Олег Говда - Сабля и крест

— Чтоб не повылазили… — буркнул леший.

В ушах тонко засвистело, сильный порыв ветра рванул полы кафтанов, испуганно всхрапнули лошади. Ощущение сродни тому, когда в водоворот затягивает, только чуть быстрее. Потом послышался вздох, словно великан дохнул, и все затихло. А когда казаки открыли глаза, то увидели, что очутились в каком-то неведомом им месте. В лесу…

— Это куда нас… — начал было Байбуз.

— Тихо, — цыкнул на него Лис. — Там, — показал рукой левее и вперед, — татары.

— Те самые?

Семен пожал плечами.

— Давай за мной. Я вроде просвет вижу. Только осторожно…

Но особо таиться нужды не было. Басурмане и сами, как не старались соблюдать тишину, а шуму поднимали достаточно, чтоб ничего вокруг не слышать. Двум сотням людей, а главное четырем сотням лошадей — не прикажешь замереть и не дышать.

Лис не ошибся, и шагов через сорок казаки вышли на опушку у речки. А на противоположном берегу красовалось, судя по корчме у пристани, кузнице у дороги и наличии своей церкви, совсем небедное село.

— Так вот что они задумали, — прошептал Байбуз.

— Ничего особенного, — ответил Семен. — Обычное для басурман дело — грабеж… Но, только в этот раз мы им помешаем.

— Как? Нападем вдвоем на две сотни башибузуков?

— Не егози, когда старший говорит, — одернул парня Лис. — У меня в этом деле больше опыта. Татары будут дожидаться, пока люди не уснут. Значит, у нас достаточно времени, чтоб переправиться на тот берег, предупредить селян, и вместе с ними приготовить 'дорогим' гостям достойную встречу. А тебе, друг Остап, придется на Сечь спешить.

— Почему? — возмутился парень. — Я ведь неплохой воин. Могу пригодиться…

— Одной саблей больше, одной меньше, в таком бою — разница небольшая… — положил руку на плече товарищу Семен. — А я хочу, чтоб ты и атамана нашего Куницу, и запорожцев о татарах предупредил. Чтобы поторопились с помощью, а нет — так хоть ждали возвращения басурман у Тивильжанского брода. И если что — выручили нас из татарского плена. Потому как все в руке Божьей, и никому не ведомо: каким боком оно повернуться, может. Кумекаешь, о чем я?

— Но…

— Я, брат Остап, у людей первая надежда, а ты — последняя. Сделай, как прошу. Может, и мою голову тем самым спасешь. Привык я уже жить… — пошутил неуклюже Лис, обнимая товарища покрепче. — И поторопись… Очень тебя прошу!

Молния острой саблей щедро отхватила кусок неба, и вскоре где-то неподалеку загрохотало так, словно тот не удержался на месте и рухнул. И почти сразу густые струи дождя, жгучие, будто вымоченная в рассоле таволга, захлестали по плесу так неистово, что брызги шваркнули во все стороны.

— Не знаю, что видел старый Ной из окна Ковчега, но — или я не Василий Орлов, или нынешняя гроза ничем не хуже той. А хоть бы и поклясться, прости, Господи.

Голос доносился из головы, которая торчала, словно последний арбуз на баштане, прямо посреди бурлящей, вздымающей пузыри реки. Вот только, потому как лицо его было запрокинуто к небу, — угадать какого берега пустился опричник, а к которому хотел прибиться, — было совершенно невозможно. Пока Орлов сам вдоволь не налюбовался безумной яростью молний и не повернулся носом и усами в левую сторону. На восток.

Речка Гнилая Липа получила свое имя не из-за избытка трухлявых деревьев, что густо покрыли оба берега, а за ленивость и неспешность. В тихий, безветренный день в нее можно было смотреться, как в зеркало, и даже рябь не потревожила бы, не исказила отображение. Глядя на эту, присущую только прудам и лужам неподвижность, никто б и подумать не смог, что перед ним та самая река, которая всего лишь в дюжине верст дальше на север, с неистовым ревом раздирала грудь гранитного склона, пробивая себе путь к свободе. Казалось, что разорвав каменные оковы и распластавшись по равнине, она решила отдохнуть, набираясь сил перед далекой дорогой к Черному морю. А что воды реке на всю, сгоряча захваченную, площадь не хватало, то и в самом глубоком месте Гнилой Липы взрослому мужчине было только-только по усы.

Не помышляя об осторожности, а всего лишь прикрывая от неистовства стихии левой рукой бритую голову, Василий прямиком побрел к берегу. Да и чего таиться? Свою часть неприятностей и даже смертельной опасности он уже получил. Уцелел, слава Богу… А считать, что он настолько важен и опасен для нечисти, что она не ограничится первым нападением и вышлет еще и засаду — значит, пришла пора исповедаться и прятаться в монастырь. С такими мыслями на тайной службе царя Иоанна долго не протянуть.

Откуда взялась та стая воронья Василию оставалось только гадать. Скорее всего, виноваты грозовые облака, что затянули все небо. Вот и не заметил черное на черном, еще и ночью. Но налетели круки* (*укр., - вороны) на него не как птицы, а словно псы, натасканные на дичь. Сразу со всех сторон ударили. А клювы, что пики стальные… Обычному беркуту тут и пришел бы конец, даже более крупному. Но Василий вывернулся, — никому в этом мире с человеческим умом и хитростью не тягаться. Хоть живому, хоть и не совсем… Извертелся, как угорь на сковороде, а победил всю стаю. Считал сначала, но после шестого ворона сбился, и больше не отвлекался… Зато и сил потерял изрядно. Чуть не камнем свалился вниз, особенно когда слепящая молния мелькнула совсем рядом, едва не опалив перья. Вот и угодил в реку. Но, как говорится, нет худа без добра… Прохладная вода омыла измученное тело, освежила, придала сил. Да и пить хотелось так, словно пустыню наискосок преодолел…

Выбравшись на берег, опричник приложил козырьком ладонь к глазам и попытался осмотреться. Но яркие всполохи молний, хотя и давали достаточно света, при этом так мельтешили, что уже через несколько минут у Василия от слепящих вспышек на веках выступили слезы, а кроме красных кругов и пятен, он все равно ничего не узрел.

Тогда опричник изменил способ. Он дал глазам немного отдохнуть, а потом стал вглядываться вдаль в те короткие мгновения, когда ночная темень перенимала у грозы свои права. И уже при третьей попытке заметил то, на что в хорошую погоду, скорее всего, не обратил бы внимания, принимая увиденное за низко висящую над горизонтом звезду.

Достаточно далеко, может за версту или две, мерцал слабый огонек. А при такой бешеной грозе, это мог быть только светильник в окне, либо — костер под надежным навесом. И то и другое указывало на присутствие людей. Вполне возможно, что даже приветливых и гостеприимных! Впрочем, подумать над этим у него еще будет достаточно времени. Для начала нужно хотя бы дойти до того места. А посреди ночи, в такую бурю, да еще в совершенно незнакомых местах, это бывает не так просто…

Не зря говорят, знал бы, где упадешь, так соломы подстелил бы. Ну что ему стоило хоть одним глазом взглянуть на землю, когда еще парил в воздухе? Теперь не сопел бы носом, прикидывая: что ждет впереди?