, все же отъедем подальше. Как и собирались. Не ровен час, не уследим: заорет, — мигом ордынцы примчатся. Хочешь сам в путах оказаться? На его месте? Зачем судьбу опять испытывать? Или мало тебе вчерашних приключений? Эй, Пайда! Уснул ты, что ли? Подгони лошадей.

Доводы товарища были резонны, а потому пришлось Семену смирить нетерпение. Негромко чертыхнувшись, он спрятал нож обратно и нагнулся над Паньком, собираясь подхватить бесчувственное тело и погрузить его на лошадь, которую уже пригнал гепард.

— Бог в помощь, панове казаки. Избу где-то неподалеку строить затеяли или плот, что прямо отсюда бревно кантуете?

Сколь бы неожиданно не прозвучал тихий и чуть насмешливый голос, но оба запорожца, мгновенно выдернули сабли из ножен и, мягко пружиня на полусогнутых ногах, развернулись в его сторону, хищно поводя клинками. И только Пайда даже усом не шевельнул. Гепарду все объяснил знакомый запах. А что человек наконец-то сбросил перья, так и давно пора. Не дитя малое играться.

Видя такое безразличие зверя, немного успокоились и казаки. Шагах в пяти от них стоял молодой мужчина, — совершенно нагой, а худобой тела имеющий все шансы переспорить даже покойного Гарбуза.

— Бог в помощь, говорю… — повторил он чуть громче, демонстрируя по очереди пустые ладони.

— Спасибо, помоги Господь и тебе, — привычно ответил Лис. — Ты откуда тут такой… красивый? Купался, а русалки тем временем одежку сперли? Так я что-то речки неподалеку не заметил. А ты, Остап?

— Погодь ты, с речкой, — отмахнулся настороженно тот. — Какая тебе разница? Первый раз голого мужика видишь? Может, нравится ему так. Хоть комары заедают, так зато не жарко… Ты, мил человек, лучше поведай: о каком сейчас бревне упомянул?

— Ну, так вот же оно… — незнакомец ткнул пальцем в беса, неподвижно лежащего у ног Семена. — Или вы что-то другое вместо бревна видите?

Услыхав такое, Байбуз сплюнул и перекрестился. А потом быстро забормотал 'Верую'. Лис тоже перекрестился и присоединился к молитве. И как только казаки один за другим произнесли 'аминь', полуда спала с их глаз, и оба узрели то же, что и, принявший человеческий облик, Василий Орлов, — обычное десятивершковое бревно, чуть длиннее косой сажени* (*стар., - примерно 2,5 метра).

— Обдурил черт! Отвел глаза! — топнул в сердцах ногой Лис, хватаясь руками за голову. — Как сосунка провел. Засмеют хлопцы…