Мерседес Лэки - Из Глубины

В считанные минуты все женщины, старые и молодые, решительно направились к своим домам, а за ними с легкой неохотой потянулись мужчины.

— Сэвви! — окликнул Стед девушку, которая призналась, что знает почти все прибрежные пещеры в округе.

Та резко обернулась.

— Да, господин?

— Сбегай вон в тот дом. — Стед указал на строение, из которого группка женщин уже проворно выносила узлы, бочонки и сундуки и складывала их в кучу у двери. — Когда они будут готовы выдвигаться, проводи их к самой дальней пещере, которую знаешь…

— Я подвезу ее за спиной, — торопливо предложил Ален. — Так мы сможем вернуться за следующей партией, пока первая еще разгружается.

— Хорошо. Проследи, пусть имущество каждого дома размещают в отдельной пещере, чтобы потом не было споров, где чье.

След ободряюще улыбнулся девушке, и та застенчиво заулыбалась в ответ.

Телегу нагрузили, но дальше этого дело не пошло — возражения вызвал выбор пещеры.

— Мы собрались первыми, — брюзжала старшая хозяйка. — Почему это мы должны тащиться дальше всех?

Но почтенная госпожа, чем дальше пещера, тем вероятнее, что ее не найдут, — быстро нашелся Ален. — Вам досталось лучшее место, а не худшее.

Старуха бросила на него пронзительный взгляд, но кивнула с невольным удовлетворением и брюзжать перестала.

Ален ни за что не поверил бы в это, но из домов вынесли все движимое — и еще кое-что из того, что Ален никогда не назвал бы движимым — имущество к наступлению сумерек. Два деревенских мула едва держались на ногах, но с них сдували пылинки, а вечером накормили до отвала. Деревня как будто вымерла — в ней оставались лишь самые дряхлые старики да совсем несмышленыши. Чтобы успеть перевезти все, повозки просто разгружали на ближайшем к пещере пятачке земли, и они тут же возвращались за новой поклажей. Все, кто мог, спускали свои пожитки со скал вниз, к пещерам; они были готовы работать хоть всю ночь напролет, если это понадобится.

Когда почти совсем стемнело, Стед оглядел безлюдную центральную улицу деревни.

Я пойду поищу какое-нибудь укромное местечко и попробую связаться с Гаванью, — сказал он Алену. — А ты пока займись чем-нибудь полезным.

Стед со своим Спутником скрылись во мраке. Когда на улице воцарилась кромешная темнота, Алену пришло в голову, что сейчас наиболее полезным будет зажечь фонари, чтобы возвращающиеся жители могли идти не вслепую, а на свет. Фонари были уже заготовлены — у двери каждого дома стояло по светильнику с толстыми фитилями и большими резервуарами с жиром, судя по запаху, рыбным. Он раздобыл лучину и ощупью пробрался в один из домов.

Ему никогда прежде не приходилось видеть ничего подобного; середину дома занимал большой очаг с коническим колпаком из металла и металлическим дымоходом, выведенным через крышу наружу. Все остальное представляло собой одну-единственную необъятных размеров комнату со шкафами вдоль всех четырех стен. Окон в ней не было, лишь узкие прорези, покрытые чем-то непонятным, но не стеклом, под самым карнизом.

Должно быть, темнота здесь не рассеивалась даже днем.

Он понимал, почему в этом доме не было окон и почему жители Эвендима старались как можно больше времени проводить на свежем воздухе. Когда здесь начинали свирепствовать вьюги, побережье превращалось в настоящий ад: метель бушевала над водой, лязгала ледяными клыками и царапала снежными когтями. В течение пяти зимних лун из этих домов и носа нельзя было высунуть наружу, и неосмотрительно было бы оставлять ветру, которому этот рыбачий народ дал прозвание «ледяной селезень», хоть малейшую щелочку, сквозь которую он мог прорваться под их кров.

Но зима минула много лун назад, а в настоящее время опасность исходила от люден, а не от природы. Ален разжег лучину от теплившегося в очаге огня и отправился зажигать фонари.

Когда с этим делом было покончено, он увидел двух дряхлых стариков, которые медленно стаскивали дрова к кострищу в центре деревни, и поспешил им на помощь.

Ален работал не покладая рук до глубокой ночи, как не работал еще ни разу в жизни — а он, хотя и был принцем, физического труда никогда не чурался. Он натаскал дров и воды, притащил громадный чугунный котел и все необходимое для огромной порции рыбного рагу, которым отныне предстояло питаться всем до тех пор, пока не минует опасность. Он отнес факел к рогатинам для вяленья рыбы, у которых сидела старая женщина, потом прикатил ей несколько пустых бочонков, принес мешки с солью и ароматными травами и помог ей перекладывать копченую рыбу слоями соли и трав. Новой рыбы не было, но он помог ей сложить костры на тот день, когда мужчины смогут выйти на ловлю. Потом, чувствуя боль в каждом мускуле, со стертыми в кровь ногами, он укладывал младенцев и маленьких детей спать, уговаривал их оставаться в своих постельках, затем помогал улечься их бабушкам и дедушкам, когда старые ноги отказывались их держать. Потом ему не осталось делать ничего иного, как ждать, и он наконец смог присесть, устроившись рядышком с Ведалией и приглядывая за рагу, чтобы не пригорело. Он снял с Ведалии упряжь и вьюки, но не представлял, куда поставить самого Спутника и где полагается ночевать двум Герольдам. Поэтому он просто свалил сбрую вместе с вьюками в кучу рядом с костром и привалился к ней. Котел был полон до краев, так что готовиться его содержимому предстояло еще очень долго, а особого присмотра оно не требовало — разве что помешивать время от времени, чтобы ничто не прилипло ко дну и не пригорело. Алену страшно хотелось принять ванну; он, казалось, насквозь пропитался дымом, а глаза у него щипало, как будто в них сыпанули песка.

Мало-помалу жители деревни начали подтягиваться обратно, такие усталые, что были не в состоянии думать ни о чем ином, кроме следующего шага. Алена, сидевшего у костра, похоже, никто даже не заметил; все разбрелись по домам, в то, что осталось от их постелей, а он остался сторожить завтрашний обед.

Хотя у него самого слипались глаза.

Поспи, — сказал Ведалия. — Я разбужу тебя, если нужно будет помешать в котле — или что-нибудь произойдет.

— Нет. Я на дежурстве, — возразил Ален.

Тогда просто закрой глаза, пусть отдохнут, — посоветовал Ведалия.

Совет показался ему разумным: глаза у него слезились от дыма. Он решил, что не будет большой беды, если он опустит веки всего на миг.

Снова он поднял их, когда в ухо ему оглушительно прокукарекал петух. Он вскинулся, и петух суматошно захлопал крыльями вместе с двумя курицами, которые бродили у него в ногах.

Уже светало, и какая-то девчонка помешивала в котле большой деревянной лопаткой. Кто-то прикрыл его плащом, и он свернулся под ним калачиком, положив голову на седло Ведалии как на подушку. Вьюков нигде не было видно, но Ведалия дремал рядом с ним.