Владимир Васильев - Натиск на Закат

Возмущение Панталоне, раздражённого неслыханным в этом мире хамством местного князя, готово было выплеснуться. Панталоне по природе был желчным и ядовитым и мог бы быстро образумить и поставить на место зарвавшегося князька. Он чувствовал за собой силу. Помимо стражи Капитана Скарамуччи, на каждой из двух галер было полторы сотни гребцов с арбалетами. Такую силу никто не сломит в подлунном мире. Но недаром Панталоне слыл искусным дипломатом. Уж на что хитроумны греки, но и они всегда уступали Панталоне в торговых спорах. Помимо всего прочего, желал Панталоне прояснить ряд вопросов, что нежданно-негаданно возникли у него в связи с этим странным князем, его не менее странными воинами, что остановили их галеры и баржу в устье Итиль-реки. Пять лет не ходили они вверх по реке за стволами лиственниц. Этим летом Дож Уберто решил: пора расширить город. Но прежде, чем начать строительство, необходимо вбить сваи в дно лагуны.

Панталоне изложил свои требования, а Доктор Грациано перевёл их на словенский. Те словене, что ранее обитали вверх по реке, отдавали лес почти даром. Сей князь, возможно, пришёл из диких восточных земель…

Размышления и речи пожилого и умудрённого опытом Панталоне прервал некий воевода, без доклада явившийся пред очи Светлого Князя. О титуле князя, fra l'altro, сообщил пронырливый рахдонит Мойша, после крещения именуемый Михаилом. К сожалению, его весть о новом княжестве на брегах Итиль-реки, что здешние словене переименовали в Урал-реку, была весьма скупой. Такой же скупой, как и сам мерзкий Мойша.

Что воевода прошептал, ухо доктора Грациано не уловило, но всё же он понял громкое восклицание князя и ответ воеводы:

— Что? Все?

— Так точно, все.

— Спешить не будем. Вели подогнать буксир! — Князь, обратившись к Великому послу, спросил: — Сколько брёвен возьмёте на баржу?

Доктор Грациано, после недолгого диалога с Панталоне, объявил, что возьмут сто пятьдесят стволов лиственницы, из которых большую часть уложат на баржу, а остаток — разместят по галерам.

Светлый Князь объявил послам, что его люди сами срубят лиственницы и сами загрузят баржу. Он любезно возвёл венецианцев в ранг гостей его компании и предложил им ожидать в покоях вплоть до возвращения гружённой баржи, что, по его предположению, займёт несколько дней. Те покои, по словам князя, построили для гостей. Там уже и столы накрыты. Предложил вкусить, чем бог послал. А бог послал, по словам князя, весьма немало, как провизии, так и напитков. Обещал также, что его люди будут кормить всех галерных рабов.

Знать, первое впечатление было обманчивым. Щедр князь на обещания. Как говорится, поживём — увидим. Панталоне дал указание, и посольские Труффальдино и Буффето побежали исполнять порученное дело: тащить с галеры на берег тяжёлый сундучок хозяина.

Вышли гости из княжеского дома, срубленного, кстати, из стволов лиственницы, и их провели до покоев, не деревянных, как жилища словен, и не каменных, как замки, в коих ныне живут благороднейшие из благородных, как, например, Дож или Папа Римский с кардиналами, а построенных из весьма странного материала, прочного как металл.

Выпив рюмочку белого, осмелевший доктор Грациано изволил сообщить синьору Панталоне, что слова «вода» и «водка» имеют один корень, в переводе на человеческий означающий «acqua». Дегустация местной «аквы» привела в восторг синьора Панталоне, но довела его супругу Коломбину почти до слёз. Она вдруг вспомнила о всей сотне выгодных партий, то бишь, молодых людей, которых она неизвестно по какой причине променяла на пожилого купца. Закатив мужу скандал, Коломбина заявила ему, что с пьяной компанией в одном доме спать не будет. Благо, можно выбрать любой из трёх домов, предоставленных князем. Скарамуччи хотел было проводить синьору, но Панталоне дёрнул капитана за руку. И Коломбина грациозно удалилась, чему мужчины весьма обрадовались. После пятой рюмки посол Великой Венеции совершенно забыл о Коломбине, а после десятой рюмки Панталоне, Грациано и Скарамуччи стали хором распевать любимые песенки, что певали в юности.

Князь и княгиня, взобравшись на холм, поросший вереском, в последний раз глянули на галеры, баржу, суетливых венецианцев и строения пограничного поста княжества. Обозревал своё хозяйство и Воевода Георгий. Провожая князя, он ждал обещанных указаний.

— Всё повторяется, — сказал князь, с грустью вспомнив об Ирии, — Вначале появился Мойша, потом — чёрный аристократ из Венеции. Пройдёт время, и чёрные аристократы объединятся с мойшами. В Старом мире после великих географических открытий венецианские капиталы переместились в Голландию, затем в Англию. Здесь, в Новом мире катализатором процесса станет не открытие заморских земель, а наше появление. Кто же против прогресса? Все за! Да вот беда, всякий прогресс, что там, что здесь, происходит в атмосфере мракобесия. Горят костры, на которых сжигают ведьм и еретиков. Но в Венеции, как говорит тот же Мойша, их просто топят в лагуне. Мутант был решительно против всякого вмешательства в дела здешних держав. Вскрыли на днях его пакет с завещанием. Там чёрным по белому он написал: «не воевать и не вмешиваться».

Княгиня наморщила лобик. О её ненависти к Мутанту знал лишь её муж. Впрочем, Мутанта многие возненавидели, и в том не было особой тайны. А с какой стати любить человека, отнявшего у людей самое дорогое? Или то, что они почитали самым ценным?

— Разве тебе, князь, не жалко рабов-славян на галерах?

— Жалко. Но как чуть ли не каждый русский, люблю всё делать наполовину.

Князь подозвал к себе воеводу Георгия.

— Жора, всех венецианцев напоить. Галерных рабов на малой галере также. На большой галере пообещай всем свободу, золото, работу — и ночью перегоните её к столичным причалам. Баржа с лесом вернётся дня через три-четыре, не раньше. Послу сообщите, что рабы угнали галеру в море. Обдери их как липку и заставь подписать долговое письмо. Бедняга Панталоне, быть облапошенным — его судьба!

Что может быть хуже похмелья? Известие об угоне галеры! Не было и баржи, но, как заявил воевода, рано утром подошёл корабль князя и потащил баржу вверх по реке. Синьор Панталоне то хватался за голову в отчаянии, то прикладывал ладонь ко лбу и вискам, ощущая горечь утраты и тяжесть похмелья. Отдубасив собутыльника Скарамуччи за нерадивость, допросил ещё не протрезвевших стражей и рабов. Опросил он и воинов князя. Кто-то ничего не видел, но кто-то утверждал, что галера ушла в сторону моря. Кричали, мол, с галеры: «В море идём!» Княжеский воевода заявил, что ему велено никого не пропускать вверх по реке, но хождение по морю да за границей княжества разрешено всем и всякому. Он, местный паразит, земли охраняет, а в стражники венецианцев не нанимался!